Виндзор, 18. Обедал с лордом-казначеем, и он вынудил меня поехать с ним в Виндзор, хотя я был уже приглашен секретарем, которому принес по этому случаю свои извинения. Кроме нас двоих в карете были также его сын, лорд Гарли, и зять — лорд Даплин; оба они состоят в нашем Обществе, и семеро из нас встретились нынче вечером за ужином у секретаря. Мы добрались сюда только в десятом часу, но была прекрасная лунная ночь. В Лондон я рассчитываю возвратиться в понедельник. Уже очень поздно.

19. Королева сегодня не выходила: у нее небольшой приступ подагры. Обедал я у мистера Мэшема, где присутствовали только члены нашего Общества, всего шестеро, а ужинал с лордом-казначеем. Королева распорядилась выделить двадцать тысяч фунтов на продолжение строительства дворца в Бленхейме[596], которое после смены кабинета министров приостановилось. Она, видимо, хотела этим вознаградить герцога за совершенный им недавно прорыв французской обороны[597]. Лорд-казначей отпустил меня только в первом часу.

Лондон, 20. Сегодня нас всю дорогу сопровождал ужасный ливень; я возвратился с секретарем, закусив немного перед тем холодным мясом, и отправился к миссис Ван, у которой просидел весь вечер. Я до крайности разленился, видимо, оттого, что у меня дел по горло. Расскажите, как вы провели время в Уэксфорде, и не радуетесь ли вы в глубине души тому, что наконец-то благополучно добрались домой, в свою квартиру в приходе св. Марии, а, признавайтесь? И, конечно же, ваши друзья явились вас проведать, и у миссис Уоллс с глазом стало намного лучше, а декан точно такой же, как обычно. А что рассказывает о Лондоне Уоллс, этот напыщенный олух? А как там тетушка Стоит и Ханна, или как там ее зовут? Ах, нет, ее зовут не Ханна, я хотел сказать — Кэтрин; и уж конечно, все они были так рады снова увидеть вас обеих; да и миссис Мэнли так не хватало партнера за ломбером.

21. Я написал нынче архиепископу Дублинскому и приложил к письму отдельный большой лист, который целиком посвятил политике. Как вы знаете, ирландские епископы раздражены тем (замечаете, воск от свечи капнул внизу страницы), что я объявил во всеуслышанье, что лорд-казначей добился отмены первин еще до того, как герцог Ормонд был назначен губернатором. Я рассказал об этом лорду-казначею, и он поначалу очень было рассердился, но я его успокоил, сказав, что они дурачье и понятия не имели о том, что здесь происходит; они, видимо, думают, что все шло как по маслу, коль скоро расхваливают герцога Ормонда. Лорд-казначей показал мне на днях благодарственное письмо, полученное им от ирландских епископов и скрепленное семнадцатью подписями; он говорит, что намерен послать им ответ. Декан Карлайла просидел сегодня у меня до трех, а потом я пошел пообедать с лордом-казначеем, но тот, как оказалось, обедал не дома и секретарь тоже, так что я остался на бобах. Было уже почти четыре, и я отправился к сэру Мэтью Дадли, который к тому времени уже кончал обедать. Торнхилл, убивший сэра Чомли Дэринга, был сам убит в прошедший понедельник ночью на Тэрнхем-Грин[598] двумя неизвестными: нанеся ему смертельную рану, они напомнили ему о сэре Чомли Дэринге. Они затеяли с ним ссору в Хэмптон-Корте, увязались вслед и закололи его прямо на лошади. Хотя об этом сообщила только одна газетенка с Граб-стрит, но я все же полагаю, что это правда. Я сам в ту ночь проходил через Тэрнхем-Грин и это было не далее, как вчера.

22. Последние два-три дня у нас дождь льет немилосердно. Я намеревался пообедать у лорда-казначея, но вместо этого пошел повидать возвратившуюся в Лондон леди Зберкорн и милорда и остался обедать у них, а лорда-казначея посетил вечером. Его привратник поправляется. Я просидел с милордом около трех часов и рано возвратился домой, чтобы заняться делом. Когда я проходил мимо кондитерской Уайта[599], меня окликнул мой брат Мэшем и сказал, что его жена разрешилась мальчиком и что оба они чувствуют себя превосходно. Вам надобно иметь в виду, что все члены нашего Общества друг другу братья. Доктор Гарт сказал мне, что мистер Хенли скончался от апоплексического удара. Его шурин, граф Пулит, поехал в Грэндж[600], чтобы позаботиться о его погребении. Граф Дэнби[601], старший внук герцога Лидса, молодой человек лет двадцати, подававший немалые надежды, умер от оспы в Утрехте. — Я жажду услышать, начинаете ли вы хоть сколько-нибудь чувствовать благотворное действие ваших вод. — Мне кажется, это письмо очень уж медленно подвигается: в следующую субботу будет уже две недели, как оно было начато, а еще и одна страница не исписана. — Фи, как вам не стыдно, Престо. — Право же, эти поездки в Виндзор и обратно так выбивают меня из колеи, что я не знаю, о чем вам писать; но, поверьте, в следующую субботу я поеду в Виндзор только в том случае, если меня попросят, и не иначе. А вы тем временем снова садитесь за карты, если уж возвратились домой, да-да, проигрывайте свои денежки, сударыня.

Возьмите-ка свое увеличительное стекло, мадам Дингли.

Нет, вы не будете это читать, сударыня Стелла. Не читайте, заклинаю вас вашей жизнью. Поберегите свои драгоценные глазки.

Пожалуй, для одной страницы достаточно; министры то и дело отвлекают меня.

Славные, дорогие, маленькие, непослушные, дерзкие МД.

Глупый, бесстыжий болван Престо.

23. Дилли и я обедали сегодня с лордом Эберкорном и нас угощали прекрасным жирным оленьим окороком, на редкость ароматным, а после обеда Дилли у себя на квартире, к великому своему удовольствию, выиграл у меня полкроны в трик-трак[602]. В это унылое время года город до омерзения безлюден, но мне кажется, что погода начинает улучшаться. Дороги развезло как зимой. Виноград нынче совсем никудышный, а вот персики очень даже хороши, и появился инжир. Я иногда отваживаюсь съесть одну ягоду, но всегда потом раскаиваюсь. Вы что-то ничего не пишете насчет посылки, отправленной вам полгода назад. Я хотел бы, чтобы вы уплатили мне за чай, отправленный для миссис Уоллс. Ваша матушка, я полагаю, сейчас в деревне. Мадам Дингли, будьте любезны, пришлите мне отчет о делах МД, в каком они состоянии с ноября[603], иными словами, за истекший год (за вычетом двадцати фунтов, одолженных Стелле на Уэксфорд), так как из ваших писем я не могу толком об этом узнать. Насколько помню, я распорядился, чтобы проценты, причитающиеся с Хокшоу, были выплачены вам. Если вы считаете необходимым, то я извещу Парвисола, что вы уже возвратили мне эти двадцать фунтов или часть из них. А теперь отправляйтесь играть в карты с деканом, на ваше письмо я отвечу завтра. Доброй ночи, сударыни; любите Престо и будьте хорошими девочками.

24. Обедал с лордом-казначеем, и он пожурил меня за то, что я не пришел к нему обедать вчера, не поняв, видимо, его приглашения; оказывается, их клуб министров собрался вчера за обедом и они ожидали, что я приду. Нынче вечером мы с лордом Рэднором гуляли по Мел и нам встретился господин секретарь, он прошелся немного с нами, но потом незаметно ускользнул, чтобы, как мы оба решили, подцепить какую-нибудь шлюху; а завтра он как ни в чем не бывало будет заседать в кабинете министров в присутствии королевы: уж так водится в свете. Последние два месяца Прайор был в отъезде, где именно, никому неведомо, и недавно возвратился. Поговаривают по секрету, будто он был во Франции, и я склонен этому верить, и еще, что он был послан министрами с какими-то предложениями, направленными на заключение мира. Секретарь делает вид, будто ему ничего об этом не известно[604]. Ваш парламент, я полагаю, будет распущен. Я говорил с лордом-казначеем о распре между вашими лордами и палатой общин и по просьбе некоторых лиц выразил пожелание, чтобы в ответе королевы на адрес, полученный ею от палаты общин, было выражено неодобрение некоторых принципов[605] и прочее, но ничего определенного от него не услышал. — А теперь приступим к вашему письму, прекрасные дамы. Насколько мне известно, пить вредно, то есть я хотел сказать, что, когда пьешь воды, писать вредно, и очень рассердился, увидев, какая большая часть письма написана Стеллой. Я никак не могу взять в толк, с какой целью пьет их Дингли; но она уж всенепременно будет пить воды, коль скоро это делает Стелла: а почему бы, собственно, и нет? Надеюсь, теперь, по своем возвращении, вы чувствуете, что они пошли вам на пользу; пожалуйста, сообщите мне об этом особо. Очень рад, что вам приходится совершать моцион; полагаю, это не менее полезно, нежели воды. Сейчас уже вторая половина августа, так что, если судить по вашим первоначальным намерениям, вы теперь уже в Дублине. Я буду вне себя от злости, если письма, благополучно избежавшие морской пучины, затеряются потом где-нибудь между Дублином и Уэксфордом. Ручаюсь вам, что больше я не стану писать в спешке из этого мерзкого города. Я провел в Виндзоре четыре воскресенья, а всего с перерывами две недели, но завтра едва ли туда поеду, не хочу, разве что секретарь меня попросит. Все ваши новости относительно мэра мне давно известны, здесь они не вызвали никакого шума, другое дело распря в вашем парламенте, это настолько из ряда вон, и ваша палата общин изъясняется таким изящным языком, что дальше некуда. «Экзаминер» в этом месяце стал совсем никудышным, последние пять-шесть номеров просто никуда не годятся, а вот появившийся на днях ответ на письмо к семи лордам, допрашивавшим Грэга[606], совсем другое дело. Этот ответ, как я полагаю, сочинен прежним автором «Экзаминера», уж очень хорошо он написан. Здесь напечатана также поэма Трэпа[607], посвященная герцогу Ормонду, но типограф продал всего одиннадцать экземпляров. Довольно-таки унылое творение, которому далеко до стихов Стеллы, хотя Стелла слишком скромна, чтобы равнять себя с таким рифмоплетом. Я сердечно опечален кончиной бедной миссис Парнел[608], она была, судя по всему, прекрасной, добронравной молодой женщиной; представляю, как удручен ее бедный супруг; они, насколько я знаю, жили душа в душу. Дилли ничуть не надоело в Англии, и он вовсе не торопится с возвращением, поскольку ему чрезвычайно вольготно живется вдали от обеих своих невесток[609]. Он свел здесь знакомство с какой-то шушерой, ходит время от времени переодетый в театр, покуривает трубку, читает время от времени какую-то дрянь и, бог весть, чем еще занят. Я время от времени вижусь с ним, потому что он ко мне наведывается, а я тому не препятствую, поскольку город сейчас обезлюдел и мне докучают меньше обычного. Я избавился от многих своих просителей, потому что ничего для них не делаю; теперь у меня осталось их не более восьми или девяти человек, и я буду с ними также любезен, как с прочими. Рассказывал ли я вам об одном молодчике, просившем меня переговорить с лордом-казначеем, чтобы ему выплатили две тысячи фунтов единовременно или по пятьсот фунтов в год, пока ему не удастся выхлопотать себе какое-нибудь местечко? Я честно передал это поручение казначею, присовокупив, что проситель — порядочный пустобрех, которому я не дал бы и пенса, чтобы спасти его от веревки. Тесть Кола Ридинга раза три являлся ко мне с просьбой порекомендовать кабинету министров его фонари и уверял, что одного моего слова было бы достаточно, чтобы… и прочее. Разве этот пес не имел обыкновения дурно обо мне отзываться и разве он не признался, что ненавидит меня? Он не знает, где я квартирую: я сказал ему, будто живу за городом, а Патрику велел ни в коем случае его не принимать. Неужто епископ Лондонский в самом деле преставился[610] в Уэксфорде? Бедняга! Он что ли пил там воды? И вы присутствовали при его погребении? Пышные ли были похороны? Так далеко от своих друзей! Однако он был очень преклонного возраста; ничего не поделаешь, всех нас ожидает та же участь. А все же жаль, что господу угодно было его призвать. Он был неплохой человек; не слишком, правда, ученый; и думаю, что он умер скорее бедняком. Оставил ли он что-нибудь на благотворительные дела? Кто держал его покров? Много ли присутствовало духовенства? Намереваются ли соорудить ему надгробие? А вы уверены, что это в самом деле был епископ Лондонский? Потому что у нас здесь и поныне здравствует один престарелый джентльмен, которого мы именуем тем же титулом; или, быть может, вам все это только померещилось после вашей водички, как иным после винца. Говорят, что эти воды мутят рассудок и заставляют людей воображать то, чего никогда не бывало. Но надеюсь, вы не станете больше умерщвлять епископов? Все это не иначе, как ваши вигистские штучки. — Да, да, я вижу вы рассердились. — Ох, дерзкий Престо, говорите вы, право же, так бы и стукнула вас по башке! Как, неужто человеку нельзя рассказать, что он слыхал, не рискуя превратиться в посмешище? А как же тогда насчет слухов, что у вас в Англии ящур? Или это тоже враки? И правда ли что новым епископом будет назначен Сэчверел? — Что ж, он был бы, конечно, не прочь получить еще двести фунтов в год в придачу к тому, что имеет; однако, насколько мне известно, так много ему не дадут. Он смертельно ненавидит новый кабинет министров, а они, в свою очередь, ненавидят его и к тому же делают вид, что еще и презирают. Они не хотят сознаться в том, что именно он послужил причиной недавних перемен, по крайней мере некоторые из них, хотя милорд-хранитель печати мне в этом на днях признался. Нет, мистер Аддисон не поедет в этом году в Ирландию: он делал вид, будто собирался, но вместо этого отправился с пасторальным Филипсом в Бат лечить глаза. — Так, я только что еще раз просмотрел ваше письмо; мое, я полагаю, будет отправлено завтра, как раз через две недели после предыдущего, и тогда опять установится прежний порядок, нарушенный было вашей поездкой в Уэксфорд и моими — в Виндзор. Много ли описок встречается в моих письмах? Я никогда их не перечитываю, но думаю, что ошибок там немало. Что вы в таких случаях делаете? Догадываетесь ли, что я имел в виду? Гуляя нынче вечером с лордом Рэднором по Мел, я потерял платок и заставил милорда пройтись со мной еще раз, в надежде отыскать его, но безуспешно. Я ни разу и словом не перемолвился с Тиздалом, проживающим в том же доме, что и я, и, встречаясь на улице, мы не снимаем шляп. В нашем доме, как мне кажется, живет также его кузен — молодой священник, красивый, благовоспитанный малый. Дик Тай со своей благоверной жили как раз напротив, но только этажом выше, и из наших верхних окон мы раза два или три видели, как он ее колотил. Они уехали в Ирландию, правда, порознь, и он торжественно клялся, что ни за что больше не станет с ней жить. Соседи не преминули заметить, что у нее язычок острее бритвы; одним словом, мне говорили, что другой такой неотвязной и въедливой твари свет не видывал, а он — не в меру вспыльчивый, суетливый пустобрех, очень обидчивый к тому же. Конец страницы я допишу завтра, потому что глаза слипаются.