— Чего рассказывать-то? Про комаров и мошек?

— У тебя эта газета сохранилась?

— Если хочешь, спрошу у сестры.

— После уроков покажешь, — сказал Ваня. — Если бы у меня была сестра и ездила в экспедиции, да я… в рюкзак бы к ней забрался и тоже поехал!

Андрей не успел ничего сказать, потому что зазвонил звонок, и они нехотя отправились в класс.

Как и следовало ожидать, их вызвали самыми первыми. Ваня, запинаясь и спотыкаясь, прочел наизусть стихотворение Пушкина «Анчар» и получил тройку, хотя был уверен, что честно заработал четверку. Андрей прочел с выражением отрывок из «Евгения Онегина» и обстоятельно разобрал его. Лучше бы и его соседка — отличница Надя Краснопевцева — не ответила, но Нина Васильевна поставила лишь четверку.

У Нины Васильевны гладкие русые волосы, уложенные на затылке тугим узлом. В узле — черные шпильки. Иногда они ни с того ни с сего начинают выскакивать, и тогда учительница снова их вставляет. Нине Васильевне тридцать лет, и она очень симпатичная. Лицо у нее доброе, круглое, с большими серыми глазами. Когда учительница сердится, глаза темнеют, а светлые брови сдвигаются вместе. Впрочем, сердитой Нина Васильевна редко бывает. Даже Пирамида не в силах вывести ее из себя. С ребятами она умеет ладить, а девчонки от нее без ума. Даже в театр и кино вместе с ней ходят.

К доске вышел Костя Белый. Звонким жизнерадостным голосом с привыванием бойко начал:

Погиб поэт, — невольник чести -

Пал, оклеветанный молвой,

С свинцом в груди и жаждой мести, Поникнув гордой головой!..

Нина Васильевна, склонив набок русоволосую голову, с удовольствием слушала его. Костя участвовал в школьной художественной самодеятельности и читать стихи умел.

Вырвав из тетрадки по алгебре чистую страницу, Ваня стал быстро писать записку Пирожкову.

Мила Спицына, скосив свои светло-коричневые глаза, взглянула на лист, который Ваня прикрывал ладонью, и шепотом предупредила:

— Тоже Светке записку пишешь? На меня не рассчитывай — не передам.

«Дурища!» — хотел сказать Ваня, но решил пока не осложнять отношений. И даже приоткрыл немного лист, чтобы Мила увидела первое слово: «Андрюха!». Мила увидела и сразу успокоилась. В Свету Козловскую были влюблены сразу трое: Леня Бойцов, Андрей Пирожков и Пирамида. И все они писали ей записки, а Миле приходилось передавать, так как ближайшая почтовая трасса проходила как раз через ее парту.

Про Свету Козловскую нельзя было сказать что она красавица: худенькая, стройная, с птичьим лицом, на котором выделялись синие глаза с загнутыми ресницами. Она увлекалась фигурным катанием и уже завоевала на юношеских соревнованиях второй разряд. Света была доброй, застенчивой девочкой и никогда не хвасталась своими спортивными успехами. Даже никому не сказала, что ее вместе с другими юными фигуристками будут показывать по телевизору. И лишь те, кто случайно смотрел в тот вечер телевизор, увидели Свету на катке.

Сделав из записки пакетик, точь-в-точь такой же, в каких продают в аптеке порошки, Ваня хотел было его щелчком послать прямо по адресу, но Мила взяла записку и незаметно передала Толику Григорьеву, тот — Лене Бойцову, затем записка попала к Светлане Козловской. Девочка рассеянно взяла ее в руки и уже хотела было развернуть, решив, что это ей, но тут Ваня на весь класс чихнул и, когда Светлана удивленно подняла на него свои красивые глаза, показал пальцем на Пирожкова. Козловская улыбнулась и передала записку Наде Краснопевцевой, которая сидела напротив.

— Простудился, Мельников? — поставив Косте Белому пятерку, сочувственно спросила Нина Васильевна. — Сутки просидеть в бочке… Правда, истории уже известен подобный случай: древний греческий философ Диоген до глубокой старости прожил в деревянной бочке. Вы случайно не последователи Диогена?

— Он был сумасшедший? — спросил Пирамида.

— Диоген презирал знать, утопающую в роскоши и живущую в огромных каменных дворцах… Его дом — бочка — это был своего рода протест.

— Мне нравится Диоген, — заявил Ваня.

— И мне, — сказал Андрей.

— У нас в классе объявились сразу два Диогена! — хихикнул Пирамида. — Диоген Первый и Диоген Второй. Бочкожители…

— А ты — гвоздь в каждой бочке, — под общий смех осадил его Ваня.

Пирамида напряг лоб, соображая, как бы получше ответить, но Мельников отвернулся. Он наблюдал за партой Андрея.

Как только драгоценная записка оказалась в руках Краснопевцевой, она преспокойненько положила ее перед собой, а когда Мельников ловко подковырнул Пирамиду, развернула ее и принялась читать.

Не встанешь ведь на уроке и не отберешь у этой жерди записку! А Пирожков, ни о чем не догадываясь, сидел себе рядом с Надькой и даже не смотрел в сторону Мельникова.

Нина Васильевна, вспомнив про урок, сказала:

— Оставим Диогена вместе с его бочкой в покое… Тема нашего сегодняшнего урока…

Ваня не слушал. Он ерзал на месте, покашливал, стараясь привлечь внимание Пирожкова, но тот истуканом сидел и преданно смотрел на учительницу. Была бы под рукой стеклянная трубка, Ваня залепил бы ему в щеку жеваной бумагой.

Надя прочитала записку, и ни один мускул на ее лице не дрогнул. Положив записку на парту, она ребром ладони небрежно пододвинула ее к Пирожкову.

Настроение у Вани испортилось — в его расчеты не входило, что эту записку прочтет Краснопевцева. Он даже не заметил, что его соседка по парте Мила Спицына внимательно наблюдает за ним. И в глазах ее самый живой интерес.

— Не страшно вам было на корабле ночью в бочках? — шепотом спросила она. — Огромный трюм, темно… А если бы на вас напали злые корабельные крысы! Они, говорят, бывают с кошку. Бр-р! Я бы сразу со страха умерла…

Ваня хмуро взглянул на нее и пробурчал:

— Какие еще крысы?

— Я бы ни за что в жизни не согласилась добровольно забраться в бочку и просидеть там всю ночь…

— Мы спали, — сказал Ваня. — И видели прекрасные сны…

— Ты меня разыгрываешь?

— Мне приснилось, что я Надьке Краснопевцевой по башке хрестоматией трахнул!

Мила фыркнула и прижала ладонь к губам, чтобы не рассмеяться.

Нина Васильевна сурово взглянула на нее и сказала:

— Я думала, Спицына, ты будешь положительно влиять на Мельникова, а получается наоборот?

— Извините, Нина Васильевна, — покраснев, сказала Мила.

— Зря пересадили, — проворчал Ваня. — Я ведь не поддаюсь чужому влиянию…

— Это он таким закаленным стал после того, как в бочке просолился… — ввернул Пирамида.

После звонка Мила сказала своему соседу:

— Пожалуй, мы не будем вас обсуждать на сборе дружины.

— За что же такая милость? — удивился Ваня. Обычно Мила очень охотно проводила всякие обсуждения.

— Вы ведь и так сутки просидели в бочке, а это, наверное, еще хуже, чем в карцере?

— В карцере не сидел, — сказал Ваня.

— Я в книжке читала… Это фашисты придумали такой узкий каменный мешок, где узнику ни выпрямиться, ни лечь.

— Нам очень хорошо было в бочках, — сказал Ваня. — Мы чувствовали себя там космонавтами…

— И потом, вас Нина Васильевна очень сурово наказала: посадила за парты к самым ужасным девчонкам в классе!

— Вот это действительно кошмар, — улыбнулся Ваня, а про себя подумал, что эта Мила Спицына, оказывается, девчонка ничего… С ней можно разговаривать… даже на уроках!

— Почему ты разрешаешь своей Надьке читать чужие записки? Разворачивает и преспокойно читает, будто так и надо! — напустился Ваня на приятеля. — Я бы Милке за это…

— С Надькой лучше не связываться, — сказал Андрей. — Ты что, не знаешь ее? «Андрей Пирожков, ты ведешь себя возмутительно… — передразнил он отличницу. — Я вынуждена поставить об этом в известность нашего классного руководителя… Пирожков, какое право ты имеешь так грубо разговаривать с девочкой? Сейчас же извинись, иначе я приму меры!..» А меры ее известные: пойдет в учительскую и наябедничает. Как же, первая ученица! Ей с полуслова верят.