— Ты не любишь Кассандру?

— Я привязан к ней. В любом случае она носит моего ребенка.

— Мать знает?

— О ребенке нет. И в ближайшем будущем я не хочу ей об этом говорить. Тебе, Бианка, я доверился. Мы всегда были близки, и я знаю, ты примешь Кассандру безо всяких оговорок.

— Конечно! Она прелестная женщина. Я понимаю, почему ты увлекся ею, и с радостью назову ее своей сестрой. Но Бенедикт… — Она отвернулась. По ее молчанию он понял, что она глубоко уязвлена.

— Я огорчил тебя. — Он виновато улыбнулся. Я пал с пьедестала, представ перед тобой заурядным человеком.

— Нет, не то! Ты мой брат, и я могу многое тебе простить. — Она снова подавила вздох. — Но трудности дома, о которых я тебя предупреждала.., они связаны не только с матерью.

— Ты хочешь сказать, что есть еще что-то? Но хуже просто некуда!

— Боюсь, ты не прав. Тех немногих, кто еще остался работать, постоянно запугивают. Там появились какие-то подонки, повязанные кровными узами с шайками бандитов. Ты понимаешь, о чем я. Мы имеем дело с мафией. Когда был жив отец, такого просто быть не могло, хотя бы потому, что он никого из них не взял бы на работу.

Бенедикт не был трусом, но сообщение сестры его очень встревожило. Угроза от местной мафии, главным доходом которой было похищение членов богатых семей с целью получения за них выкупа, была не их тех, с которыми можно не считаться. Не имевшие ни стыда, ни совести, они скрывались в горах и не подчинялись никому.

— В таком случае положение критическое, сказал он, задаваясь вопросом, сколь разумно было настаивать на поездке сюда Кассандры. — Неразумно ожидать от них поступков, диктуемых общепринятыми нормами морали. Они ни перед чем не остановятся.

— Точно. Мы выросли на рассказах, как бесследно исчезают люди, о вендеттах. С тех пор ничего не изменилось. Я опасаюсь за Франческу, и за мать тоже. — Она крепче сжала его руку. — И за тебя, Бенедикт, боюсь.

— Не стоит, — ответил он. — Я могу позаботиться о себе, так же как и мать с Франческой. Другое дело — Кассандра. Если ситуация в палаццо покажется мне слишком рискованной, я хочу быть уверен, что могу отослать ее к тебе.

— Конечно! Когда только посчитаешь нужным.

— Спасибо тебе. — Он остановился, сжал ее руку. — На тебя всегда можно положиться.

— Мы всегда полагались друг на друга, саго, и оттого, что мы оба теперь женаты, ничего не изменилось. Мы семья. И останемся ею.

Они продолжили путь. Сгущались сумерки, во многих окнах дома зажглись огни. Но, посмотрев вверх, Бенедикт увидел, что окно комнаты, где должна быть Кассандра, остается темным. Может, она уже легла?

Хорошо бы. Он был не способен появиться сейчас перед ней и скрыть свою озабоченность.

Спрятавшись в складке тонких занавесок, Касси смотрела в сад. Днем по нему важно вышагивали павлины, играли дети. Но теперь поднимающаяся луна освещала только две фигуры — ее мужа и его сестры, прогуливающихся взад вперед по тропинке, заканчивающейся под ее окном. Они легко чувствовали себя в обществе друг друга, а про нее совсем забыли.

Не то чтобы его сестра и ее муж плохо ее приняли. Когда они встретились в аэропорте Малпенса, Бианка Константино-Манчини заключила Касси в объятия, расцеловала в обе щеки и сказала с очаровательным акцентом, но тем не менее на прекрасном английском:

— Я счастлива с тобой познакомиться, Кассандра, и очень рада, что мой брат нашел свою половинку. Добро пожаловать в Милан и в нашу семью!

Энрико с таким же энтузиазмом присоединился к приветствиям жены, что должно бы ободрить Кассандру. Так бы и было, если бы Бенедикт не становился час от часу отстраненное, уделяя ей все меньше внимания. Едва попав в резиденцию Манчини, он без единого слова исчез в кабинете Энрико, предоставив жене устраиваться самой.

— Семейный бизнес, — видя огорчение Касси, так скоро оказавшейся брошенной среди незнакомых людей, пыталась утешить ее Бианка. — В этой семье вначале дела, а развлечения откладываются на потом. Так что, сага, пока мужчины роются в документах и решают глобальные проблемы, пойдем знакомиться с моими детьми. Они с нетерпением ждали встречи со своей новой тетей. Ради этого я даже не отправила старшего сегодня в школу.

Болтая так, она провела гостью в большую солнечную комнату в задней части дома. Тут мальчик трудился над моделью самолета, а рядом играла с кукольным домиком девочка. Оба были темноволосыми и красивыми, похожими на мать.

Они прервали свои занятия, вежливо поднявшись, ожидая, что их представят.

— Привет, — робко проговорил мальчик, пожимая Касси руку. — Добро пожаловать в Италию.

— Стефано практиковался в произношении этих фраз с тех пор, как Бенедикт позвонил и сказал, что привезет тебя к нам, — с материнской гордостью сообщила Бианка. — Боюсь, впрочем, что он говорит не совсем правильно.

— Ничего, — ответила Касси, совершенно покоренная улыбкой мальчика. — Его английский куда лучше моего итальянского. К моему стыду.

Девочка, Пиа, не желая отставать от брата, разразилась стремительным потоком итальянских слов, среди которых только «Ciao!» имело для Касси какой-то смысл. Но она поняла, что от нее требуется, когда малышка взяла ее за руку и потащила к кукольному дому. Тщательно отделанный фасад и комнаты, наполненные крохотной мебелью, превращали его в настоящее произведение искусства.

— Подарок Бенедикта, — сказала Бианка. — Он очень заботливый дядя и, уверена, станет не менее внимательным мужем.

А может, и нет, подумала Касси, с учетом его теперешнего поведения. Отступив от окна, она задернула занавески. Хотя, конечно, его преданность племяннику и племяннице позволяет надеяться на такое же хорошее отношение к собственному ребенку. Тут у нее сомнений не возникало.

Из разговора мужа и его сестры Кассандра ничего не могла понять и решила, что завтра, в аэропорту, купит итальянский разговорник и будет изучать его во время перелета в Калабрию. Может быть, если она выучит несколько общих фраз типа — «Очень рада с вами познакомиться», «Как поживаете?», «У вас прелестный дом», — то ее свекровь отнесется к ней более благосклонно.

А Бенедикт? Может, ее старания приобщиться к языку и культуре его страны тронут его, заставят снова обращаться с ней так, как в Сан-Франциско? Или теперь, когда он удовлетворил свои амбиции, сломив ее сопротивление, ей навсегда придется смириться с его холодной вежливостью?

Нет, он, несомненно, был внимателен и добр.

Но в какой-то момент между его просьбой выйти за него и ее согласием сексуальное притяжение, существовавшее между ними, ослабло и даже исчезло. Если не считать сдержанного поцелуя в щечку и корректной поддержки под локоть, когда она вылезала из машины или переходила улицу, он не делал никаких попыток дотронуться до нее.

Вначале она предполагала, что это связано с обрушившимися на него заботами, требующими внимания. Она убеждала себя, что, когда они окажутся вдвоем в Италии, он снова станет самим собой и утраченное вернется.

Но ничего не менялось. С каждым часом его отношение становилось все более.., отечески заботливым. Просто невыносимо!

Луна, поднявшаяся выше деревьев, озаряла комнату бледным печальным светом, отчего элегантная мебель утратила теплые цвета дерева, приобрела серые оттенки холодного камня. А она, в свой так называемый медовый месяц, сидела, обложившись подушками посередине мраморно-холодной кровати.

Слишком измученная, чтобы взять книгу и отвлечься хитросплетениями чужих жизней, истосковавшаяся по привычному комфорту собственного дома и друзьям, вся во власти противоречивых эмоций, Касси тупо глядела в полутьму.

Как долго она так сидела, молодая женщина не знала. Дом погрузился в мирную тишину, но она не поняла, сколько после этого прошло времени несколько часов или минут до того, как едва слышно приоткрылась дверь и на пороге возникла высокая фигура Бенедикта, подсвеченная горящим в коридоре ночником.

Он тихо прикрыл дверь и на цыпочках пошел через комнату, явно собираясь уединиться в соседней гардеробной. Она холодно объявила: