Итак, я обрисовал первичный образ жизни, наиболее чисто представленный у акурио, которые, не ведая современного смешения понятий, живут в тесном общении с разнообразной природной средой, некогда окружавшей первозданного человека. Возможно, и даже вероятно, что в изоляции акурио утратили многие элементы исконной культуры, но тогда они лишь спустились на несколько ступеней ниже по культурной лестнице и тем самым только приблизились к исходной форме своего вида. На мой взгляд, образ жизни акурио и других не подвергавшихся воздействию извне Племен может указать верный путь в наших попытках понять и современного человека.

Десмонд Моррис, зоолог, руководитель Лондонского зоопарка, известный во всем мире благодаря книге «Безволосая обезьяна», основывает свое представление о древнейшей истории человека на прямом сопоставлении современного «цивилизованного» члена нашего во многом искусственного общества с его далекими пращурами, забывая подпереть «пролет моста» промежуточными формами. По его мнению, можно спокойно пренебречь антропологическим исследованием, поскольку индейцы и другие народы с первобытным укладом жизни «очутились в культурном тупике». Продолжая отвергать науку, к которой сам по-настоящему не приобщился, Моррис заключает: «Существующие ныне примитивные племенные группы не близки к нашим истокам, а попросту неразвиты».

Я решительно против этого устарелого и высокомерного подхода и считаю, что без опоры на названную стадию развития невозможно проследить путь, пройденный нашими далекими предками. Берусь утверждать, что образ жизни индейцев отнюдь не «культурный тупик», а остановка по дороге к нашему довольно запутанному обществу, пауза настолько долгая, что нам ее трудно измерить. Речь идет не о кучке дегенерировавших племен, а о знающих, часто весьма специализированных людях, максимально использующих предпосылки среды.

Развитие от весьма стабильного уровня нашей исходной формы было, считая мерками эволюции, очень быстрым и своеобразным процессом, и в дальнейшем я изложу мою версию происходившего. Теперь же обращу внимание на сугубо человеческую черту, функцию или инстинкт, которую, насколько могу судить, никто еще не соотносил с нашим продвижением по культурной лестнице. Между тем, связь абсолютно ясна, если не пренебрегать опытом образа жизни «первобытного» человека.

Глава 3

Наша потребность в животных и ее роль для «культурной лестницы».

Ручные животные и их значение.

Новое положение женщины — снижение ее статуса.

Какая же, по моему мнению, черта нашего биологического вида направила его по новому пути и привела к чрезвычайно разносторонней культуре нынешней поры?

Примеров сколько угодно на каждом шагу. Безмерна радость девочки, играющей с пушистым кроликом. Щенок, появившись в доме, становится центром всеобщего внимания. В холле большого отеля восхищенные постояльцы не отрывают глаз от переступающих с ветки на ветку трех попугаев ара. На арене цирка демонстрируют трюки бедняги-медведи в намордниках. Повсеместно мы окружены животными, удостоенными чести нас развлекать.

Наша потребность в домашних животных и потребление их огромны. Нам уже мало кошек, собак и других, давно одомашненных видов. К сожалению, правомерный сам по себе интерес к дикой фауне повлек за собой губительную торговлю экзотическими животными. И дело не только в тысячах особей, вывозимых из лесных дебрей, — число убитых животных неизмеримо больше количества отловленных во время охотничьих экспедиций. Гигантская торговля указывает на то, что наша потребность в общении с животными отнюдь не модная для современного человечества прихоть. У этой потребности глубокие древние корни.

Вернемся опять в мир индейца. Приближаясь к индейскому селению, сразу услышишь клекот попугаев, а справившись о других ручных животных, будешь удивлен обилием перечисленных видов и особей. Тут и пекари, и агути, гигантский муравьед, пака, тапир, паукообразная обезьяна и многие другие представители своеобразной фауны тропиков Южной Америки. Причем речь всегда идет о молодых животных. Им обеспечен исправный уход, чтобы росли и набирали вес. Пока не придет пора отправиться в котел.

Можно посетовать на судьбу, ожидающую маленькую паукообразную обезьянку с удивленной мордочкой, которая лихорадочно цепляется четырьмя лапками и хвостом за своего приемного родителя. Ее мать убита (другого способа поймать детеныша нет), и вкусное мясо съедено с прочей добычей, но детеныша пощадили — не столько из нежных чувств, сколько для страховки на случай периода неудачной охоты.

Думается, такой обычай долго, очень долго играл большую роль для нашего рода и его выживания. «Зверинец» служил живой кладовой и был чрезвычайно важной частью не слишком богатых средств пропитания индейца и, тем самым, первозданного человека.

В других тропических областях этот метод также был и кое-где остается обычным, а то и преобладающим. На Новой Гвинее женщины племени капауко нередко выкармливают грудью поросят.

Учитывая широко распространенный и глубоко укоренившийся обычай содержать животных для суровой надобности или, как в наше время, для удовольствия, не побоюсь утверждать, что речь идет о присущем нашему виду инстинкте или влечении. И постараюсь показать, как именно это влечение вело человека вперед по пути к нынешней культурной ситуации.

Покинем Южную Америку и отступим назад во времени в Африку, Азию и Европу конца последнего ледникового периода. Точно определить время очень трудно, но нет сомнения, что свойственное живущим в дебрях охотникам «припасное поведение» здесь проявлялось несравненно более целенаправленно. При всем видовом богатстве южноамериканской фауны она лишена ряда животных, которых использовал для своих нужд человек в Старом Свете, одомашнивая лошадь, оленя, тура, козу, овцу, свинью, собаку, со временем и кошку.

Обильная фауна открытых пространств была благодатным объектом, и еще со времен нашего предшественника Homo erectus усилия охотников были прежде всего направлены против крупных животных, мегафауны. Правда, Homo erectus не располагал таким совершенным оружием, как Homo sapiens, который, стартовав сорок тысяч лет назад, стал подлинным бичом крупного зверя в степях; полагают, что причиной вымирания многих представителей мегафауны явились эффективные и жестокие методы охоты нашего «разумного» вида.

Словом, в этой среде инстинктивное стремление и долгая традиция выращивать молодых животных обрели весьма благоприятную почву. Эффективная охота несомненно обеспечивала человека богатой белками пищей и достаточным количеством дичи, чтобы можно было содержать «живые припасы». Достигнув половозрелости, многие из названных животных спаривались в неволе, многие, но не все, как мы знаем из практики современных зоопарков: не только гигантские панды плохо размножаются в зверинцах.

Постепенно выяснилось, что можно разводить целые стада домашних животных. Ныне трудно определить, где проходит временная граница между находимыми в Европе костями зверя, убитого охотниками, и зарезанного владельцами. Скорее всего, содержание домашних животных продолжалось параллельно с охотой на тех же зверей в диком состоянии, пока их вовсе не истребили.

Какое из животных стоит первым в ряду одомашненных видов?

Казалось бы, первой должна быть «лучший друг человека» — собака, учитывая ее готовность почти без дрессировки помогать на охоте. Но, как ни странно, древнейшие кости собак, обнаруженные вместе с костями человека, датируются периодом от восьмого до шестого тысячелетия до нашей эры. Получается, собаку намного опередили другие домашние животные. Примечательно, что многочисленные дворняги, которых держат охотники трио и вайана, были ввезены европейцами. Вскоре после первых контактов, когда Колумб и прочие завоеватели встретились с индейцами Вест-Индии и Южной Америки, свое завоевание континента начала собака. Через торговые пути индейцев она очень быстро проникла в такие глухие области, куда белые пришли уже в нашем столетии.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: