– Разумеется, я спросила, от кого письмо. А она ответила, что письмо личное, и спрятала его в стол. Демонстративно спрятала. Ссориться мне не хотелось, поэтому я сказала, что подумала, может, письмо касается будущего труппы. Я ведь знаю, что она посылала запросы о выделении средств. А она вдруг засуетилась, начала нести какой-то вздор, в общем у нас состоялся странный разговор о…

– Об истории?

Сара издевательски рассмеялась – над собой. Роберт хорошо знал этот смех, и каждый раз его поражало ее жутковатое умение мгновенно заводить себя независимо от настроения. Казалось, таким даром наделены только женщины, и Роберт яростно завидовал им.

– О, господи, – улыбнулась Сара. – Я превращаюсь в старую брюзгу. Наверное, я уже говорила тебе что-то в этом роде. Сейчас ты скажешь, что пару дней назад у нас случился в точности такой же разговор, слово в слово, и ты мне поддакивал.

– Нет, это не так. Вовсе нет. Просто Терри упомянул вчера… я подумал… что ты задала ему забавный вопрос. По поводу Zeitgeist и… исторических событий… что-то такое, в общем

– А, да. Я его спросила, что такое Zeitgeist. Правда, глупо? Почти так же глупо, как человек, который в быту употребляет такие слова, как Zeitgeist. Во всяком случае, именно он, похоже, и стал главной проблемой при организации труппы. Zeitgeist. Цитируя Ронни – сейчас не самый подходящий исторический момент.

– Она передумала?

– Насколько я могу судить, дело не в том, что она думает. Против нее история, вот и все. Сменились приоритеты. А ценности и вовсе находятся в состоянии текучести.

– В состоянии текучести? Так и сказала?

– Невероятно, правда? Я даже подумала, не под кайфом ли она. Но было несколько рановато, даже для нее. – Беспечность в голосе Сары звучала натянуто, и она тут же отбросила ее. – Роберт, что же мне делать?

Из-за горизонта выполз тарахтящий автобус. Салон был почти пуст, поэтому Роберт не смог насладиться тесным соседством с Сарой. Она села напротив, откинулась к окну, вытянула ноги в проход и устремила отсутствующий взгляд мимо Роберта.

– Как ты считаешь, стоит мне тайком прочесть это письмо? – спросила она.

Нарколептический взгляд, – подумал Роберт, – вот самые подходящие слова. Он пока не знал, сколь точно это определение с медицинской точки зрения применимо к Саре, но ритм и фонетика были идеальными. А это означало, что стихотворение наконец закончено. Оно отняло у Роберта несколько месяцев, но теперь он мог принести его в кафе и попросить Сару полистать известную им книгу. Наверняка в ближайшие дни она отправится туда – хотя бы вспомнить о минувших временах.

– Да, – ответил он, мимоходом подумав, избавится ли он когда-нибудь от этого порока – говорить только то, что она хочет услышать. – В сложившихся обстоятельствах думаю, это полностью оправданно.

– Хорошо. – Она наградила его широкой благодарной улыбкой. – Я так и поступлю.

В поезде Терри пытался сосредоточиться на ошибках и опечатках в своей статье для журнала «Кадр», корректуру которой он получил нынче утром. Но его отвлекало присутствие Джо Кингсли, сидевшего напротив, через столик. Во-первых, кепка. Если и существовал головной убор, который Терри презирал всей душой, – так это бейсбольная кепка. Разумеется, нет ничего плохого, когда в бейсболках ходят дети, но на голове взрослого человека она символизировала все, что Терри так ненавидел в Америке, – даже весомее, чем Микки-Маус, новая реклама кока-колы и полчища желтых "М", которые расползались по Британии с упорством опаснейшего вируса. Хуже того – Джо Кингсли надел бейсболку задом наперед. Что несомненно свидетельствовало о крайней степени слабоумия. Одной этой причины было вполне достаточно, чтобы Терри чувствовал себя крайне неуютно. Но Джо Кинглси еще и читал журнал о кино – и не просто журнал о кино, а ту дрянь, что бесплатно суют в кинотеатрах, с цветными снимками и полуграмотными заметками, списанными из пресс-релизов. Читая, Джо Кингсли шевелил губами, а, наткнувшись на особенно заковыристый абзац, самые трудные слова по слогам произносил шепотом.

– Эй, Кингсли, – сказал Терри, не в силах больше выносить этого. – Заткнись, а? Ты мешаешь мне работать.

– Я ничего не говорил.

– Ты постоянно бормочешь. Я не могу сосредоточиться.

Кингсли сердито глянул на Терри и вновь уткнулся в журнал со словами:

– Расслабься. Я и так оказываю тебе услугу.

Терри это понимал, но рассыпаться в благодарностях не собирался. В нем поднималась волна возмущения при мысли, что он в долгу у Кингсли; появившись на факультете кинематографии в начале весеннего семестра, тот сразу стал его персональным bкte noire[38]. Молодой, вечно небритый, прыщавый, с гнусавым голосом, Джо Кингсли был сыном некоего американского бизнесмена, на полгода застрявшего в Англии. Кингсли-младший, учившийся на режиссера в каком-то неведомом колледже на Среднем Западе, воспользовался случаем и отправился в Англию вместе с отцом, и его тут же приняли в университет на два семестра, причем событие это, как всем было хорошо известно, подкреплялось немалой суммой на нужды студенческого общежития. Кроме того (и это служило причиной зависти), Кингсли еще в Америке снял две короткометражки – частично на отцовские деньги – и, судя по видеокопиям, которые он привез с собой в Англию, фильмы были сделаны на неплохом техническом уровне и до раздражения умело. Вообще-то вторая короткометражка – тридцатиминутный триллер с кульминацией из воплей и насилия – впечатлила даже эстетов, собиравшихся за круглым столом в кафе «Валладон». Единственным исключением оказался Терри, утверждавший, что эффектный финальный эпизод есть не что иное, как «куча взорванных сараев», и в целом фильм не содержит никакой «сколько-нибудь внятной идеи». (Если остальные и считали, что он слишком умничает, то помалкивали.) Поэтому Терри вдвойне злился на себя за то, что как-то вечером, надравшись в баре студенческого союза, рассказал Кингсли о своем желании написать сценарий, фильм по которому должен был сниматься в течение пятидесяти лет. После этого короткого, пьяного монолога Кингсли решил, что Терри – никчемный фантазер, и с тех пор именовал его не иначе, как «сценарист». А несколько недель назад сам предложил Терри встретиться – как позже выяснилось именно из-за той пьяной болтовни.

– Папаша сдружился с этим самым продюсером, – объяснил он. – Похоже, он сейчас в Лондоне снимает этот самый фильм, и отец показал ему мои работы, и теперь он хочет познакомиться.

– Так это же здорово, Кингсли. Очень рад за тебя. Но я тут при чем?

– Потому что теперь мне требуется этот самый сценарист. Кстати, меня зовут Джо. Джо Кингсли.

– Все равно не понимаю, при чем тут я.

– Ты же сценарист. Ты пишешь эти самые сценарии.

– Ну да, но что… ты имеешь в виду мой сценарий, о котором я тебе рассказывал?

– Нет, у этого самого парня есть пара штук идей. Нам просто сценарист нужен. Который умеет писать сценарии.

Терри так пока и не понял, почему он принял приглашение. Он был свято убежден, что встреча закончится катастрофой. Вообще-то он просто поддался уговорам Роберта и Сары – те приложили все усилия, чтобы убедить его поехать и воспользоваться шансом показать свои работы влиятельному в киноиндустрии человеку, а если вдуматься, день в компании Кингсли – не такая уж большая цена.

– Почему ты на меня так смотришь?

Терри виновато заерзал, осознав, что последние несколько минут гипнотически сверлит взглядом оскорбительный головной убор.

– Прости, – сказал он. – Задумался.

Кингсли фыркнул и перевернул страницу. Через несколько минут он нахмурился:

– Здесь говорится про что-то такое под названием «Третий человек»[39]. Ты что-нибудь слышал?

– Да, это фильм.

– Никогда не слыхал. Старый, наверное.

– Сорок девятый год.