— Вот это другое дело! — обрадовался Живцов. — Давно бы так. Готовься с сегодняшнего дня. А то знаешь они какие, «альбатросовцы»?

— Какие? — насторожился Макар.

— Таких вопросов насуют — у-у-у! Только держись. И где они их откапывают? Даже в «Детской энциклопедии» такого не найдешь. Так что берись за дело.

— А зачем мне браться? — хмыкнул ему вслед Синицын. — Я на любой вопрос отвечу не глядя.

И довольный собой, подался в класс. А увидев Дашу, небрежно заметил:

— Тут только что Живцов ко мне привязался…

— Почему? — остановилась Поспелова.

— Выручай, говорит, иначе положит нас четвертый «Б» на обе лопатки.

— Ну, а ты что? — Дашины глаза блеснули.

Синицын пожал плечами.

— Пришлось согласиться. Ладно, говорю, разделаю их…

— И хвастун же ты!

— Чего хвастун, чего хвастун? — закипятился Синицын. — Сама увидишь!

— Уви-и-идим, — протянула многозначительно Даша.

Пионерская комната гудела, как перед началом киноутренника. Старшая пионервожатая Влада Изотовна, румяная, с веселыми ямочками на щеках, наводила порядок:

— Четвертый «А» садится у этой стены, а четвертый «Б» — сюда. Лысюра, Лысюра, ваше место там.

Наконец команды разместились и начали сверлить друг друга глазами.

— Начинаем! — объявила Влада Изотовна. — Капитаны команд, жребий.

В команде «Альбатрос» поднялся длинный Пашка Многолет. Живцов и Пашка подошли к вожатой.

— Белые начинают, — сказала она, чуть приоткрывая шахматную коробку, где тарахтели две пешки. Живцов с усилием просунул в щель руку и вытянул черную. «Альбатросовцы» заревели.

Многолет улыбался до ушей. Он пошептался о чем-то с командой и вышел на середину.

— Первый вопрос! — крикнул он хрипло и зачем-то вытаращил глаза. — Сколько всего воды на Земле?

Наступила тишина, как в пустом зале.

— Вот это да… — протянул кто-то.

— Уточняю вопрос, — продолжал Пашка, откашлявшись. — Нужно ответить, сколько воды всего, включая воду океанов, озер и рек, в облаках и ледниках.

Синицыну показалось, что вместе с секундомером Влада Изотовна включила и шум в комнате. Все загудели с удвоенной силой, зашевелились, стали толкать друг друга локтями.

К Синицыну подбежал Зина Живцов:

— Ну, знаешь?

Макар с усилием наморщил лоб. Он ожидал: сейчас появится волшебная надпись. Но никаких надписей не появлялось, только перед глазами качалось красное и встревоженное лицо Живцова.

— Вспоминай, вспоминай! — торопил он плачущим голосом. — Время идет. Что придумали, ловкачи, почешешься тут…

— Время истекает, — напомнила Влада Изотовна.

Живцов шумно задышал:

— Ну что же ты!

И тут поднялся Олег Черепанов, тоже какой-то всклокоченный, с красными пятнами на щеках.

— Всей воды на Земле, — начал он, неловко пряча руки за спину, шестьдесят семь миллионов кубических километров.

Влада Изотовна еще не успела утвердительно кивнуть головой, как по вытянувшимся лицам «альбатросовцев» стало понятно: ответ правильный. Разразилась буря криков.

— Минуту! — подняла руку пионервожатая. — А может, Олег знает, сколько воды в океанах, облаках?

— Знаю, — передергивая плечами, ответил тот. — В озерах и реках четыре миллиона, в ледниках — тридцать миллионов, в облаках, тучах двенадцать миллионов кубических километров. Остальное — в морях и океанах.

— Ур-ра!!! — осатанело заорал кто-то из «любознательных».

Но и «альбатросовцы» что-то кричали, зло вытаращив глаза. Когда шум немного поутих, оттуда стали слышны отдельные выкрики:

— Неправильно! Неправильно!

— Олег немного ошибся, — внесла ясность Влада Изотовна. — В ледниках не тридцать миллионов, а двадцать восемь и восемь десятых. Но ошибка незначительная, и команда «Любознательный» получает восемь очков.

В стане «альбатросовцев» пронесся жалобный протяжный стон.

Теперь пришла очередь Живцова задавать вопрос. Он вдруг преобразился. Лицо его стало глуповатым.

— Какой цветок расцветает раньше всех весной? — спросил он, поворачиваясь к своим и подмигивая.

— Подснежник! — хором как один отозвались «альбатросовцы».

— Это ваш окончательный ответ? — улыбнулась ведущая.

Все обернулись к капитану Пашке Многолету. Тот напряженно хмурился, глядя в пол.

— Нет, не окончательный, — поднялся он. — Первым зацветает горицвет.

Влада Изотовна сделала пометку в блокноте:

— Пять очков.

Пашка сел под ликование своей команды. Не зря, видно, избрали его капитаном. Удовлетворение было написано на его лице. Но тут же вскочил и предложил одному из команды «любознательных» выйти к доске.

Живцов повернулся к Макару и зашипел:

— Ну, Синицын, ты еще не отвечал. Иди, выручай команду! Наверное, какую-нибудь задачку дадут, а ты их щелкаешь, как орешки.

Синицын, подталкиваемый многими руками, напутствуемый пожеланиями, выбрался из рядов своей команды и на деревянных ногах побрел к стоявшей в углу черной глянцевой доске.

Там он привычно взял мел и неожиданно почувствовал уверенность: «Уж задачку-то я решу».

— Нужно нарисовать, — раздался голос Многолета, — капусту, огурец, желудь, собаку, кота и коня.

— Пустяки, это же просто! Дуй, Синицын!

— Только, — продолжал Многолет, — морскую капусту, морской огурец, морской желудь, морскую собаку, морского кота и коня.

Все это он проговорил с наслаждением, каждый раз выделяя слова «морской», «морская»… У Синицына даже зубы заныли. Он повернулся к доске с несчастным видом. Что рисовать — он и представления не имел. Каких-то морских собак, котов… А какие они? Может, такие же, как и сухопутные, только побольше размером? Кот величиной с кита? А какой тогда конь? Постой, постой… Какие-то неясные воспоминания возникли в голове. Морской конь, морской конек… Правильно, морской конек! Макар не раз видел его в детских книжках. Он похож на шахматного коня, только вместо гривы — колючки.

И Синицын торопливо принялся рисовать шахматного коня. Правда, получился он немного кривой, зато похожий. Особенно старательно вырисовал Макар круглую подставку.

Сзади засмеялись. Синицын обернулся.

— Это что? — заливаясь, Пашка тыкал растопыренной рукой.

— Морской конь! — Синицын насупился.

«Альбатросовцы» грохнули.

— Шахматный это, а не морской, — отрезал Многолет. — У морского никакой подставки нет, а хвост острый.

И тут Синицын услышал со стороны своего класса сильное шипение, в которое сливался шепот подсказок, увидел множество устремленных на него укоризненных, напряженных и просто сердитых глаз. Но одни глаза — удивленные и немного презрительные — поразили его больше всего. Глаза Поспеловой. Она смотрела на него, то наматывая на руку свою толстую пшеничную косу, то разматывая.

Синицын опустил голову, тихонько положил мел и поплелся на свое место.

Долго еще продолжался турнир между «Альбатросом» и «Любознательным». Синицын в это время горько думал: «Вот и кончилось волшебство. Опять начну двойки хватать. Наверное, пропал мышонок Тик-Так. Что делать? Что делать?»

Еле дождался он, когда закончится турнир. Даже толком не понял, кто же кого победил. Кажется, «Альбатрос», потому что уж больно орали в их стане, а среди «любознательных», наоборот, царило глубокое уныние. Но Макару не до того было. Расталкивая всех, он пробирался к двери. Кто-то ткнул ему кулаком в бок:

— Что же ты подвел нас?

Он даже не оглянулся. Схватив с вешалки пальто, вихрем вылетел на улицу.

Было уже темно. Рваные тучи неслись по небу, ветер хлестал по ногам сухими листьями. Макар бежал, горестно бормоча себе под нос:

— Бедный, несчастный… Один раз удача привалила — не учить уроки, да и то ненадолго. Теперь опять гни спину над учебниками, зубри ой-ой-ой!

Отомкнул дверь — дома никого. Затаив дыхание, Макар стал красться по скрипящим половицам на кухню. Откуда-то из темноты вырвался Обормот, стукнулся об ноги и стал тереться. Наверное, колбасы просил. А может…