– Мне сорок семь лет, – жаловался он в то время Майклу, – а моя мамаша все еще обращается со мной как с ребенком.

– Майкл! – Улыбающееся лицо Эмбер светилось от радости. Ее открытость и доброжелательность подкупали.

– Ну-ка, наша маленькая мама! – Он улыбнулся, крепко обняв ее.

– Я поправилась на пару фунтов, – грустно признала Эмбер, провожая Майкла в дом.

– Тебе это идет, – успокоил он, подавая ей пакет из магазина Ф. А. О. Шварц.

– Хм… Ты всегда был превосходным лжецом. – Открыв пакет, Эмбер вытащила оттуда огромную панду и симпатичного плюшевого медвежонка.

– Это для меня? – спросила она, расплываясь в улыбке.

– Так, ерунда… для детишек. Она чмокнула его в щеку:

– Не стоило беспокоиться, Майкл. Спасибо тебе. Младенец заплакал. Старший сын нетерпеливо дергал Эмбер за юбку.

Майкл, прищурясь, отошел на шаг:

– Уже двое, а, Эмбер? Не теряешь времени. Она покраснела:

– Ну что я могу тебе сказать? Мой муж – просто зверь, и мне это нравится.

– Правильно, чистый зверь, – согласился Майкл. – Где эта скотина?

Эмбер положила младенца в кроватку.

– Он звонил. Машину пришлось буксировать.

– Спорим, он в восторге, – заявил Майкл, пробираясь через захламленную комнату. Споткнувшись о большую меховую игрушку, валяющуюся на полу, он чуть не упал.

Эмбер направилась на кухню. Двухлетний малыш шел за ней.

– Ты же знаешь нашего Квинси: Мистер Нетерпение.

– Еще бы мне не знать Кви! – Он последовал за ней. Эмбер посадила ребенка на высокий стульчик и обернулась, внимательно глядя на Скорсини:

– Кстати, Майкл, ты великолепно выглядишь. Я ожидала…

– Увидеть развалину – так?

– Со всей этой стрельбой, и вообще… – Эмбер взяла из холодильника баночку детского питания.

Майкл расхаживал по кухне:

– У меня все в порядке, – заверил он жену друга. – А когда я здесь, просто прекрасно.

– Хорошо. – Она кормила ребенка яблочным пюре. – Мы хотим, чтобы ты чувствовал себя здесь как дома.

– Ты знаешь, что я так себя и чувствую.

– Извини, но спать тебе придется на кушетке.

– Временами мне бывало очень хорошо на кушетке.

– Я не желаю слушать про твою личную жизнь, – смеясь, пожурила его Эмбер.

– Ох, сейчас у меня с ней туго. Я надеялся, что у тебя найдется подруга – точь-в-точь как ты.

– Трепач! Но мне это нравится.

– Я говорю чистую правду.

– Ты можешь оставаться у нас столько, сколько пожелаешь. Квинси любит тебя как брата.

– Да. – Он поскреб небритый подбородок. – Я отвечаю ему тем же.

Он задумался о своем друге. Квинси был хорошим парнем и многому научил его. Там, в Нью-Йорке, они шесть лет работали вместе. Квинси был для него как старший брат и влиял на него очень положительно, – у Майкла был дикий темперамент и нрав, который он не всегда умел сдерживать. Теперь положение улучшилось – он бросил пить, а ранение, полученное им, утихомирило бы любого. Тем не менее, было приятно иметь брата, пусть и не родного по крови, который присматривает за тобой – тем более, что родной брат Майкла, Сэл, был настоящим отребьем, и Майкл не огорчился бы, если бы и вовсе с ним не встречаться. Сэл лгал, обманывал, доносил – и все же для их матери Вирджинии эта жирная задница оставалась светом в окошке. Когда братья росли, Сэл был ее любимчиком. Ее гнев вечно изливался на Майкла, потому что папаша, слизняк поганый, умудрялся улизнуть как раз тогда, когда что-нибудь происходило. А в доме Скорсини без происшествий не обходилось.

Когда Майклу было десять лет, отец их оставил – кажется, завел роман на стороне. Он ушел, не оставив семье ни денег, ни адреса. Вирджинии пришлось работать сразу в двух местах, чтобы хоть как-то сводить концы с концами.

Два года понадобилось ей, чтобы отыскать пропавшего мужа. К тому времени в ее жизни появился другой мужчина. Эдди Ковлински стал отчимом Майкла и переехал к ним жить.

Эдди оказался настоящей скотиной. На жизнь он зарабатывал перевозкой спиртного, а развлекался тем, что избивал Вирджинию и обоих мальчиков. Эдди напоминал злобного медведя, а ручищи его смертоносные грабли. Кроме того, он сильно пил.

Эдди колотил Майкла почем зря. В шестнадцать лет тот сбежал из дому и, скрыв свой возраст, стал барменом в Нью-Джерси. Восемнадцать месяцев он отсутствовал, а вернулся сильным, атлетически сложенным юношей больше шести футов ростом.

Вскоре после возвращения пасынка Эдди напился и хотел выдрать его. Майкл дал сдачи и разбил отчиму нос. После этого случая Эдди оставил его в покое.

Через несколько месяцев Майкл поступил в Академию Полиции, что несказанно задело Эдди и Сэла – те считали всех полицейских существами низшего порядка. Ему же эта профессия помогла обрести чувство уверенности в себе и цель в жизни. Обучение Майкл закончил, набрав максимальное количество баллов. Он быстро продвигался по служебной лестнице, становясь – к вящему негодованию Эдди и Сэла – всеми уважаемым детективом.

Вспоминать об Эдди было слишком неприятно, даже теперь.

И зачем вспоминать? Эдди того не стоил. Это было почти столь же бессмысленно, как вспоминать родного отца, Дина, который более двадцати лет жил во Флориде со своей новой семьей.

С тех пор, как Дин их покинул, Майкл дважды виделся с ним – две неудачные короткие встречи, которые он устроил потому, что хотел ближе узнать родного отца. Но не вышло. Дин Скорсини ясно дал понять, что его не интересует оставленная им семья. Он разговаривал с сыном, как с посторонним человеком, и после второй встречи Майкл отказался от мысли сблизиться с отцом.

Такова жизнь. Отец, которому нет до тебя дела. Мать, неспособная позаботиться о тебе. И отчим – садист и сукин сын. Майклу удалось выжить.

– Как насчет пива? – предложила Эмбер, вытирая яблочное пюре с подбородка мальчика.

– А безалкогольное у тебя есть? – спросил он, жалея, что не может схватить банку ледяного «Миллера» и опорожнить ее в три глотка.

– Ох, извини, я забыла, – быстро сказала она, – Квинси говорил мне, что ты в этом… как его… «АА».

– «Программа», – сухо пояснил он. – «Двенадцать ступенек к миру и покою».

Эмбер не поняла, о чем он говорит. Понимали лишь те, кто сам прошел через это. Программа спасла его жизнь задолго до злополучного ранения, но не сохранила его брак – этого не в силах был сделать никто.

– Квинси сходит в магазин, когда вернется, – сказала Эмбер.

– Нет проблем. Я выпью «Сэвен-Ап».

– Диетический?

– Нет уж. Я подвергну свою жизнь ужасной опасности и выпью обычный.

– Возьми сам. – Женщина махнула рукой в сторону холодильника.

– Знаешь, я пожалуй, лучше выкурю сигарету, – решил он.

Она показала на черный ход:

– Кури на улице, Майкл. Не возражаешь? Мы с Квинси бросили это дело.

– А какие вредные привычки у вас остались? – улыбнулся он.

– Никогда не догадаешься, – ответила с улыбой Эмбер. Он отправился на задний двор, перебирая в уме то, что надлежало сделать. Первым делом он намеревался снять квартиру – в его планы не входило слишком долго занимать кушетку Роббинсов. Майкл решил, что не будет связываться с Ритой, пока не устроится. Когда он будет говорить с ней, надо, чтобы она усвоила: он собирается постоянно видеться с Беллой и не желает выслушивать всякий вздор.

С Ритой было тяжело. Он женился на ней потому, что она была беременна – единственный раз в жизни поступил, как следовало.

Да. Как следовало. Вскоре после родов Рита превратилась в сварливую бабенку, обвиняя его во всем – от потери своей прекрасной фигуры (ерунда – у нее и сейчас было потрясающее тело) – до несостоявшейся карьеры. Какой еще, к черту, карьеры?!

Когда Сэл познакомил их, Рита была официанткой, но, как многие красивые женщины, лелеяла надежду стать манекенщицей или актрисой. Обнаружив, что ребенок приковал ее к дому, Рита пришла в ярость:

– Я утратила свободу, – часто жаловалась она. – Ты не должен меня так притеснять.

Он не мог понять, чего ей не хватает – на его взгляд, она и так пользовалась излишней свободой. Каждый уик-энд Майкл не работал и сидел с ребенком, в то время как Рита – в компании столь же ветренных подруг – совершала сокрушительные набеги на магазины, швыряя направо и налево деньги, которые он зарабатывал тяжким трудом.