Келли Орам Призрак тебя и меня

Пролог

Оторвавшись от губ Чейза Ленсинга, Триша шлепает меня по руке, потому что я застыла как статуя. Моя очередь. Как же я хочу соскочить. Хочу убежать, крича словно маленькая девочка, но я не могу дать заднюю. Восьмиклассники такие жестокие. Если они узнают, что я боюсь или что еще ни разу не целовалась, то моя жизнь превратится в сущий кошмар.

Перед тем, как потянуться к бутылке, я незаметно вытираю вспотевшие ладони о джинсы и осматриваю возможных претендентов на мой поцелуй. Восемь мальчиков сидят, скрестив ноги, в узком кругу. Они ухмыляются, подмигивают друг другу и нервно облизывают в предвкушении губы. Я скорее умру, чем дам себя поцеловать шестерым из них, но вот двое оставшихся…

Спенсер Шотт и Уэс Дэлани — мои лучшие друзья во всем мире. Дом Спенсера и мой разделяют лишь наши дворы и высоченный дуб, листья которого осенью мерцают всеми оттенками красного, а на ветвях построен домик для игр. Спенсер, Уэс и я практически жили там, пока не перешли в среднюю школу. Тогда мы решили, что уже слишком взрослые для нашего секретного места.

Мы по-прежнему дружим, поэтому Уэс и Спенсер, выполняя свой дружеский долг, и пришли сюда вместе со мной, хотя им не очень-то и хотелось. Вечеринка устроена в честь четырнадцатилетия Триши Тэлбот, и ребята считают, что она вредина. Она и правда такая, но с ней лучше дружить, чем враждовать, поэтому неожиданно получив от нее приглашение, я не посмела отказаться. Теперь мне предстоит пожертвовать свой первый поцелуй дурацкой игре.

Я кручу стеклянную бутылку из-под колы и при этом молюсь всем существующим в мире богам, чтобы она остановилась на Уэсе или на Спенсере. Мне все равно, на котором из них. Честно говоря, я влюблена в них обоих.

У Спенсера рыжие волосы и карие глаза за красивыми очками в тонкой оправе. Некоторые ребята смеются над его веснушками и очками, но мне они нравятся. Может, он не самый симпатичный парень на свете, но определенно самый веселый и милый.

Уэс, с другой стороны, настоящий красавчик. Он высокий — выше большинства других мальчиков, — у него густые, каштановые волосы, а глаза настолько темные, что кажутся черными. Он тихоня, потому что не любит большие компании, но когда мы тусуемся только втроем, болтает так много, словно хочет наверстать упущенное время.

Пока бутылка безумно вертится на полу Тришиной кухни, я ловлю взгляды Уэса и Спенсера. Уэс сидит справа, а Спенсер прямо передо мной. Никто из них не выглядит нервным, какой себя чувствую я.

Бутылка замедляется. Минует Уэса, и я понимаю, что на него выбор уже не падет. Видимо, и Уэс это понял, поэтому его глаза сужаются на оставшихся мальчишках. Заметив, как сердито он смотрит на них, я улыбаюсь. Я знаю, что он защитит меня, если кто-то слишком увлечется поцелуем — что очень может случиться, если бутылка остановится на Джейке Уэйнрайте. Сегодня Джейк хвастался, что целовался с девятиклассницей.

Ну же, только не Джейк. Только не Джейк. Только не Джейк.

Бутылка останавливается на Пенни Мартин. Поскольку она сидит между Джейком и Спенсером, то ей и выбирать, которого из них мне придется поцеловать.

Только не Джейк, пожалуйста, только не Джейк.

То ли Пенни прочла мои мысли, то ли Спенсер незаметно пихнул ее в бок — ведь очевидно же, что бутылка направлена скорее на Джейка, — однако она говорит:

— Я выбираю Спенсера.

Я чувствую облегчение, однако через секунду до меня доходит: сейчас мы со Спенсером поцелуемся!

Спенсер приподнимается на коленях, нервно покусывая губу. Когда я встречаюсь с ним в центре круга, бабочки в моем животе устраивают цунами. Ни один из нас не произносит ни слова. Спенсер проводит по губам языком, и его взгляд опускается на мой рот. Наклоняясь ко мне, он немного дрожит.

Я прекращаю дышать.

По правилам наши губы должны соприкоснуться на пять секунд. Ребята начинают отсчет. Я думала, что при таком количестве зрителей буду стесняться, но как только губы Спенсера накрывают мои, все и вся прекращает существовать.

Я зажмурилась и сжала губы так сильно, что они наверняка стали твердыми, будто камень, но прикосновение Спенсера настолько легкое и нежное, что я невольно расслабляюсь. У меня вырывается тихий вздох, мой рот приоткрывается, и губы Спенсера прихватывают мою верхнюю губу. Я пытаюсь копировать то, что он делает, и внезапно мы с ним целуемся. Целуемся по-настоящему, а не просто прижимаемся к друг другу губами, пока наши одноклассники считают до пяти.

Рука Спенсера ложится на мою щеку, и я придвигаюсь к нему еще ближе. Все мое тело расслабляется, а вот сердце готово вырваться из груди. Поцелуй Спенсера — это самое удивительное, что мне когда-либо доводилось переживать, и в этот момент я понимаю, что никогда не захочу целоваться с кем-то еще.

Счет заканчивается на пяти, вынуждая Спенсера отпустить меня. Правда, он делает это так медленно, словно хочет останавливаться не больше меня. Но если наш поцелуй продлится дольше необходимого, нас безжалостно задразнят.

Когда он отстраняется, наши глаза встречаются, и мое лицо расцветает в широкой улыбке. Ну и пусть я сейчас выгляжу, как глупая дурочка. Я счастлива, и мне все равно. Когда я перевожу взгляд на Уэса, то успеваю заметить у него на лице хмурое выражение, которое он немедленно прячет. Мое подсознание подсказывает, что он огорчен, но я — видимо, из-за переизбытка чувств — не вникаю в причину. Настолько мне хорошо. О лучшем первом поцелуе нельзя было и мечтать.

Позже, пока моя мама везет нас с вечеринки домой, Спенсер всю дорогу держит меня за руку. Проводив его до забора, разделяющего наши дома, я останавливаюсь под тем большим дубом с домиком на ветвях, для которого мы стали слишком большими, и мои руки тянутся к Спенсеру, чтобы обнять его.

— Спасибо, — шепчу я. — Я так сильно боялась, что мой первый поцелуй будет ужасен, но он был идеальным.

Спенсер откашливается и бормочет:

— У меня он тоже был первым. И он был более, чем идеальным.

Я отстраняюсь и смотрю на него с широко распахнутыми глазами. Его щеки и кончики ушей стали малиновыми.

— Я рад, что это была ты, — говорит он.

— Я тоже рада, что это был ты.

Глава 1

Я сижу, прислонившись к стволу дуба с ярко-красными листьями у себя во дворе, и компанию мне составляет только мой старый дневник. Лето почти закончилось. В Саут-Ориндже, штат Нью-Джерси, это означает по-прежнему сильную, но уже переносимую влажность и духоту. Отложив дневник, я закрываю глаза и поднимаю лицо к небу. Делаю глубокий вдох, наслаждаясь ветерком, щекочущим кожу, и слушая громкое жужжание цикад, которые поют свою песню в листве над моей головой. Блаженный покой.

Сместившись, я чувствую неровную поверхность дерева у себя за спиной. Обвожу пальцами глубокие отметины на стволе и улыбаюсь, вспоминая как Спенсер вырезал на коре наши инициалы.

Мы только перешли в девятый класс, и это была наша первая годовщина в качестве пары. Нам было всего по четырнадцать, но мы были вместе уже целый год. Используя тупой перочинный нож, Спенсер чуть не откромсал себе палец (потом ему даже пришлось накладывать швы), однако он сказал родителям, что поранился, только после того, как довел начатое до конца. Ему хотелось иметь доказательство нашей вечной любви, когда мы станем старыми и седыми. А еще попасть в книгу рекордов Гиннеса за самые долгие отношения в истории мира.

Смеясь над воспоминанием, я вздрагиваю, когда у моего лица появляется белая ромашка.

— Чего это ты тут сидишь в одиночестве? — спрашивает Спенсер и, усмехнувшись, усаживается рядом со мной.

Перед тем, как ответить, я вдыхаю аромат цветка, который он мне принес.

— Просто вспоминаю хорошие времена. А ты что здесь делаешь?

— Пришел проведать свою девушку, разумеется. — Спенсер одаривает меня еще одной улыбкой, от которой мое сердце сразу же тает. Прошло столько лет, но мне по-прежнему не надоедает эта его мальчишеская улыбка, сияющая любовью ко мне. — А еще я принес на нашу годовщину ее любимый цветок. Три года. Это дольше, чем многие браки.

— Но не рекорд Гиннеса, — дразню его я.

Я рассматриваю цветок в своих руках. Мне всегда нравились ромашки. С их белыми лепестками и ярко-желтой серединкой они выглядят изумительно. Я выдергиваю лепестки один за одним и, улыбаясь, говорю:

— Любит.

Спенсер усмехается. Это одна из наших любимейших игр.

Я срываю следующий лепесток.

— Не любит.

Спенсер позволяет мне повторить это несколько раз, потом тянется к цветку сам.

— Любит. — Он отщипывает еще лепесток. — Любит. — И еще один, и еще, и еще. — Любит. Любит. Любит.

Спенсер забирает у меня цветок и, хотя мы оборвали не все лепестки, отбрасывает его в сторону.

— Я люблю тебя, — говорит он и наклоняется, чтобы поцеловать меня.

Я обнимаю его и растворяюсь в нашей любви. Спенсер кладет меня на траву и головокружительно долго целует, потом, довольный, перекатывается на спину и закрывает глаза, вместе со мной наслаждаясь этим прекрасным моментом. Наши руки находят друг друга, и пальцы переплетаются воедино.

— Я скучаю по тебе, — шепчу я.

Он поворачивает голову и улыбается мне.

— Я же здесь.

Я тоже ему улыбаюсь.

— Да, здесь.

Несколько секунд мы наслаждаемся тишиной и покоем, а потом он заговаривает:

— Знаешь… — Я смотрю на него, и, хотя лицо его серьезно, в глазах блестит озорство. — Говорят, поцелуй рыжиков приносит удачу.

Расхохотавшись, я качаю головой. Мои длинные светлые волосы рассыпаются по траве, и я чувствую на них листья, но мне все равно.

— Не такой уж ты и рыжий. Твои волосы так потускнели, что теперь они скорее светло-каштановые с рыжим оттенком.

— Нет, рыжий, — настаивает он. — Ты не можешь отрицать силу веснушек. Я рыжий.

Ладно, он рыжий. Но я никогда не признаюсь ему в этом, ведь он ненавидит свои рыжие волосы.

— Нет, не рыжий.

Он закатывает глаза.