И впрямь, едва ребята появились на участке, у них вырвались крики удивления.

— А ведь наши деревья уже укутаны!

— Здесь и делать нечего!

— А мы спешили…

Лысюра сиял, словно электрическая лампочка.

— Видали? Это я с Синицыным, — подбоченясь, он небрежно кивнул на Макара. Тот только хлопал глазами. — С рассвета вкалывали в поте лица. За вас, понимаешь, старались. Скажите спасибо, высморкайтесь и спать идите.

— А кто вас просил? — вдруг ощетинился Живцов.

— Как — кто? — осекся Лысюра и только тут заметил, что все смотрят на него как-то недружелюбно. — Да вы что, ребята? Ведь вчера сами же просили Синицына, то есть обязывали… Вынесли решение.

— Никто его не обязывал, — вмешался Пономаренко, по обыкновению зажмуриваясь, когда он говорил что-то резкое. — Ему просто вынесли общественное суровое порицание. Ты что, забыл?

А Зойка вдруг взвизгнула:

— Это ты заставил его работать всю ночь! — сжав кулачки, она подступила к старосте. — Ребята, он же все время талдычил вчера, помните, чтобы Макар всю ночь работал на участке. Ах ты, рабовладелец несчастный!

Лысюра попятился:

— Какой я тебе рабовладелец? Я, если хочешь знать, и сам работал с ним вместе…

Он зачем-то ткнул ей под нос пучок соломы.

— Как же, заставишь тебя! — ехидно бросила Поспелова. — Руководил, наверное, а не работал. Знаем!

Живцов рубанул воздух ладонью:

— В общем, вы как хотите, а мне чужая работа не нужна. Положено мне укутать четыре саженца, вот я и укутаю.

И он решительно направился на соседний участок.

— Я тоже! И я! — раздались голоса. Все потянулись за ним.

Лысюра побледнел.

— Да вы что, с ума сошли? Там же участок четвертого «Б»! Мы с ними соревнуемся.

— А куда нам идти? — огрызнулся Черепанов. — Участки других классов за городом. Не поедем же мы туда?

— Да зачем вам куда-то ехать? — надрывался Лысюра. — Работа наша сделана, садись, отдыхай. В землю поплевывай.

— Отдыхать? — изумился Пономаренко. — Мы еще и не работали.

— Что мы — тунеядцы? — Зойка стала потрошить кучу соломы.

Все принялись за дело.

Лысюра насторожился. Издали послышались веселые голоса, шум…

— Бэшники идут!

Первым показался длинный Пашка Многолет.

— Эй, чего на наш участок залезли? — еще издали гаркнул он. Его рыжая голова в кепочке замоталась над забором — он побежал. С налету распахнул калитку и остолбенел:

— Уха из петуха!

За ним толпились, напирали, заглядывали через его плечо остальные. Спустя минуту, рассыпавшись по участку, они придирчиво ощупывали укутанные деревья.

— На совесть сделано!

— Что да, то да!

Пашка Многолет прищурился:

— Значит, свою работу сделали и нашу захватили? Хотите показать, что мы слабаки? Втихую пораньше пришли… Мы так не уговаривались! По мордасам захотели?

К нему подошел Зина Живцов, сказал спокойно:

— Зачем ты так? Просто хотим помочь вам. Видишь, сегодня ночью были заморозки. Нужно спешить, а то деревья погибнут.

Пашка заглянул в его глаза, расслабился:

— Ну, раз так, ладно. Давайте вместе работать.

И работа закипела! Синицыну и Лысюре, стоявшим в нерешительности поодаль, казалось, что на их глазах происходит новое чудо: так же завихрялась между деревьями солома, один за другим укутывались голые стволы, только теперь в саду раздавались звонкие веселые голоса да под плывущими по воздуху охапками соломы мелькали ноги в брюках или чулках. Иногда охапки сталкивались, валились на землю, и тогда неудачники, хохоча от восторга, тузили друг друга. К ним подскакивали другие, начиналась куча мала.

Синицын подошел к Лысюре, дернул его за рукав:

— Давай и мы… — он кивнул, — поработаем. А то стоим, все на нас косятся.

— И пусть косятся! — мотнул головой Лысюра. — Что мы — мало сделали? Сто штук! Пусть попробуют столько укутать, а потом говорят, — он скривился, передразнивая кого-то: — «Нам чужой работы не надо, мы не тунеядцы…» Я ведь для коллектива старался, для своего класса…

Макар с удивлением слушал Генку. «Я старался, я, я…» Получается, что даже Синицын тут ни при чем, а чудо сотворил сам староста класса Лысюра, один, собственными натруженными руками, и никто ему при этом не помогал.

Тут открылась калитка и вошли Нина Борисовна и Егор Сергеевич. Они остановились в удивлении.

Нина Борисовна выглядела очень смешно: в синих спортивных брюках и синей куртке — совсем как старшеклассница.

— Смотрите, что делается! — зашумел ботаник. — А кое-кто боялся, что ребята еще спят. Они вон половину деревьев обработали. И как обработали! — он ходил по «волшебному» участку. — Идеально, просто идеально!

Нина Борисовна громко чихнула от налетевшей соломенной пыли. И увидела стоявших перед ней Лысюру и Синицына.

— Когда же вы успели сделать? Ведь сейчас только… — она взглянула на часы, — четверть одиннадцатого.

Лысюра смутился, но ненадолго.

— А наш класс пришел на час раньше! — выпалил он. — Свое задание выполнили, теперь вот… помогаем отстающим.

— Это же чудесно! — восхитилась Нина Борисовна. — А я думала, что за сегодня не управимся. Вы и не подозреваете, какие вы молодцы, — и она, полуобняв, увлекла за собой озадаченных таким оборотом Генку и Макара. — Мы-то, оказывается, опоздали! Но ничего, сейчас наверстаем.

Вечером Синицын столкнулся в подъезде нос к носу с Гошей Шурубурой. Тот шел, волоча за собой ранец прямо по ступеням. Одна лямка у ранца совсем оторвалась.

— Ага, попался! — притворно налетел на него Макар. Тот остановился, глядя исподлобья. С тех пор, как Гоша разбил волшебный стаканчик, он старался избегать Синицына.

— Да ты не бойся, — положил Макар руку ему на плечо. — Думаешь, я злюсь на тебя за то мороженое? Зря. У меня его сколько хочешь. Не веришь?

Гоша недоверчиво засопел.

— Угостить? Какое ты любишь?

Гоша что-то пробурчал и попытался протиснуться слева.

— Эскимо хочешь?

Шурубура метнулся вправо и полез вдоль перил вверх, перехватываясь руками. Но Синицын притиснул его к перилам.

— Постой, куда ты рвешься?

Гоша, пыхтя, напирал изо всех сил. Синицын вдруг перед самым его носом громко хлопнул в ладоши.

Тот остолбенел и не сводил глаз с раскрытой ладони Макара. А на ней плясал и кувыркался маленький-маленький клоун в пестрой одежде и длинном колпаке с кисточкой. Рядом с ним скакала крохотная собачонка и лаяла писклявым голосом.

Гоша медленно протянул к диковинному человечку палец. И клоун стал бить по пальцу длинной палкой, а собачка наскакивала на него и пыталась укусить. Гоша чувствовал легкое щекотание от ударов лилипута и размяк от невиданного зрелища.

— Где достал? — прошептал он чуть слышно.

Тут послышались шаги, заскрипела дверь подъезда. Макар сжал ладонь, и оба обернулись.

В подъезд пошла соседка Агафья Сидоровна, которую за сплетни и злой язык прозвали Коброй. Особенно не любила она детей, говорила, что они «кругом пакостят», и всячески старалась им досадить. Увидев ребят, она оживилась.

— Сейчас начнется, — Гоша схватил уцелевшую лямку ранца.

— Ага! — пронзительно завопила соседка. — Кучами в подъездах собираются! Пройти людям не дают! Курят, бумажки жгут! Пожары разводят!

И тут же спокойным деловитым тоном спросила:

— Ну-ка, что там спрятали? Несите сюда, показывайте.

Но видя, что ребята и не думают подходить к ней, опять перешла на крик:

— Сейчас милицию позову! Мигом заарестуют!

Ребята и рады были удрать на улицу, но Агафья Сидоровна стала в двери и подбоченилась. Мимо не проскочишь: она умела ловко и очень больно дергать за ухо.

Синицыну в голову неожиданно пришла счастливая мысль.

— Агафья Сидоровна, — умильно проговорил он. — У нас скоро турнир кавээн будет, так мы хотим пригласить вас почетным участником.

— Кто это — мы?

— Мы, пионеры четвертых классов.