Оказалось, что у этого маклера есть единственный ход к мистеру Зигфелду – они пользуются услугами одного и того же поверенного. Так что он пригласил Дороти и поверенного на ужин в «Эрроу Хед». Этот поверенный посмотрел за ужином на Дороти и сказал ей, что только что порекомендовал мистеру Зигфелду одного бутлегера, а в голове у того оказались одни опилки, поэтому рекомендательное письмо от поверенного может сослужить девушке плохую службу. Так что ничего из этого не вышло.
У Дороти в конце концов кончились деньги. Но Дороти и в нищете предпочитала жить, забыв о счетах, поэтому все продолжалось по-прежнему и она большую часть времени проводила в вестибюле отеля «Алгонкин», и они с лифтером стали закадычными друзьями. И каждый, кто входил в лифт или выходил из него, обязательно останавливался и спрашивал: «Ну, мисс Шоу, так когда же вы пойдете работать к мистеру Зигфелду?» В конце концов Дороти это надоело, и однажды утром она отправилась в контору мистера Зигфелда в театре «Новый Амстердам», где познакомилась с рассыльным и спросила, не мог бы он представить ее мистеру Зигфелду. Рассыльный попросил Дороти подождать, а сам отправился в кабинет мистера Зигфелда. Потом Дороти заметила, как дверь кабинета приоткрылась и снова закрылась. Тут рассыльный вышел и сказал, что Дороти может войти. Так она познакомилась с мистером Зигфелдом.
Да, то, что случилось с Дороти, можно назвать почти чудом. Мистер Зигфелд велел ей встать поближе к свету, а сам смотрел и смотрел, и все курил сигару, и наконец написал распоряжение мистеру Жану Баку дать Дороти ангажемент, а самой Дороти велел приходить на репетицию в понедельник.
Нет, все-таки это было не чудо, а дело все в гениальности мистера Зигфелда. Потому что мистер Зигфелд умеет рассмотреть в девушке за дурными чертами хорошие. Дороти говорит, почти все девушки из «Шалуний» поначалу были отвергнуты практически всеми биржевыми маклерами Нью-Йорка, но потом мистер Зигфелд делал из них звезд. Ведь маклер обязательно выберет какую-нибудь благовоспитанную и очень образованную девицу, а потом еще удивляется, что с ней что-то не так. А все потому, что маклеры вообще не разбираются в психологии и почти ни один из них не понимает, что настоящий предел его мечтаний – какая-нибудь провинциальная девчонка, точно такая же, в какую он, маклер, был влюблен в шестнадцать лет. А мистер Зигфелд про психологию знает все, поэтому именно этот тип девушек и выбирает. Дороти говорит, для того, чтобы сделать из девушки звезду, мистеру Зигфелду достаточно научить ее вычесывать сено из волос и больше никогда не крахмалить нижнее белье.
А что до платьев, то мистер Зигфелд предпочитает, чтобы девушки заказывали их в Париже, штат Кентукки, а не в том Париже, что во Франции. Потому что кому, как не мистеру Зигфелду, знать, что маклерам гораздо милее штапель в горошек, а не крепдешин. Поэтому девушки из «Шалуний» вне сцены больше всего похожи на учениц воскресной школы, отправившихся на пикник.
С рекомендательными письмами к мистеру Зигфелду ходить бесполезно, потому что он их каждый год получает по двадцать тысяч. Дороти говорит, в них всех написано одно и то же:
«Уважаемый мистер Зигфелд! Позвольте мне представить вам мисс… которой я бы хотел помочь лишь потому, что это юное создание искренне мечтает раскрыть свой талант». Дороти говорит, когда мистер Зигфелд получает такое письмо, обычно оказывается, что юное создание разъезжает в «Роллс-Ройсе» и что мистер Бьюдел или мистер Таппе уже пытались сделать из нее звезду, поэтому собственную индивидуальность создание утратило. Дороти говорит, что лучшие актрисы пришли к мистеру Зигфелду прямо с улицы, как и она сама.
Когда Дороти получила ангажемент, она вернулась в отель «Алгонкин» и в вестибюле встретила мистера Худа, того самого, который нашел знаменитую русскую княгиню. Он подошел к Дороти и, как всегда, спросил: «Ну, мисс Шоу, так когда же вы начинаете репетировать у мистера Зигфелда?» А когда Дороти сказала, что в понедельник, он ушам своим не поверил. Поэтому Дороти показала ему записку от мистера Зигфелда мистеру Баку. Ну, тут он чуть не свалился замертво. Новость распространилась по всему отелю, и все чуть не свалились замертво. А когда про это услыхала русская княгиня, она действительно чуть не свалилась замертво. Потому что она восемь недель ходила к мистеру Зигфилду в контору и принесла ему десять рекомендательных писем, но дальше рассыльного ее так и не пустили.
Уже потом Дороти узнала, что если к мистеру Зигфелду посылают девушку от какого-нибудь интеллектуала, он всегда сначала рассматривает ее через щелочку в двери. А если она к тому же оказывается женщиной-вамп, то личной встречи он старается избежать. Потому что кто-кто, а уж мистер Зигфелд знает, что из девушек такого типа никогда ничего путного не выходит. В «Шалуньях» нет ни одной женщины-вамп. Даже знаменитая Долорес, высокая красавица-брюнетка, была вовсе не вамп, а «мадонна».
Вот и получилось, что русской княгине не помогли ни ее мозги, ни темперамент. Потому что таким типом женщин интересуются в основном литераторы, а они с маклерами полные противоположности. Никакой маклер не будет чувствовать себя уверенно с девушкой, которая рассуждает на такие скользкие темы, как «любовь». И вообще, девушек, которые разговаривают о «любви», мужчины обычно избегают.
То, как все получилось, лишний раз подтверждает одно: мистер Зигфелд всегда прав. Потому что Дороти, даже несмотря на все свои недостатки, в конце концов стала одной из самых знаменитых девушек Нью-Йорка, а русская княгиня играет в массовке, когда ставят пьесы о тяжкой жизни венгерских или румынских крестьян.
Когда маклер, приятель Чарли Брина, узнал, что Дороти репетирует в «Шалуньях», он чуть дара речи не лишился. Но когда пришел в себя, то понял, что да, Дороти действительно довольно симпатичная. А Дороти становилась все симпатичнее и симпатичнее, потому что у нее всегда хватало ума понять, где что не так. Она перестала носить бижутерию, отдала красное атласное платье горничной, купила себе на Шестой авеню розовое льняное платье в клеточку и стала выглядеть, как все девушки из «Шалуний».
Тогда-то приятель Чарли Брина, маклер, начал слать телеграммы Чарли в Калифорнию, где хвастался, что устроил Дороти в «Шалуньи». Чарли очень разозлился и послал ему довольно ехидную телеграмму в ответ:
«Ты меня удивляешь. Чья здесь заслуга? Кто ее нашел? Чарли Брин».
Чарли начал каждый день слать Дороти телеграммы, в которых поздравлял себя с тем, что он ее нашел. Выяснилось, что в Калифорнии он сидит из-за поло, и в конце концов он выиграл какой-то международный турнир, но Дороти телеграфировал, что больше всего он будет горд в тот день, когда устроит в Нью-Йорке вечеринку в честь того, что это он нашел девушку, которую взяли в «Шалуньи».
Пока Чарли всей душой рвался в Нью-Йорк, Дороти репетировала в «Шалуньях». Начала она с поисков подружки. Но вместо того чтобы знакомиться поближе с девушками, ведущими светскую жизнь, например с Пегги Хопкинс, Дороти, как всегда, пошла своим путем.
В «Шалуньях» всегда имеется не менее восемнадцати девушек из так называемого «английского балета», которым достается самая трудная работа. Они никогда никуда не ходят, потому что им приходится все время репетировать, как солдатам перед парадом. И все они как на сцене, так и вне ее на одно лицо. Так вот, когда Дороти решила найти себе подружку, именно это она и выбрала.
Собственно говоря, Дороти одну девушку так и не выбрала. По-моему, не очень-то прилично расхаживать по Нью-Йорку с целым кордебалетом, тем более что она могла бы разъезжать в «Роллс-Ройсе» в компании какой-нибудь девушки с будущим. Но Дороти говорит, что ни одна из танцовщиц кордебалета не выходит из дому без остальных семнадцати. Дороти призналась, что выбрала их потому, что никогда раньше не слышала, как английские девушки говорят на кокни. Она могла часами слушать болтовню «английского балета» и никогда не переставала ею восхищаться.
Ну так вот, в один прекрасный день в Нью-Йорк приехал Чарли Брин. Он повел Дороти на ланч и сказал, что должен немедленно ехать в свое загородное поместье, потому что у его отца тяжелейшее воспаление легких. Он извинился перед Дороти и сказал, что к десяти вечера вернется, чтобы отвести ее на вечеринку, которую он в ее же честь устраивает.