Кладка северной и западной стен Семикаракор наиболее прочная, а в восточной стене был положен сырцовый кирпич низкого качества. Очевидно, что и здесь противника ожидали с северо – запада. Так и случилось. Всего через 10 – 20 лет крепость была уничтожена, причем западная стена была разрушена полностью, а гарнизон перебит. Защитники крепости даже не успели похоронить погибших товарищей. Произошло это примерно в тот период, когда была разгромлена Правобережная Цимлянская крепость[265]. Очевидно, что если Семикаракоры и Саркел строили хазары, то ПЦГ было опорным пунктом их врага. Причем враг этот – не славяне, а носители степного и лесостепного вариантов салтово-маяцкой культуры. Ведь именно они находились на правом берегу Дона. Кстати, недавно около ПЦГ обнаружили остатки еще одного белокаменного городища. Скорее всего, будет еще немало подобных находок. Эти открытия последнего времени свидетельствуют, что и со стороны хазар, и их противника границы планомерно укреплялись мощными крепостями. На такое способна только весьма развитая государственная организация.

Относительно 7 городищ на территории лесостепного варианта СМК также нет оснований делать, подобно Г. Е. Афанасьеву, столь категоричные выводы об их направленности против славян. 6 крепостей: Красное, Алексеевское, Колтуновское, Мухоудеровское, Верхнеольшанское и Маяцкое – расположены на правом берегу Тихой Сосны или ее правых притоках. Все они, судя по археологическим раскопкам, наиболее сильно укреплены с северо-востока[266]. Эта оборонительная линия, защищавшая правый берег Среднего Дона, достигала 140 км.

Г. Е. Афанасьев считает, что крепости были сооружены от вторжений славян роменской и боршевской культур (северянами и вятичами), с которыми произошел конфликт на торговой почве. Вроде бы по маршруту Дон – Переволока – город Итиль славянские купцы торговали со странами Востока, а салтовцы (то есть их якобы хозяева – хазары) хотели контролировать эти перевозки. В это время славянские по – селения располагались на Верхней Оке, не были укреплены, там не обнаружено следов активной торговой деятельности VIII – начала IX в. Ясно, что никакой опасности, от которой нужно обороняться подобными дорогостоящими сооружениями, вятичи Верхней Оки не представляли. Более мощная славянская группировка жила на левых притоках Среднего Днепра. Эти славяне, судя по находкам археологов, действительно торговали с восточными странами. Может, они были врагами салтовцев? Тогда лучше всего должны быть укреплены западные стены крепостей. Но, например, раскопки самого западного, Красного городища показали, что эта крепость вовсе не была неприступной[267]. На северо-востоке же от салтовских крепостей в первой половине IX в. славянских поселений обнаружено немного, а отношения салтовцев и славян Подонья носили мирный характер – салтовцы и славяне прекрасно уживались в рамках одного поселения, заимствовали друг у друга элементы быта. Интересно, что во всех городищах практически отсутствует культурный слой, в то время как вокруг практически каждой из крепостей или недалеко от нее существовали селища с богатым культурным слоем начиная с VIII в. Эти поселения возникли на торговом пути по «реке Рус», то есть по Среднему Дону, Осколу и Северскому Донцу с их притоками. Сам Г. Е. Афанасьев методом топологического исследования выявил, что одним из трех наиболее транспортно доступных городищ является Маяцкое – на крайнем востоке[268]. То есть крепости создавались для защиты и этих населенных пунктов.

Опасность надвигалась и с юга и с севера: Правобережное Цимлянское городище и укрепления лесостепи строились одновременно. Верхнесалтовское городище было возведено тогда же, но находилось оно в центре салтовской культуры. Вокруг крепости, и с северо-востока, и с юго-запада, по обоим берегам Северского Донца было огромное (для Восточной Европы того времени) поселение. В могильниках, прилегающих к этому поселению, покоятся более 100 000 человек. Верхнесалтовский комплекс – самый крупный памятник салтово-маяцкой культурно – исторической общности и один из древнейших. Не без основания археологи Г. Е. Афанасьев и А. В. Крыганов считают Верхний Салтов центром салтовской земли[269].

Таким образом, складывается следующая картина: возведение крепостей такого рода свидетельствует о существовании раннего государства уже с весьма сильной верхушкой. В первой половине IX в. перед администрацией этого раннего государства, в своих границах совпадающего с территорией лесостепного и степного варианта СМК, встала задача защитить от противника северо-восточные и юго-восточные границы.

Это государство в своей основе было сармато-аланским, ибо именно этот этнос составлял гарнизоны большинства крепостей. Ведь представителей покоренных народов нельзя допускать охранять рубежи страны. Границы этого государства поданным письменных источников совпадают с местом жительства русов восточных источников и, вероятно, внутренних булгар.

О степени развития государства свидетельствует также уровень торговли и ремесла. Русский каганат как торговое государство знали арабо-персидские географы школы Джайхани и «Худуд аль-алам»: они сообщают о том, что главным занятием русов была меховая торговля и торговля рабами, за что русы от покупателей получали «назначенную цену деньгами и завязывали их в свои пояса». К этой же теме относится и описание торгового пути по реке Рус в «Пределах мира». Следовательно, территория Русского каганата должна прослеживаться по нумизматическим данным – расположению кладов юридических дирхемов.

В VIII – X вв. на всех землях Восточной Европы, включенных в международную торговлю, действовала одна денежная единица – серебряный арабский дирхем. Ведь Арабский халифат играл очень важную роль в трансконтинентальных связях Европы и Азии. По территории халифата проходили все важнейшие торговые магистрали, включая и Великий шелковый путь. Торговые обороты этого государства в раннее Средневековье намного превышали византийские, не говоря уже о странах Западной Европы. Ранее во многих странах, потом включенных в состав халифата, имела хождение греческая драхма, откуда и произошло слово дирхем. Название куфический произошло от аль-Куфы, города в Иране, бывшего в середине VII в. столицей халифата. Дирхем быстро распространился по огромной территории от Бактрии до Испании. Значительные пространства и длительное время чеканки монеты обусловили существование множества разновидностей дирхема, отличавшихся по форме, рисунку, весу и пробе серебра. На каждой монете было написано имя правителя, при котором она выпущена. Поэтому ученым, как правило, не составляет труда определить дату клада (по самой молодой монете). Естественно, это не дата зарытия клада – с момента чеканки до попадания в Восточную Европу могло пройти около 10 лет. Уже после образования Киевской Руси дирхемы продолжали использоваться и назывались в древнерусской литературе ногатами.

В IX в. клады состояли преимущественно из монет, выпущенных при династии Аббасидов времен единого халифата (с 750 по 833 г.). Великий нумизмат первой половины ХХ века Р. Р. Фасмер обратил внимание на закономерности в размещении кладов в Восточной Европе. Он составил классификацию находок и разделил клады на большие периоды:

1) конец VIII – 833 г., когда были распространены абасидские монеты, отчеканенные в Африке;

2) 834—900 гг. – аббасидские дирхемы, а также монеты иранской династии Саманидов и правителей Средней Азии;

3) 901—960 гг. с преобладанием азиатской чеканки;

4) 961—1014 гг. – саманидские, бувейхидские и зияридские монеты[270].