Пете стянул мокрый плащ и повесил его на крючок, нахлобучив сверху шляпу. Таггарт молча едва заметно переменил положение, чтобы снова быть лицом к нежданному гостю.

Смерив его взглядом, Шойер спокойно произнес:

— Я пришел арестовать тебя.

— Попробуй, — голос Таггарта оставался бесстрастен, — и я убью тебя.

Пете осклабился в широкой улыбке.

— Не выйдет, — отозвался он, а потом посмотрел на Мириам. — Помните, вы говорили о кофе, мэм.

Мириам, полностью захваченная драматизмом встречи преследователя и преследуемого, совсем позабыла про кофе.

— Ах да!

Она поставила на стол кофейник и чашку.

Шойер пододвинул стул и уселся.

— Ты заставил-таки меня погоняться за тобой.

— Мне не хочется убивать человека с кокардой. Сам ее когда-то носил.

— Ага, слышал, — Шойер шумно отхлебнул кофе, а потом налил горячий напиток в блюдце и принялся дуть на него. — И не надо никого убивать. Просто иди со мной подобру-поздорову.

— Придет время — решим.

Оба повернулись на звук открываемой двери. Вошел Старк. В его дружелюбной улыбке сквозила ирония.

— Встретились-таки, — покачал он головой, сбросил дождевик и насухо вытер дуло ружья перед тем, как поставить его в стойку. — Я держал тебя на мушке, когда ты выезжал из низины, — пояснил он Шойеру. — Думал, апач.

— Ты был позади меня? — неприятно удивился Шойер.

— Всю дорогу от реки.

Темные глаза Пете медленно заскользили по комнате, в них жарко пылало подозрение. Он оценивал ситуацию и прикидывал, как поступить.

Чтобы разрядить и без того сложную обстановку, Таггарт разъяснил:

— Эти люди приютили меня точно так же, как и тебя. То, что здесь произойдет, касается только нас двоих. Мне бы не хотелось, чтобы ты сделал ошибку.

— Там увидим.

Сванти зачерпнул ложечкой мед и положил в кофе.

— Почему бы тебе просто не уехать, когда кончится гроза?

— За тебя Живого или мертвого мне обещана кругленькая сумма, Таггарт. — Пете отпил кофе с блюдца и отер рот тыльной стороной ладони. — Да и вообще я не могу уехать. Прошлой ночью мой конь сломал ногу, иначе я был бы уже в Глоубе.

— Как ты нас нашел? — осведомился Старк.

— По чистой случайности, — с готовностью пояснил Шойер. — Такое уж мое дело, приходится делать зарубки в памяти о таких местах, где можно укрыться. Давно, еще когда служил в армии, ходил в разведку и чуть было не свалился в этот каньон. Конечно, начисто забыл о нем, пока он мне не понадобился.

— Ты расшевелил осиное гнездо, — сказал Старк. — Вытащил апачей на охоту. Не советую никому и пытаться уехать отсюда, пока все не уляжется. Если индейцев переполошить, они рыщут повсюду, точно голодные волки, а у меня на руках две женщины.

Шойер откинулся на спинку стула.

— Мне подходит, — пробурчал он, ковыряя в зубах щепочкой. — Сухое место для сна, калорийная пища и общество дам. Нет, я не против передышки.

После такой тирады все примолкли, только по крыше барабанил дождь. Консуэло подставила под течь котелок. Одна крупная капля упала в уже собравшуюся там воду, и звук всплеска прозвучал так громко, что Мириам вздрогнула.

По дну каньона бежал небольшой ручеек, а состояние зданий, простоявших не меньше полувека, явно доказывало, что даже после больших дождей здесь никогда не несся бурный поток. В противном случае он снес бы конюшню и повредил остальные строения. Многие глубокие каньоны и овраги, избороздившие пустыню, образовались именно ревущими полноводными дождевыми потоками, бесследно исчезавшими через несколько часов после грозы, но даже в эти немногие часы вода. могла сносить плотины и уничтожать дома.

Раскуривая самокрутку, Сванти смотрел на сплошную пелену дождя, застлавшую окно. Он понимал, что с появлением Пете Шойера отдыха у него не будет. Но это не взбудоражило и даже не встревожило его. Жизненный опыт подсказывал, что любую проблему надо решать только тогда, когда она заявит о себе. А в подобной ситуации до времени ничего нельзя изменить. Значит, придется выжидать… и быть начеку, что бы там охотник за людьми не предпринял.

Сванти не боялся Шойера. Ему и раньше приходилось решать спор оружием, и он верил, если повезет, то победит, а погибнет — тем более волноваться нечего. Таггарт был вовсе не глуп и не склонен переоценивать свои силы, но знал, на что способен с кольтом в руках. Прошедшие годы лишь закалили его, приготовив к любым передрягам. Постоянная бдительность и готовность к действию составляли для него жизненный принцип.

Он не считал себя прирожденным стрелком и не уважал забияк, никогда попусту не хватался за револьвер, избегал перестрелок как степного пожара или наводнения. — Сванти был глубоко убежден, что порядочному культурному человеку негоже решать свои проблемы с оружием в руках. Но, с другой стороны, если уж пришлось столкнуться с вооруженным до зубов, ни в чем не уступающим тебе агрессивным противником, то встретить его следует, не труся и не склоняя головы.

Пустых разговоров о храбрости он не любил, они действовали ему на нервы. Как будто можно делить людей на смелых и трусливых, как будто смельчаки всегда смелы, а трусы всегда трусливы! Любой человек в силу обстоятельств мог оказаться ив той и в другой ипостаси.

Таггарт не считал Шойера ни дурным, ни хорошим человеком. При этом он рассуждал так: если Пете угодно делать свой бизнес на охоте за людьми — что ж, он, Сванти, нисколько не возражает. Одни охотятся на бизонов, другие на волков… Охотиться на людей бесконечно опаснее. Многие полагали это бесчестным занятием, но Таггарт не соглашался с ними.

Правда, что касается конкретно Шойера, то, возможно, в своем ремесле он заходил несколько дальше, чем следовало. То ли был чересчур настойчив, то ли слишком жаден… но Таггарта это не заботило. Он понимал, что как бы там ни было, Пете прекрасно знает свое дело, и его так просто не обведешь вокруг пальца, не собьешь со следа какой-нибудь нехитрой уловкой. И уж коли дойдет до стрельбы, то надо постараться заранее обеспечить себе преимущество. Но пока было ясно, что Шойер не собирается доводить дело до перестрелки. И вовсе не потому, что испугался, просто в таких обстоятельствах поступить так неразумно. Его могут ранить, а тогда он не сможет взять пленника или продолжать погоню. Пете не был упрям и не слишком дорожил своей репутацией, он привык хорошо выполнять работу, за которую взялся.

Старк поднял голову, на мгновение его лицо попало в луч света, и Таггарта глубоко поразило, какое напряжение читалось на этом лице. До сих пор Сванти не замечал перемен в Адаме, теперь же вынужден был констатировать, что тот сильно осунулся, глаза его впали и потускнели. Это удивило Сванти, с его точки зрения, Старк являлся живым воплощением силы, принадлежал к тому типу неунывающих и упорных людей, которые способны вынести любые испытания. Что-то явно не сходилось, но пристально понаблюдав за Адамом, решил, что дело не только в домашних неурядицах. Конечно, сразу во всем разобраться очень трудно, но развитая как у дикого животного интуиция помогала ему улавливать тончайшие настроения окружающих людей, любые проблески скрытого недоброжелательства. За тревогой Адама, несомненно, таилось нечто более важное, чем беспокойство о жене. Его озабоченность постепенно передалась и Таггарту.

Мириам, занятая своими мыслями, собирала на стол. Консуэло как ни в чем не бывало штопала рубашку Адама. Лишь один раз она стрельнула глазами в Сванти. Шойер перехватил ее взгляд, и в темных глазах его вспыхнул огонек изумления и ревности.

Старк вытащил колоду карт и принялся раскладывать пасьянс. Таггарт встал и потянулся к плащу. Шойер внимательно следил за ним.

— Ты куда-то собираешься?

— Ну и?..

— Я с тобой, теперь нам надо держаться вместе. — Пете глянул на Адама. — Лошадь не продашь? Тогда я заберу отсюда этого парня, и мы слезем с твоей шеи.

Прежде, чем ответить, Адам набил трубку и задумчиво посмотрел на сложившуюся комбинацию.

— Нет, — ответил он. — Не продам. Одолжу, когда тебе придет время ехать, не раньше. А вздумаешь взять лошадь без спроса, натравлю на тебя закон.