— Все должно быть сугубо добровольно, — подчеркнул Игорь.
— Расписку давать? — встрепенулся Костя.
— По инструкции положено, — понурил голову Игорь.
— Тебя никто не просит, — сказал я Косте, — просто такая ситуация.
— А я, выходит…
— Ничего не выходит…
— Я, значит, сука.
— Что??
— Вы мне не доверяете?
— Мы бы с тобой не разговаривали… если б…
— А в чем же дело?
— Если что случится… — начал Игорь.
Он был прав.
— Тебе сколько? — спросил я.
— Двадцать девять.
— Хорошая арифметика.
— Что такое? — растерялся Костя.
— Ничего. С возрастом пройдет.
— Пугают, пугают, а ничего страшного… — упрямился Костя. — Мы все в одной упряжке. Чего уж тут…
— Ты — море, мы — экспедиция… Наш парень у вас на рации. А тебе предстоит… черт его знает… больше никто не может в этой ситуации…
— А что, у нас на море было легче?
— Мы не говорили.
— Почему вы обижаете?
— Не о том речь.
— О чем?
— Всякое бывает…
— В морях бывает, что вам не снилось.
Он правильно вел, чтобы нас обидеть. Но он был молод, и он был прав в своей неправоте.
— У меня такой начальник, — сказал я Косте, — нужно письменное подтверждение.
— Что я не сволочь?
— Не кипятись, Костя… пожалуйста…
— Вы… наука… черт вас возьми… в чем дело?..
— Все должно быть сугубо добровольно, — повторил Игорь, и был он суров. Он поверил Косте. И ему не нужна была расписка. Он поверил — и все. А Игорь как начальник всегда прав.
— Я очень даже согласен! — рассмеялся Костя. — Хоть на земле поживу, осточертело мне в море, вот что я вам скажу, братцы.
— Давай собираться, — скомандовал Игорь.
Я ушел в поселок к знакомым ребятам. Вернулся с ружьем, патронами, свечкой, зажигалкой, спичками, галетами, сахаром, консервами. Рюкзак был под завязку.
— Вот, держи…
Глеб нашел где-то роскошный мохеровый шарф и меховые кожаные перчатки:
— Бери, пригодится.
Игорь одну бутылку «Миндальной» из наших запасов тоже положил в рюкзак.
Геологи уже садились в вертолет.
— Давай, до встречи!
— Пока!
Глеб помахал нам из кабины. Костя входил в вертолет последним. Механик задраивал дверцу.
— Всего!
Вертолет ушел, и мы опять остались с Игорем одни. Теперь нам без Кости нет пути назад — ни на корабль, ни в родную бухту Провидения.
Нет ничего хуже неопределенности. Мы пошли на радиостанцию к пилотам. Там все как-то ближе к событиям.
Итак, до маяка лету около часа, оттуда до геологов тоже около часа, возврат к маяку около часа и возврат на базу. Итого четыре-пять часов. Возможно, вертолет прилетит ночью. Ночью даже лучше — солнце светит ярче, и всегда почему-то летом ночью тишина, нет ветра и яркое солнце. Чукотский июнь. Хорошая погода.
Все это время, как только вертолет скрылся за сопками, превратилось во время ожидания его возвращения. Покинув радиостанцию диспетчерской, мы пошли коротать часы к моему приятелю — районному газетчику Юре, старому полярному волку, работавшему здесь давно.
За долгим чаем и свежей обильной дичью мы говорили. Так всегда бывает, когда долго не видятся. Пили чай, вспоминали друзей-приятелей, ругали нынешнюю молодежь, хвалили прежнюю («вот раньше!»), припоминали веселые приключения и яркие события, грустные случаи и байки. Много за эти годы исколесили, исходили-изъездили, скоро не останется на Чукотке незнакомого, места.
— Можно бы на собаках к Дженретлену, да снега почти нет, — мрачно сказал Юра.
Была у него одна черта странная, к которой, впрочем, все уже давно привыкли. Зимой в любую погоду, даже если есть возможность уйти в тундру на вездеходе или слетать на вертолете, он всегда пробует сначала выяснить — а нельзя ли этот маршрут сделать на собаках. Очевидно, тверда в нем журналистская закваска — медленнее едешь, больше видишь.
— Два дня пути, — возразил я.
— Можно спрямить. Если выйти на Угол Иноземцевой, а оттуда повернуть в глубь полуострова.
— У нас там маяк, мы уже там были, — сказал Игорь.
— Удобное место. А почему оно так названо?
— Очень давно это было, — сказал Юра. — Еще до коллективизации. В общем, она была учительницей. Навела тут шороху! — засмеялся Юра.
Мы слушали его и одновременно прислушивались чутко ко всем шумам на улице — не летит ли наш вертолет.
— Она и учительницей была, и лекарем — лечила, собак своих имела. Сам понимаешь, шаманы ее не шибко-то привечали. Муж у нее был геологом. Погиб тут где-то. Она не уехала, осталась. Язык чукотский знала, ездила по тундре. А Угол вовсе не потому, что полуостров там маленький в виде треугольника. Она любила называть этот край «медвежьим углом». Вот приехала, мол, в «медвежий угол», пора с этим, мол, кончать, пока грамотность не станет всеобщей. Однажды с этим «медвежьим углом» выступила на какой-то конференции. Ее поправили. Нельзя, говорят, так. Нет у нас «медвежьих углов». Так мне рассказывали.
Солнце светило тихо и нежно. Было за полночь. Юра принес спальные мешки, раскладушку. Игорю предложили тахту. Комната была холостяцкой, семья его уехала на лето в отпуск, на материк.
— Вот так и назвали — Угол Иноземцевой. То ли геологи, то ли геодезисты. Слава-то о ней далеко шла. Там яранги стояли и несколько маленьких домиков — «шхун», как их называли. Туда, обычно подкочевывают ненадолго оленеводы. Но сейчас построек нет. За ненадобностью — и самого поселения тоже.
— Мы видели пастухов, — сказал Игорь. — Они уже подкочевали.
— Там есть старики, которые ее знали. Поинтересуйтесь при случае.
— Спать-то уже ни к чему, — сказал Игорь. — Скоро утро.
— Смотрите сами. Располагайтесь. Я-то пойду лягу, а то у меня завтра летучка и, вообще, суматошный день.
Мы с Игорем вышли прогуляться. Да и на радиостанцию в порт заглянуть надо — нет ли новостей.
Мы шли не торопясь, наслаждаясь солнцем, тишиной и теплом предутреннего покоя.
Из подъезда ближайшего дома выскочил человек без пиджака, в майке, с ведром. Он выносил на улицу мусор.
— Стой! — схватил меня Игорь за руку.
Я узнал Глеба.
— Идем ко мне, — замахал он.
Мы побежали.
— Только что чай поставил, проходите.
Глеб тоже жил один, жена уехала на курорт.
— Когда прилетел?
— Полчаса…
— А мы не слышали…
— Я оттуда шел, с залива.
— Что-нибудь случилось? — спросил Игорь.
— Ничего, — ответил Глеб.
— А маяк?
— Работает.
— А Костя?
— Должно быть, на корабле уже.
— Как на корабле?
— Я немного план изменил. — Глеб принес варенье, разлил чай по диковинным японским чашкам. Притащил блюдца и салфетки. — Сел я на Дженретлене, но высадил не Костю, а всех. Сказал геологам — пока не поможете парню, не сделаете все, что надо, в партию не полетим. Так они взялись за дело — ого!
— Дда-а… — протянул Игорь.
— Справились быстро. Я сам проверил радионаведение. Работает отлично. Ну вот. Потом всех погрузил, и вашего радиста тоже, и полетели в поле. Там разгрузка была быстрая. Оттуда прямиком сюда. Сэкономил много времени — одним взлетом и одной посадкой меньше, да и крюк не пришлось делать, чтобы возвращаться.
— Ну, спасибо! — засветился Игорь.
Глеб, маленький, толстый, в подтяжках, не выглядел столь элегантно и деловито, как на работе. Это был просто усталый человек.
— Я боялся, — сказал он.
— Чего? — не понял я.
— Тех перспектив, что вы обрисовали. А вдруг я не смог бы залететь за вашим радистом на обратном пути? А? Вдруг случись потом что — и на моей душе грех, а? Больно вы так просто все решаете — оставить человека, пусть сам топает шестьдесят километров…
— Работа, Глеб… — перебил Игорь.
— Знаю. И все равно… Очень все у вас лихо… Благодарность получите?
— Получим, — твердо пообещал Игорь.
Глеб угощал нас всякими домашними сладостями. Очевидно, жена уехала совсем недавно. Мы допили чай и пошли на берег.