Гибель Семена Видова потрясла Романова. На фронте каждую секунду убивают, война есть война, бескровные войны бывают только у фантастов-писателей да безмозглых политиков, но смерть комбата так ранила его, что он растерялся.

Клавдии больше не встретил, по скупому сообщению старшины Сидякина фельдшерица, похоронив мужа, уехала к матери.

На третий день после бомбежки, когда рота заняла отведенный ей участок, Романова неожиданно вызвали в Особый отдел. Сам по себе вызов в Смерш — явление обыденное, ничем не грозящее командиру роты, но то, что он там узнал, поразило его больше, нежели гибель комбата.

— Тогда, на дороге вы были рядом с капитаном Видовым?

— Сначала — не рядом. Комбат проскакал мимо меня к боевому охранению.

А вот после команды «воздух», действительно, рядом. Убитый капитан даже навалился на меня.

Особисту не пришлось вытаскивать каждое слово клещами — старший лейтенант максимально подробно описал неожиданый налет «мессеров», вспомнил даже о горящем грузовике, раненной лошади и Клавдии, перевязывающей ногу сержанту.

— Кто еще лежал тогда рядом с вами? Скажем, в радиусе пятидесяти метров?

Странный, мягко говоря, вопрос! Разве во время бомбежки было время подумать о людях, спасающихся неподалеку? Дай Бог, о себе позаботиться!

— А какая разница? Ну, рыжий пулеметчик, фельдшерица, раненный красноармеец, старшина Сидякин, — все же перечислил он тех, кого тогда видел.

— Удивляешься? — усмехнулся майор. — Есть чему… Дело в том, что

Видов убит не осколком и не крупнокалиберной пулей авиационного пулемета.

Врачи извлекли из тела нашу, автоматную…

Ротный вытаращил глаза. Надо же, сбылись его опасения по поводу излишней грубости комбата. Неужели прошил его очередью обиженный рыжий усач?

— Отпадает, — выслушав подозрения свидетеля, отмел их особист. — Красноармеец Федоров тоже убит.

Ничего себе аргумент? Вдруг усач выстрелил в своего командира до того, как его достала пуля или осколок авиационного снаряда. Впрочем, смершевцу видней. Романов не стал настаивать на своей версии. Спорить с особистами не только бесполезно, но еще и опасно…

Роман осторожно сложил прочитанные письма, перетянул их аптекарской резинкой. Думать, сопоставлять — не было времени, вот-вот заявится компаньон. Будить собутыльника.

Дашка с любопытством следила за хозяином квартиры. Книгу закрыла, положила на тумбочку.

— Что пишут, дядя Рома? Ты с таким интересом читал письма… Наверно, от женщины?

— Письма из прошлого, — неохотно ответил Романов, поднимаясь из-за стола. — Действительно, интересные, — добавил он, укладывая перевязанную пачку в баул и выкладывая на стол вторую. — Я сейчас поеду на работу. Если есть желание можешь остаться — почитай, отдохни. Но советую не обижать отца и мать. Какие бы они не были — родители.

— Хорошо, дядя Рома, — легко согласилась соседка. — Попробую. Если снова начнут драться — убегу на улицу…

Раскочегаривая своего старенького «коня», автоматически высматривая зрачки светофоров, меняя полосы движения, короче говоря, выполняя святые заветы опытного водителя, частный детектив ворошил в сознании прочитанное. Вполне возможно, события давних лет аукнулись сейчас. Вот и придется расследовать любовные шалости внучки погибшего комбата. А как же не хочется пятнать его имя.

Два раза задумавшийся водитель «жигуля» едва не таранил другие легковушки. Пришлось заплатить штраф за проезд перекрестка на запрещающий знак светофора. Но добрался он до родной фирмы без особых приключений.

— Ну, что, потомок императора, живой? — встретил его в офисе компаньон. — Здорово вчера мы вмазали, честно говоря, думал, что ты сегодня вообще не появишься. Примешь опохмелку и завалишься досыпать. А ты — молоток, гений!

Потомком императора Романова назвали еще в уголовном розыске. Он не обижался, мало того, фантазировал, что действительно происходит от сына Николая Второго, расстрелянного в годы Гражданской войны вместе со всей императорской семьей. Якобы, спас мальчонку один из красногвардейцев, пристроил к бездетным знакомым, которые его усыновили, дали свою фамилию. Позже пацаненок возвратил себе родовое имя.

А что, разве так не могло быть в те сумасшедшие годы?

— Живой, — скучно отреагировал Роман, вытирая носовым платком пыль с письменного стола. — Манька, черти бы тебя драли, трудно порядок в офисе навести, что ли! — закричал он, будто секретарша находилась не в соседней комнате, а в другом созвездии. — Пухнешь от безделья, лентяйка, смотри — выгоню.

— А я, между прочим, в уборщицы не нанималась, — не вставая со стула, так же громко возразила дерзкая девчонка. — Мои обязанности — секретарские: посетители, почта, работа на компьютере, договора, картотека — разве мало?

— Картотека? Лучше бы назвала ее древнеегипетскими письменами. Значит, так — каждое утро сметать пыль, протирать мебель, поливать цветы. Понятно?

Голос босса сделался жестким, похожим на крупнозернистую наждачную бумагу, и Манька решила не накалять страсти. Вдруг возьмет да выгонит — куда деваться девчонке без специальности и образования? Дворничихой и то не возьмут.

— Спрашиваю: понятно? — повысил голос Романов.

— Все ясно, Роман Борисович.

— То-то…

Глава фирмы прочно уселся за свой стол, распаковал кейс, разложил договор, фотокарточки и другие бумаги, полученные от Ванваныча. Отдельно, на престижное место возле настольного календаря бережно пристроил фронтовую фотокарточку.

— Новое дело? — равнодушно поинтересоваолся Дружинин. — Кого пасти? Сколько платят?

Последний вопрос лишен равнодушия ибо он — самая настоящая болевая точка фирмы частного детектива. После того, как под непосильной тяжестью кризисных реформ рухнул, казалось бы, вполне надежный банк, компаньоны оказались на краю черной пропасти. Хорошо еще, что в свое время догадались открыть счет еще в одном банке, который непонятно почему выжил.

— Платят солидно, сам погляди, — Романов щелчком отправил к другу заполненный и подписанный бланк договора.

Петька поглядел и присвистнул — вот это сумма!

— Работенка тоже привычная — отследить сексуально озабоченную бабенку. А вот все остальное лично мне не нравится…

— Погоди, потомок, говорить на больную голову — недолго все перепутать. Сначала давай полечимся?

— На работе?

— Не на работе, а перед работой. К тому же, нам с тобой не перед кем отчитываться. Разве перед Манькой? Простит… Манька, простишь?

Вместо согласия либо отказа улыбающаяся секретарша внесла поднос с бутылкой бренди и двумя рюмками. В виде закуски — тонко нарезанный и посыпанный сахарным песком лимон.

— Угощайтесь, мальчики, лечитесь.

По законам джентльменского жанра мужчины обязаны пригласить даму разделить их застолье. Но, во первых, Манька меньше всего похожа на великосветскую особу, во вторых подчиненных нужно держать в вечном страхе. Поэтому Романов ограничился вежливой благодарностью, а его компаньон — игривым похлопыванием по выпирающему бедру.

— Приятного аппетита, — разочаровано поклонилась секретарша и медленно, с оглядкой — не передумают ли, покинула кабинет шефа. Из комнаты, гордо именуемой приемной фирмы, донесся раздраженный перестук пищущей машинки.

— Вздрогнем? — разливая по рюмкам спиртное, предложил Дружинин.

— Полечимся, — охотно согласился Романов, отодвигая подальше от выставленной бутылки дедову реликвию. — Только по одной, не больше — нужно спланировать, прикинуть.

— А когда мы в офисе принимали больше? — хитро ухмыльнулся компаньон.

— Это ведь не алкоголизм — обычное лечение больной головы.

Выпили, заели ломтиками лимона. Для большей надежности «лечения» вслед за первой отправили по второй рюмке. Головная боль отступила, будущее виделось не таким уж вонючим и безрадостным. Петька снова потянулся за бутылкой — терпеть не мог видеть их ополовиненными, но Роман отвел его руку и отправил бренди в ящик стола. До следуюшего «лечения».