Но сосредоточиться на этой теме я не мог — весь день не давали покоя какие-то мелкие текущие дела, шли посетители, градом сыпались телефонные звонки. А часов с пяти вечера все говорили только про атаку на башни всемирного торгового центра и смотрели CNN.
Повзло сказал:
— Ну все, Шеф, больше тебе твой арабский не понадобится.
— Почему? — спросил я.
— А потому, что скоро арабский мир просто перестанет существовать, — ответил Коля оптимистично.
Соболин заметил, что американцы, мол, сами беду накаркали — очень уж любили фильмы катастроф смотреть… Мудрец, понимаешь.
Я приехал домой поздно, включил кофеварку и заглянул в холодильник. Чуда не произошло — в нежно светящемся чреве было трагически пусто… «А чего ты, собственно, ждал? Что кто-то вместо тебя купит и принесет продукты?… Э, нет. Чудес не бывает, и добрые домовые давно перевелись», — я с укоризной посмотрел на полку, на нэцке, изображающую Дзаошеня. Дзаошень по японским представлениям — хранитель домашнего очага… «Что же ты, хранитель очага, жранинки не прикупил?»
Дзаошень молчал, держал в руке табличку, на которую записывают нужды и пожелания. Я, конечно, о своих нуждах умолчал… какие же могут быть теперь претензии к хранителю очага? Никаких. Нет у меня никаких претензий к маленькому мифическому существу. Пусть живет в своем уютном мифе…
Я закрыл дверь холодильника, дал легкого щелбанчика в костяной лоб Дзаошеня… и тут вспомнил! Я вспомнил, откуда я знаю про «ребра врастопырку». Я вспомнил, вспомнил!
Спасибо тебе, бог домашнего очага. Ты не накормил меня хлебом, но ты навел меня на мысль о мифах. Спасибо, Дзаошень.
Я быстро прошел в комнату, включил свет и нацелился на книжный шкаф, в котором хранились энциклопедии, словари, каталоги и справочники. Из-за нехватки «площадей» книги были забиты плотно, кое-где в два ряда.
Я рылся минут семь, чертыхался, вынимал и складывал тома на пол… и нашел.
Я вытащил из шкафа том «Древнескандинавских саг».
Мне не терпелось поскорее открыть нужную страницу, но я не стал этого делать.
Я вернулся в кухню, включил бра над кухонным столом и налил себе кофе.
Потом я открыл книгу, минут десять шелестел страницами и нашел то, что искал:
Свой строй держали бесподобно,
Французских рыцарей разбив…
И Карла Лысого пленив.
Врата Вальхаллы им знакомы,
Рагнар — мясник — знаток по пыткам
Вновь резал «красного орла»,
На лицах викингов — улыбки,
Увидеть ребра короля…
Насечки лезвием острейшим
Он делал прямо вдоль спины…
Все короли из всех храбрейших
Орали дико, сколь могли.
Потом зубило бралось в руку,
Тяжелый молот взят затем
И ребра отбивал со стуком,
Лишая позвоночник стен.
Умелец был — таких уж нету…
Сознанье он терять не дал
И, ребра вывернув все к свету,
Рагнар показывал оскал.
А дальше — разделив трофеи,
Расплылись, к бесу, кто куда…
…Весной же вновь объединиться
И резать «красного орла».
Что в Дании, а что у шведов -
Пиры, застолье и гульба.
В Норвегии слышна победа
Бочонки с элем пьют до дна.
Вот так примерно, господа… вот так.
Я выкурил сигарету и закрыл книгу. А потом вспомнил «Приключения майора Звягина»
Михаила Веллера. Я снова побрел к книжным шкафам и нашел том Веллера. Ну-ка, ну-ка… Ага, вот оно!
«Когда плененный, обреченный на казнь, хотел продемонстрировать свое мужество и презрение к врагам, он просил „кровавого орла“. Эта самая жестокая из казней производилась добровольно, и в ней нельзя было отказывать: разрубались и ребра на спине и у еще живого вырывались легкие вместе с сердцем».
На секунду… только на одну секунду я представил себе вспоротое тело… розовокрасные легкие и торчащие наружу белые ребра. Так вот ты какой, «Красный Орел»!
Я даже как будто ощутил густой, парной запах свежей убоины. Меня замутило… Мне не раз доводилось лоб в лоб сталкиваться со смертью. Она омерзительна всегда. Но особенно противно, когда убивают детей или женщин… Я вспомнил полуголые детские трупы на улицах Шакра. Господи! Как же мне тошно было тогда! Ах как мне было тогда тошно. Я помню все это до сих пор.
Я закрыл и отодвинул от себя книгу, сделал глоток уже остывшего кофе. «Так, — сказал я себе, — спокойно… давай разбираться спокойно. Что мы имеем на сегодняшний день? Попробуем суммировать: некий оперубойщик из Красноармейского района намекнул на экзотическое (эксклюзивное, сенсационное) УБИЙСТВО. Настолько экзотическое, что его приказали засекретить… Кстати, нужно будет справиться, в каких случаях секретят дела? Они ведь и так для широкой публики закрыты… А что еще мы знаем? Мы знаем пол, примерный возраст жертвы — молодая женщина, очень приблизительно дату убийства и… и больше ничего…»
Я допил кофе, включил телевизор — в нем рушились небоскребы Манхэттена… я переключил канал — там тоже рушились небоскребы Манхэттена… я еще раз переключил канал — показывали портрет Усамы бен Ладена и кликушествовали какие-то морды. Я выключил телевизор и пошел в душ.
Уснул я сразу. Лег и провалился в темень.
Никаких снов не видел.
С утра мои возбужденные сотрудники говорили только об американской трагедии…
Вчера не наговорились. Соболин цитировал Ницше:
— «Если ты долго смотришь в бездну, то помни, что и бездна смотрит в тебя». Американцы сами накликали беду. Это все Голливуд.
— При чем тут Голливуд? — горячился Повзло.
А Скрипка рассказал историю про одного своего знакомого, который построил дельтаплан и попытался на нем взлететь с крыши сельского клуба. Он разбежался по пологой крыше и взлетел-таки, хотя односельчане и сомневались. Но после двадцати метров полета отважный Икар врезался в стенку сарая.
— И чего? — с азартом спросил Соболин. — Разнес сарай вдребезги?
— Если бы! — ответил Скрипка. — Дельтаплан вдребезги, и сам весь переломался.
А сараю хоть бы что. Сарай — это вам не небоскреб.
Завгородняя сказала:
— До чего же у тебя, Скрипка, все истории дурацкие, и сам ты тоже…
— Что — я «тоже»? — спросил Скрипка.
Но Завгородняя сказала:
— Ничего.
Я выключил телевизор в приемной и разогнал всех работать. Не хотелось никого видеть.
— Андрей Викторович, к вам подошел Зверев, — сказала мне по телефону Ксюха.
Для Сашки Зверева, своего товарища по отсидке в «ментовской» зоне {Об этом периоде в жизни Андрея Обнорского рассказано в романе А. Константинова и А. Новикова «Мент»}, я всегда был готов сделать исключение. Чем Сашка теперь занимается — я толком не знал. Вроде подвизается в чьей-то службе безопасности, кого-то консультирует. Пару раз помогал нам в расследованиях. Но идти в штат «Золотой пули» не хочет ни в какую, сколько я его ни уговаривал. Дорожит своей независимостью, старый хрен.
— Ты очень кстати, — поприветствовал я Сашку. И с ходу ошарашил его вопросом:
— Объясни мне, в каких случаях секретят уголовные дела.
Зверев не удивился и моментально ответил:
— Если дело содержит государственную или служебную тайну.
— С государственной понятно… а что значит «служебная тайна»?
— Ну например, если из материалов дела следует, от кого пришла агентурная информация. То есть, когда есть риск спалить агента. Но это, Андрюха, очень редко бывает…
Вся информация об агентуре и так проходит с грифом «Совершенно секретно». А ты почему спрашиваешь?
Я объяснил, и Сашка сразу пояснил:
— Секретить в этом случае совершенно нечего. Тем более приказом ГУВД. Ежели все так и было, как насвистела ваша Завгородняя, то есть произошло убийство со всеми этими ужасами, то из ГУВД вполне могли дать устную рекомендацию попридержать информацию, чтобы не сеять панику среди населения. А то мигом пойдут слухи про нового Чикатило.