Я беру бумагу в руки. Она по-прежнему тёплая после рук моей мамы, и я смакую образ непреклонной Бекки в её последнем мятежном деянии против чёртовой болезни, которая забрала её.

— Можешь оставить меня одну? — прошу свою мать.

Она кивает и поднимается с постели, даруя мне уединение для этого, безусловно, эмоционального момента.

Я разворачиваю бумагу и смеюсь над рисунком, который выпрыгивает на меня с нижней части страницы. Это неудачно нарисованный пенис с большими яйцами и волнистыми волосами, торчащими из них. Я улыбаюсь впервые за два дня. Слёзы выступают на глазах, и моя любовь к ней увеличивается, если это вообще возможно. Я не прочла ещё ни слова из её письма, а моё настроение уже улучшилось. Она знала, что мне это потребуется. Она слишком хорошо меня знала.

«Софи,

Спасибо тебе за то, что взяла меня в Рим. Святое дерьмо, те итальянские парни были очень горячими. Спасибо тебе за то, что была моим лучшим другом, спасибо тебе за каждую жертву, которую ты принесла ради меня, большую и маленькую. Спасибо тебе за то, что всегда отдаёшь мне свои розовые Взрывающиеся Звёзды...»

Я моргаю на этих словах, вспоминая бесчисленные пакеты Взрывающихся Звёзд, которые я скупила в автоматах больниц за эти годы. Розовые были любимицами Бекки, и, хотя и моими тоже, я неизменно их лишалась. Каждый раз. Без возражений. Без колебаний.

«...Я бесконечно люблю тебя. Не смей даже на секунду допускать мысль, что эта любовь исчезла. Не смей меня оплакивать. Скучай по мне. Каждый день, как я буду скучать по тебе. А потом продолжи жить. Сделай это для меня. Потому что сама я не могу. Я буду рядом каждой звёздной ночью, в шёпоте ветерка на твоей коже, когда ты бегаешь, в пакете Взрывающихся Звёзд, улыбаясь тебе, пока ты съедаешь розовую...»

Одинокая слезинка выскальзывает из уголка моего глаза, и я стираю её, прежде чем продолжить.

«Что бы ни случилось, прошу тебя, знай, что я с тобой. ВСЕГДА. Иди, люби этого своего горячего парня, ты, счастливица. Однажды вы двое заделаете, чёрт возьми, прекрасных детишек. И это делает меня такой счастливой».

Внизу — рисунок пениса и её имя вместе с сердцем. Вот и всё. Всё письмо. Я читаю его ещё дважды, а потом складываю вдоль одной складки и несу через всю комнату, убирая его в свою сумочку на безопасное хранение.

Моя мама стучится и снова входит. Выражение её лица искреннее и выжидательное.

— Ну? Что там сказано?

Мне требуется время, чтобы подумать, как ответить.

— Всё.

Она кивает.

— Хорошо.

Преодолев комнату, чтобы снова сесть рядом со мной, мама тянется за моей рукой.

— Что планируешь делать завтра после похорон?

После похорон в нашем доме намечен обед, однако я понимаю, что она говорит не об этом. Думаю, все мы задаёмся одним и тем же вопросом: как нам жить дальше в мире, в котором больше нет моей живой великолепной сестры?

— Я решила оставаться здесь так долго, сколько вы будете нуждаться во мне. Колтону, наверное, придётся вернуться к работе, но...

Она качает головой, останавливая меня.

— У нас с твоим отцом всё будет в порядке. Мы долгое время знали, что подобное возможно.

Неужели я одна была так слепа, что не видела происходящего, не осознавала риска? Бекка продолжала чахнуть, пока остальные кормили меня баснями, тогда как экспериментальное лечение, которое я чудом оплатила, ничего не принесло. Это слово резонирует гораздо глубже, чем хотелось бы. Ничего. Всё это было впустую. Аукцион, продажа самой себя, встреча с Колтоном...

Нет. Как только мне в голову приходит последняя часть, я понимаю, что это неправда. Сейчас я бы пропала без него.

Моя мама продолжает:

— У нас с отцом есть мы. Тебе не нужно здесь оставаться, Соф. Тебе следует отправиться домой с Колтоном. Бекка была так рада тому, что ты нашла его.

Я глубоко вздыхаю и киваю.

***

Когда мы покидаем Северную Калифорнию, зная, что моя сестра похоронена на местном кладбище, отлёт кажется таким неправильным. Часть моего сердца была погребена в промёрзлой жёсткой земле. Она не принадлежит тому месту. Но потом я вспоминаю её письмо. Она не там. Она в каждом лучике солнца, что светит слишком ярко, в шёпоте ветра на моей коже, пока мы восходим на борт. Я точно знаю, что она всё ещё со мной. Я вижу её в собственном отражении в окне самолета, в шальных мыслях, слишком дерзких чтобы быть только моими. Ощущаю её в тисках своего сердца и снова чувствую себя цельной. Колтон притягивает меня ближе и говорит, что любит, а я думаю, что, возможно — только возможно — у меня появятся для этого силы.

Глава 14.

Колтон

Вопреки своим лучшим побуждениям, я возвращаюсь к работе. Софи заверила меня, что это важно — нам обоим нужно возобновить наш обыденный график. Но одна неделя превращается в две, и Софи всё больше продолжает превращаться в женщину, которую я больше не узнаю, поэтому понимаю, что необходимо вызывать подкрепление.

Была парочка дней, которые подарили мне надежду, что ей стало лучше. Она отправилась на пробежку, остановилась как-то у Кайли, чтобы повидаться с ребёнком, и переговорила с психоаналитиком, которого я отправил на дом. Но сегодня, когда я возвращаюсь домой, моё сердце разлетается вдребезги от того, что я там обнаруживаю.

Софи сидит на балконе, соединённом с моим кабинетом. Ветер неистово треплет её волосы у лица, а её плоть покрывают мурашки. Надвигается буря, но она, кажется, не обращает внимания на этот факт.

Её кожа бледная, а выражение лица пустое. Она — всего лишь оболочка девушки, в которую я влюбился. Гигантские голубые глаза тупо глазеют на океан, и она огромными глотками пьёт прямо из бутылки. Ей больше не приходится жмуриться от вкуса, что подсказывает мне, что это, пожалуй, превратилось в привычное явление. Чёрт.

— Малышка? — зову я, осторожно приближаясь к ней.

Она поворачивает голову в мою сторону и несколько раз моргает.

— Я теряю её, Колтон.

Я встаю коленями на настил рядом с ней и беру её лицо в свои руки.

— Теряешь что, милая?

— Все. Звук её голоса. Как она пахла. Каково это было, когда мы были вместе...

Я сижу на месте, молчу, обхватив её щеки, и гляжу на то, как её глаза наполняются слезами. Чёрт возьми, Колтон, думай.

Сейчас она полностью разбита, и я страшусь того, что единственный, кто знает, как собрать её воедино снова, — Бекка, сестра, с которой она делила одну утробу девять месяцев, лучшая подруга, которую она любила без вопросов. Я боюсь, что меня недостаточно, что моей любви никогда не хватит.

— Мне нужно пописать, — говорит она спустя несколько секунд, после чего, пошатываясь, встаёт на ноги.

Я веду её в ванную комнату, помогая ей удержаться на ногах.

— Как много ты выпила? — это дерьмо было сильным. Достаточно сильным, чтобы дать мне пинка под зад после одного небольшого стаканчика.

— Недостаточно, — отвечает она, её ноги заплетаются под ней. Я обвиваю Софи рукой за талию, удерживая её лицо от удара об пол. Чёрт побери.

Когда мы доходим до ванной, я завожу её в комнату, стягиваю с неё шорты и трусики вниз до лодыжек, а потом усаживаю на унитаз.

— Я буду прямо за дверью.

Она кивает, и я закрываю за собой дверь.

Я слышу, как она писает и что-то бормочет себе под нос. Что-то о розовых Взрывающихся Звёздах. Что ещё за чертовщина?

Стоя в коридоре, я вытаскиваю из кармана телефон и набираю Пэйса.

— Мне нужна твоя помощь.

— Софи? — спрашивает он.

— Да. Она пьяна в стельку. Выпила целую кучу столетней выпивки. Мне не по себе, и я не знаю, что делать.