От этой непрерывной деятельности мальчишки за лето пообносились и одичали. Варвара Африкановна уже более не пыталась не давать Никите спуску,- она только говорила, что все записывает в своем сердце и за все сразу, когда придет время, даст спуск.

Отец носил бороду теперь прямо, клином наперед, приезжал домой худой и веселый и шумно разговаривал.

Но всему бывает конец. Осенью взрослые, выяснив на перекрестках все вопросы, начали - одни стрелять из винтовок и пулеметов вдоль улиц, другие - заваливать окна в домах тюфяками и книгами. Мальчишки, по причине изношенной одежды и худых башмаков, тоже попрятались по домам. Было холодно, неуютно и скучно.

Вот тут Варвара Африкановна от всего записанного у нее на сердце и сказала отцу:

- Ты не слушал меня, Алексей, вовремя,- теперь поди, кусай себе локоть.

Никита пошел за отцом посмотреть, как он будет кусать локоть, но отец вместо этого намылил себе щеки и сбрил бороду. Это было самое страшное, что видел Никита за все время революции: у отца оказались безо всякой причины усмехающиеся губы и несерьезный, маленький подбородок. С этого дня между Никитой и отцом установились более взрослые отношения: отец стал будто моложе, Никита - постарше.

На следующий вечер Никита и Алексей Алексеевич, спрятавший лицо в воротник, ехали на извозчике на вокзал. На коленях у отца лежал маленький чемодан - все их имущество. Так они бежали из Москвы на юг.

НОВЫЙ ДРУГ

Ехать было не совсем удобно, но весело. В купе вагона, кроме отца, сидело еще пятнадцать бородатых мужиков с винтовками - возвращались с фронта по домам. У одного, рыжего, лежал на коленях небольшой пулемет.

- Я его на огороде поставлю,- говорил рыжий,- я эту штуковину давно собирался завести.

Никита помещался наверху, в сетке из-под чемоданов. Мужики кормили его солдатскими сухарями; один, всю дорогу певший тонким голосом: "Ночка темная,- боюся. Проводи меня, Маруся",- до того зажалел Никиту наверху, в сетке, что подарил ему ручную гранату:

- С ней нужно аккуратно обращаться, не дай господи лопнет, ничего от тебя, мальчуган, не останется.

Другой солдат, лысый, с бородой, точно запутанной домовым в косицы, говорил Никите:

- Ты его не слушай, поедем лучше ко мне, я тебя на пчельник пристрою,мне грамотный мальчишка страсть как нужен.

Дорога была долгая. В вагоне - духота, ни лечь, ни пройти. Мужики стали друг к другу придираться. Рыжего с пулеметом выбили, наконец, из купе,- занимал много места. Потом начали придираться и к Алексею Алексеевичу,- кто он такой, а может быть, он буржуй? К удивлению Никиты, отец начал вдруг так лгать, что мужики только рты разинули.

В конце пути в вагоне стало просторнее, можно было выходить в коридор, и там-то Никита и встретил будущего своего друга, Ваську Тыркина.

Этот замечательный мальчик, лет четырнадцати, спал в коридоре прямо на полу, засунув голову в жестяное ведро для того, чтобы проходящие не наступали ему на щеки.

Одет он был в солдатскую шинель с подвернутыми рукавами и весь крест-накрест и поперек туловища - обмотан пулеметными лентами. К поясу у него были привязаны ручные гранаты, обвязанные тряпицами, под рукою лежала винтовка с примкнутым штыком. Кроме того, на нем были огромные рваные сапоги и шпоры на цепочках.

Никита с уважением разглядывал столь сильно вооруженного мальчика,- не удержался и потрогал колесики на шпорах. Тогда мальчик вытащил голову из ведра, взялся за гранаты, поддерживая их, с громом и звоном сел на полу, зевнул и сказал Никите лениво:

- Вот я тебя выкину в окошко,- будешь на меня пялиться.

Затем полез в карман за табаком, но табаку не нашел, сдвинул папаху на затылок и опять поднял курносый нос, уставился на Никиту круглыми, светло-голубыми, как у галки, глазами:

- Угости папиросой.

- У меня только шоколад с собой,- сказал Никита, краснея от того, что из-за шоколада вооруженный мальчик будет теперь презирать его всю жизнь. Мальчик, не презирая, съел шоколадную плитку с необыкновенной быстротой.

- Знаешь, кто я такой? - спросил он.- Вот то-то, что не знаешь, а суешься со мной разговаривать. Я Василий Тыркин, махновец, слыхал?

- Еще бы,- поспешно ответил Никита.

- Дай мне другую плитку,- приказал Василий Тыркин,- этот самый шоколад у нас в ударном батальоне мы нипочем не считаем.

- Вы сейчас в отпуск едете?

- Наш отряд погиб геройской смертью под Екатеринодаром. Я один ушел,ну, уж зато сколько я врагов переколотил,- сосчитать нельзя. Гляди,- шинель дырявая, сунь палец в дыру,- это все пули, штыковые удары.

- Что же вы теперь хотите делать?

- Тебя это не касается, что я стану делать. Я план обдумываю. Какие у нас города на пути?

- Скоро Лозовая будет.

- Лозовая так Лозовая... Вот надо собрать человек с полсотни, да и занять ее с боем. Хочешь ко мне под начальство?

Мурашки зашевелились у Никиты на спине под курткой. Но с видимой бодростью он согласился идти под начало. Василий Тыркин обещался его не бить: "Ныне это оставлено,- буду к тебе применять нравственное воздействие". Но, покончив с третьей плиткой, он раздумал брать Лозовую.

- Одна беда,- возни потом полон рот: республику надо объявлять, властей ставить на места, а этого я страсть не люблю,- я человек военный.

У Никиты отлегло от сердца: несмотря на присутствие духа, ему все же было страшновато брать с боем город. Повертевшись некоторое время около опасного мальчика, он пробрался в купе к отцу и сидел тихо. Но скоро послышался гром и звон оружия, в купе вошел Василий Тыркин, сел рядом с Никитой и спросил:

- А ты сам-то куда едешь?

- Мы с папой едем на Кавказ.

- В таком случае и я с вами на Кавказ поеду,- мне все равно деваться некуда. И вам спокойнее будет с военным человеком, и мне спокойнее. Дай-ка еще шоколаду. Я, признаться тебе, три дня ничего не ел. Это, значит, твой отец сидит? Очень славно. А у меня, брат, ни отца, ни матери...

С этого дня Василий Тыркин, вместе со своими бомбами, пулеметными лентами, шпорами и винтовкой, более не отставал от Рощиных, а к Никите относился хотя и с презрением, но дружески, даже горячо.

На двенадцатые сутки все трое приехали в город Н., где Алексей Алексеевич взял лошадей и отправился вместе с мальчиками в горы, в именье одного из своих друзей, называвшееся "Кизилы".