— Почему?

— Твой отец очень занятой человек.

— Понятно, целыми днями пропадает на своей работе. И постоянные командировки. Так?

— А мне-то откуда знать? Почему ты спрашиваешь у меня? — неожиданно выкрикнула Анна. — Спроси у того, кто знает про твоего отца больше. Он же у тебя секретный физик. А может быть, сверхсекретный гуманитарий. Ты же знаешь — меня частности не интересуют. Подобраться к нему очень трудно. В канцелярии говорят, что он занят. Как мне сказали, так я тебе и повторяю.

— У отца есть своя канцелярия? — пришла моя пора удивляться.

— Есть номер телефона. Я позвонила, мне ответили — канцелярия, мол, слушает. Они себя так называют, понимаешь?

— Ух ты! — вырвалось у меня. — А ты недавно говорила всего лишь о диспетчере?

— Ну да, диспетчер служит в канцелярии твоего отца. Что тут непонятного? Знаешь, Ив, кажется, мы с тобой попали в нехорошую историю. А еще мне кажется, что нам здорово повезло, поскольку не попавшие в историю будут из нее безжалостно исключены. Приятно было думать, что будущее наше безоблачно и прекрасно. Только время это прошло. Разве сейчас кто-нибудь может дать нам гарантию вечного благоденствия? Начальники? Нет, конечно. Сомневаюсь, что представления о всеобщем благе у начальников и людей совпадают. Они нас пока не замечают, но ради выгоды они могут... Мы даже не догадываемся, на что они способны ради своей выгоды. Ясно одно — нам мало не покажется. Будет здорово, если мы отделаемся мелкими неприятностями. Чтобы выжить, нам потребуется поддержка и защита. Мне кажется, что ты очень вовремя вспомнил об отце.

— Замысловато. Неужели дело обстоит так серьезно?

— Не знаю. Никто не знает, разве что, твой отец. Я могу только предполагать. Ты уж постарайся сделать так, чтобы он вспомнил, наконец, о твоем существовании. В канцелярии мне сказали, что он обязательно встретится с тобой, когда сочтет это полезным.

— Бред! — не выдержал я. — Отцы не могут быть столь меркантильными со своими детьми!

— Откуда тебе знать, ты же не отец и никогда им не был! — резко ответила Анна.

— Умоляю! Прекрати. Не начинай. Разве не ты третий год твердишь: «подождем, еще не время»?

— Дело не в этом.

— Ты хочешь сказать, что я должен заслужить встречу с собственным отцом?

— что-то в этом роде.

— Это будет экзамен? Письменный, устный?

— Пожалуй. Я как-то сразу не сообразила, но ты прав. Будем считать это экзаменом. Вопрос тебе действительно задали. Очень странный, надо сказать.

— Не тяни.

— Спросили, как ты относишься к начальникам? Не слабо, правда?

— Бред! Мне уже задавали сегодня этот вопрос.

— Кто? — никогда прежде я не видел Анну настолько испуганной.

— Это так важно?

— Еще бы! Можно подумать тебе каждый день задают безумные вопросы! Тобой интересуются! Кто, зачем?

Я пожал плечами. Честно говоря, испугать меня вопросами нельзя. Не потому, что такой смелый. Просто, когда мне задают вопрос, всегда пытаюсь честно ответить на него, напрочь забывая о самосохранении. Еще одна глупая особенность, доставшаяся мне в наследство от отца. Гены, будь они неладны.

— Отвечай. Кто, зачем? — переспросила Анна.

Мне пришлось рассказать о Нине, странной поклоннице моего литературного таланта, стараясь, чтобы история выглядела по возможности забавной. Особенно в части предполагаемого включения моих нетленных произведений в школьный курс. Наверное, я увлекся деталями, потому что Анна довольно сурово оборвала мои разглагольствования о неумолимо настигающей меня мировой славе:

— Ты первоисточники покажи!

А почему бы и не показать? Тревога Анны показалась мне необоснованной. Я следил за выражением ее лица, стараясь не пропустить момент, когда невыносимое ожидание беды, терзающее мою жену, сменится облегчением. И дождался.

— Это не то... Кстати, я знаю, кто такая эта твоя Нина?

— Нет.

И тут же покраснел, мне показалось, что я догадался, кто такая Нина. Достаточно было задать себе вопрос: много ли людей, знакомых со мной исключительно по Интернету, знает, что я не курю? Разве что девушка, которая вместе со своим другом, удачно обменяла свою зажигалку на мою книжку. Тесен мир.

— Хорошо, что это не то... Впрочем, ты еще не ответил на дважды заданный тебе вопрос. Как ты относишься к начальникам?

— Теперь ты меня об этом спрашиваешь?

— Ага. Пришла моя очередь.

— Легкомысленно, понятное дело. А как еще к ним можно относиться? Кстати, а ты о ком подумала?

— Я боялась, что это люди твоего отца.

Вечером я отказался смотреть кинофильм, который Анна скопировала у подруги. Она сказала, как он называется. Но я не запомнил. Ее доводы: знаменитый режиссер, в прокате заработаны бешеные бабки, потрясающие спецэффекты, любимая моему сердцу фантастика, да и Марии фильм понравился, оставили меня равнодушным. Движущиеся картинки и прежде меня не интересовали, а насчет фантастики... У них фантастика, у меня фантастика... Слово одно, а смысл мы вкладываем разный. Настолько разный, что и споры между нами невозможны. Проблемы вампиров, зомби, эльфов, гоблинов и демонов любых сортов оставляют меня равнодушным. Меня больше интересует будущее. Вот и весь разговор.

— Ты не против, если я посмотрю без тебя? — спросила Анна. — Очень хочется.

— Конечно, — ответил я. — Развлекись.

— Договорились.

— А я пойду поработаю. Расскажешь потом о фильме?

— Зачем тебе? Ты же не любишь кинематограф.

— Вдруг пропущу что-нибудь интересное.

— Ладно, расскажу, если будешь себя хорошо вести, — и она упорхнула.

Я устроился у компьютера, но сосредоточиться на тексте не сумел, потому что думал о другом. Не мог найти ответ на вопрос, кто такая Нина, и почему она задает мне вопросы, которые задавать в приличном обществе не принято. Замечательно, конечно, что у нас нет цензуры, но, признаюсь, я бы поостерегся расспрашивать первого встречного по электронной почте об отношении к начальникам. Странная девушка. Не исключено, впрочем, что она не считает меня первым встречным. А кем? Писателем, произведения которого будут со временем включены в школьную программу? Чушь.

Я немедленно отправил Нине письмо, в котором пря-мо спросил, действительно ли она та самая девушка с зажигалкой, которой я подарил свою книгу? Ответа на свой вопрос я не получил. Я уже стал привыкать к тому, что спрашивать Нину о чем бы то ни было бесполезно. Она спрашивала сама. Вот и на этот раз я получил целый вопросник. Но на этот раз я решил ей не отвечать.

Понять логику ее поведения было сложно. Мои рассуждения о Нине были чистейшей схоластикой, чем-то сродни попыткам средневековых мыслителей оценить с помощью логики, сколько чертенят могут расположиться на острие иголки. Впрочем, страсть Нины к теоретическим проблемам современной литературы оставляла надежду узнать о ней больше. Не могла же она интересоваться только моей скромной персоной. Наверняка собратья по перу знали о ней больше. Например, Абрикосов. А что, если бы я был девушкой-интеллектуалкой, пытающейся разобраться в психологических тонкостях работы действующих литераторов, обязательно бы обратился к нему. Во всяком случае, он лучше, чем я, разбирается в том, как работают мозги современных писателей. По долгу службы. Я решительно набрал номер Абрикосова. Он меня сразу узнал. Неужели ждал моего звонка?

— Не быть мне богатым, — посетовал я.

— А вот и ерунда, — возразил Абрикосов. — Мы предполагаем, а наши издатели располагают. Дальнейшее нам не дано предугадать.

— Спасибо, подбодрили.

— Хотите продолжить разговор о гибели литературы?

— Почему вы так решили? — удивился я.

— Я за вами давно наблюдаю, Хримов. На мой взгляд, вы излишне самолюбивы. Мне стоило большого труда вовлечь вас в разговор. Теперь вы не успокоитесь, пока не выскажетесь до конца. Сознайтесь, что вам хочется исчерпать тему. Валяйте.

Мне не хотелось его расстраивать.