Интересно, что в очень подробных этнографических описаниях Кавказа школы Джайхани, датируемых IX в. (см. главу 1), аланы подразделяются на четыре племени, причем «почет и власть принадлежит племени, называемому Рухс-ас». В. Ф. Минорский и Ф. Х. Гутнов[384] бесспорно переводят это название как «светлые асы» и возводят его к роксоланам Северного Причерноморья.

Первый компонент этого этнонима переводится с иранских наречий как «светлый, белый», что символизирует не только цвет, а имеет социальный оттенок, показывая особое положение роксолан в сармато-аланской среде. Само название «роксоланы» скорее всего соединило в себе (по мнению античных авторов) два этнонима, один из которых – рокс – был, учитывая данные археологии, антропологии и лингвистики, североиранского, но не сарматского происхождения. Представления о светлом в племенных индоиранских названиях – указание на «царственность». «Рокс» как определение одной из частей североиранских племен еще в Причерноморье стало самостоятельным этнонимом и путем народно-диалектического упрощения ks>s(s) превратилось в рос/рус[385].

Вполне возможно, что именно с миграцией этих русов связано появление с VI в., после того как стихло Великое переселение народов, катакомбных погребений в Кисловодской котловине с инвентарем, так похожим на салтовский. На рубеже нашей эры это племя занимало, видимо, пространство от запада Центрального Предкавказья до Таврики, но начало Великого переселения заставило, очевидно, часть его отправиться на запад. В VI – VII вв. они вернулись, обретя в Причерноморье и Европе во время гуннских походов другую материальную культуру. Этот район являлся одним из ключевых на торговом пути, продолжавшемся на «реке Рус», и поддерживал постоянную связь с лесостепным вариантом салтовской культуры.

Это предположение подтверждают и эпиграфические данные. Осетинские надписи, найденные в окрестностях Кисловодска, идентичны надписям Подонья как палеографически, так и лингвистически. Они соответствуют выделенному Г. Ф. Турчаниновым ясскому диалекту – «смеси» (вернее – синкретизму) дигорского с иронским[386] (дигорон, ирон – самоназвание осетин. – Прим. ред.).

Таким образом, нельзя утверждать, что кавказские аланы стали основным этносом в формировании Русского каганата в Подонье. Слишком много у них археологических различий. Скорее, часть кавказского ираноязычного населения – «кавказские русы», которые археологически представлены памятниками Кисловодской котловины, имеют один исток с салтовцами – причерноморское племя роксолан, часть которого после гуннского нашествия отошла в Западное Предкавказье.

Не исключено, что некоторые из кавказских русов мигрировали в Подонье после начала функционирования торгового пути по «реке Рус».

Согласно данным истории языка и эпиграфики, надписи Верхнесалтовского и Маяцкого городищ менее насыщены буквами сиро-несторианского хабита, характерного для степного Подонья и Северного Кавказа. Это может быть объяснено, по предположению Г. Ф. Турчанинова, тем, что жители этих городищ отошли от Черноморского побережья в глубь Подонских степей раньше, чем эти места подверглись нашествию гуннов, среди которых было много асов-несториан.

Яркие признаки оседлого населения появились в бассейне Северского Донца, Оскола и Дона лишь на рубеже VII – VIII вв. Промежуток же между этими периодами – конец IV – VII вв. (время Великого переселения народов и сразу вслед за ним) – самый темный в археологическом отношении в истории Юго-Восточной Европы, которая представляла собой своеобразный «этнический котел». Определить этническую принадлежность редких поселений и погребений практически невозможно: истоки одних предметов находят в Прибалтике, других – в городах Причерноморья, третьих – в сармато-аланской среде. Во всяком случае, катакомбные погребения, характерные для лесостепного варианта салтовской культуры, которые с уверенностью можно было бы датировать V – VII вв., в этом районе неизвестны.

Да и климатические условия этого региона, в частности Поднепровья, в конце IV – начале VI в. были малопригодны для жизни. В конце IV в. началось резкое похолодание (холоднее всего было в V в.), стало сыро и болотисто. Поэтому и ждать больших находок этого времени не приходится.

Но в данном случае этномаркирующим признаком могут служить и стационарные ремесленные поселения. Непосредственная генетическая связь прослеживается между салтовской лощеной керамикой и гончарной посудой VI – VII вв. так называемых «пастырского» и «канцеровского» типов. Поселки гончаров в Среднем и Нижнем Поднепровье – Пастырское городище, Балка Канцерка, Стецовка, хронологически и территориально вписываясь в пределы славянской пеньковской культуры, были бесспорно ей иноэтничны.

Пеньковская культура относится к области распространения славянской пражской керамики. Свое название эта посуда получила по местам первых находок – в Чехии и на Житомирщине (поселение Корчак). Славяне изготавливали посуду только для домашних и ритуальных нужд. Керамика обычно не выходила за пределы села, не говоря уже о продаже в другие регионы. Гончарного круга славяне не знали, и если появлялись круговые горшки и кувшины в какой-нибудь славянской культуре, это означало прибытие какого-нибудь иного этноса. После распада союза славян с этим народом искусство гончарного круга забывалось за ненадобностью.

И основной тип пражско-корчакской керамики – это лепные высокие горшки с усеченно-коническим туловом, слегка суженным горлом и коротким венчиком. На большей части посуды нет никакого орнамента. Только изредка встречаются горшки с косыми насечками по верхнему краю венчика[387]. Эта керамика характерна для всего славянства в период после Великого переселения и до образования славянских государств. Хотя и позже, когда в городах вовсю работали гончарные мастерские, в селах продолжали лепить традиционные горшки. Такой была керамика и балтийских славян, и дунайских, и на Адриатике, и на Днепре.

Пеньковская культура простиралась в V – VII вв. от Нижнего Дуная до Северского Донца. Но в отличие от более западных славян, пеньковцы не знали курганов (господствовали урновые и ямные трупосожжения) и височных колец, по которым обычно различают группировки славян. Считается, что эти особенности достались пеньковцам от славян черняховской культуры, на которых оказало влияние двухвековое общение с готами, сарматами, даками, кельтами, аланами и другими жителями Северного Причерноморья II – IV вв. н. э.

Культурный слой на всех поселениях славян очень незначителен. Значит, период эксплуатации каждого селища был недолгим. Очевидно, это связано с неспокойной обстановкой в то время. Славянские племена в V – VII вв. появились на исторической арене как воины, беспокоившие границы Византии, и известно, что жители Поднепровья тоже участвовали в этих походах. Кроме того, подсечно-огневая система земледелия, которую практиковали тогда славяне, требовала частых переселений на новые места (после истощения почвы).

Застройка славянских поселений, как и почти везде, бессистемна, укреплений нет. Но на данной территории жили не только славяне. Обычно индикатором пеньковской культуры называют пальчатые и антропоморфные фибулы (застежки для плащей). Производились они, по мнению ряда ученых, на Пастырском городище в Поднепровье.

Славяне, как известно, до принятия христианства покойных сжигали. Но в достоверных погребениях с трупосожжениями подобные фибулы не найдены. Зато обнаруживают их в захоронениях по обряду ингумации. Таких умерших хоронили вытянуто на спи не, головой на северо-запад, с руками, лежащими вдоль туловища. Пальчатые фибулы находятся на плечевых костях – там, где был плащ. Ясно, что обряд погребения языческий, но не славянский. Однако около умершего, как правило, обнаруживается лепной славянский горшок с посмертной пищей!