— Отстаньте. Во-первых, я не знаю. Во-вторых, даже если бы знал, не сказал. Давайте рассказ.

— Подождите. Почему вы не пришли в "Сладкоежку"?

— А зачем вы привели девицу?

— Так получилось.

— Так получилось, — не слишком удачно передразнил меня Пермяков. — Я вам сказал прийти с рассказом, а не с девицей.

Разговор зашел в тупик. Пришлось отдать рассказ.

— Есть на флешке, есть на бумаге. Что вы возьмете?

— Очень хорошо, — сказал Пермяков, выхватил у меня из рук папку с рассказом, быстро проверил ее содержимое и без лишних слов спрятал в дипломат. — О дальнейших действиях я вам сообщу.

Он решительно развернулся и отправился к своей машине. Все, что он хотел сказать, он сказал, больше в этой точке пространства его ничто не задерживало. В момент передачи текста мне почему-то расхотелось сотрудничать с Пермяковым, я почувствовал некоторое неудобство, как будто допускаю серьезную ошибку, связавшись с ним. Никаких оснований для подобного заключения у меня не было. В конце концов, я сам должен быть заинтересован в том, чтобы рассказ опубликовали. Так принято думать. Правда, не понимаю почему. Кому я должен? Кто эти люди, которые лучше меня знают, что мне нужно? Однако, я добровольно приехал, чтобы передать рассказ Пермякову, и я его передал.

Кстати, я не мог не отметить перемену в поведении Пермякова. Едва рассказ оказался в его руках, он, по многолетней привычке, стал считать себя моим хозяином. Он немедленно уверился, что отныне моя судьба полностью в его власти (захочу — напечатаю, захочу — не напечатаю). Отсюда и внезапная резкость и заметное пренебрежение, проскользнувшее в его поведении. Таковы были сложившиеся правила игры. Или печатайся, или умирай. Впрочем, я в эти игры не играю. Не мной они придуманы, не мне им и подчиняться. Неужели Пермяков об этом не догадывается? Дурачок. Удивительно, но у издателей мозги работают совсем не так, как у писателей.

Кстати. Мне показалось, что было бы здорово оформить письма к Нине, в которых я комментировал фантастические книги, в виде самостоятельного текста. А что? Нину, вроде бы, мне удалось убедить относиться к фантастике с уважением. А если отыщется еще триста человек, которые прочитают избранные места из нашей переписки и признают, что фантастика вполне пристойное занятие, я буду искренне рад.

Дома я отыскал отправленные ранее письма и собрал их в один файл. Осталось только выбросить все личное, придать оставшемуся тексту формальный характер и — готово.

Забавно, но подборка получилась бы другой, если бы со мной не случилось то, что случилось. Если бы поголовье людей не сокращалось, литература не умирала, начальники не построили бы свои дома-штыри, Анна не ушла от меня, отец не играл в конспирацию, а Михалыч не попал в аварию. Но, как принято говорить, это была бы совсем другая история фантастики.

Утром я был разбужен настойчивыми звонками в дверь.

Тяжело вздохнув, я посмотрел на будильник. Было пять минут девятого. Рановато, если учесть, что вчера я провозился с рукописью до трех часов утра. Неужели Анна? Нет, у нее свой ключ. Дверной звонок продолжал надрываться. В его стенаниях появились трагические нотки. Надо было вставать. Глаза мои предательски закрылись. Я на ощупь подобрал со стула брюки, натянул их, побрел к двери, открыл ее. Только после этого мне в голову пришла мысль, что делать этого не следовало, поскольку меня вполне мог навестить ужасный Островский или очередной знакомый Михалыча. Но что сделано, то сделано, назад не воротишь. Сожалеть было поздно.

— Кто там? — спросил я, прекрасно понимая, что вопрос следовало задавать раньше, и усилием воли открыл глаза.

На пороге стояла Настасья.

— Что вы тут делаете? — спросил я, окончательно проснувшись.

— Я должна войти.

Пришлось пропустить ее в комнату.

— Теперь я могу получить ответ на свой вопрос?

— Совсем скоро к вам в гости придет опасный человек, мне бы не хотелось оставлять вас с ним наедине.

— Я не жду гостей.

— Он из тех людей, которые не нуждаются в приглашениях.

— Опасный, значит?

— Опасный, — подтвердила Настасья.

— Ничего не понимаю! — я начал злиться. — А кто вы такая? Надо полагать, что вчера в метро вы оказались в одном со мной вагоне не случайно. Но как вы узнали мой адрес? Вы следили за мной? Кто вас послал? На кого вы работаете?

— Вы выбрали не самый удачный момент для выяснения отношений. Обещаю, что обязательно отвечу, когда будет время. А сейчас нужно спешить — приведите себя в порядок. Кофе выпейте и попытайтесь сосредоточиться. Будьте готовы дать отпор, если понадобится. Но не думаю, что, увидев меня, он решится на крайние действия.

— Кто — он? — не удержался я от вопроса.

— Опасный человек, — повторилась Настасья.

Через пять минут я был умыт и одет.

— Я готов. Бриться нужно?

— Не знаю, — ответила Настасья. — Как хотите. Решайте сами, только быстрее, завтрак уже готов.

Я решил, что бриться сегодня необязательно. На кухонном столе стояли две тарелки с бутербродами — с сыром и с колбасой. Такого изобилия в моем доме давно не было. Надо полагать, что Настасья принесла их с собой.

— Кофе налейте себе сами, — Настасье нравилось изображать из себя хозяйку.

— Спасибо. Присоединяйтесь. Мне как-то не удобно пожирать все это великолепие в одиночку.

— Я не хочу есть.

— Кофе?

— Уговорили. Пожалуй, не помешает.

Мы молча позавтракали. Я подумал и решил, что время получать ответы, наконец, наступило. Но не успел задать даже первый вопрос, как в дверь настойчиво позвонили. Было восемь часов сорок минут. Настасья немедленно встала из-за стола, автоматически сделала несколько характерных движений, разогревая мышцы. Класс! Ей понадобилось всего несколько секунд, чтобы приготовиться к битве. Язык не поворачивался назвать предстоящее действо дракой — только битвой. Нельзя сказать, что участвовать в битве для меня почетнее, чем в рядовой драке. Не любитель.

— Открывать, что ли? — спросил я на всякий случай.

— Конечно.

— Я побледнел? У меня душа ушла в пятки, если честно сказать.

— Да. Побледнели. Но сейчас это неважно. Открывайте, все будет хорошо.

Я послушался.

На пороге стоял настоящий полицейский. Это оказался на удивление приятный и вежливый молодой человек. Он предъявил удостоверение и, с интересом рассматривая меня, негромко начал разговор:

— Здравствуйте.

— Здравствуйте.

— Разрешите представиться. Я ваш новый участковый, младший лейтенант Петров. Разрешите войти? Хотел бы задать вам вопрос.

— Один? — от волнения я стал дерзить.

— Вы интересуетесь, почему я пришел без понятЫх?

— Нет. Я спросил, действительно ли вы хотите задать только один вопрос?

Полицейский задумался.

— Пожалуй, да. Впрочем, это будет зависеть от полученного ответа.

— В ваших словах есть определенная логика, господин участковый. Проходите. Помогу, если смогу.

— Привет, — сказала Настасья, появляясь из кухни.

Я вздохнул с облегчением, вести беседу с глазу на глаз с полицейским даже таким вежливым мне не хотелось.

— Здравствуйте, — как ни в чем не бывало ответил участковый, если его и расстроило появление Настасьи, он не подал вида.

Я внимательно осмотрел его с ног до головы, стараясь запомнить, как можно лучше. Нельзя было исключать, что рано или поздно мне придется создавать его фоторобот. Это был молодой человек среднего роста, спортивного телосложения, волосы — темные, коротко постриженные, черты лица — мягкие, глаза — запоминающиеся, голубые, под правым глазом едва заметный шрамик. Парень мне понравился, если бы не предупреждение Настасьи, я бы ни за что не поверил, что от него может исходить опасность.

Участковый стоял посреди комнаты, робко озираясь по сторонам. Мне показалось, что он судорожно пытается отыскать в памяти сценарий поведения во вновь открывшихся обстоятельствах. Неужели появление Настасьи так сильно спутало ему карты? А если она ошибается? И полицейский настоящий? Было бы весьма глупо без веской причины заводить нового врага. В конце концов, писатель обязан уметь располагать к себе самых разных людей. Участковый не должен быть исключением. Пришлось улыбнуться. Открыто и располагающе — как на тренинге.