О чем бы не начал думать Иван, его мысли так или иначе возвращались к ненавистному имени – Крестный. Его Иван найдет обязательно. Это было единственное желание, еще оставшееся в нем. Желание, разгоравшееся все сильнее и сильнее и превращавшееся в источник энергии, в двигатель его жизни. Если и стоит продолжать свое существование, то только для того, чтобы найти Крестного и убить его, стереть с лица земли.

Иван клялся самому себе в том, что найдет Крестного, чего бы это ему ни стоило, и убьет его. А потом – убьет Никитина и всех, кто встанет у него на пути. Куда ведет этот путь, он не мог даже предположить, но это его и не интересовало. Для Ивана было достаточно того, что это путь в неизвестность.

Вспомнилась квартира на восемнадцатом этаже высотки на площади Восстания, где Иван прожил несколько дней с Надей. Саму Надю он не вспоминал, она просто существовала в его памяти, как какой-то сгусток тепла и ласки, как что-то материнское и уже далекое, хотя и приятное. Квартира вспоминалась отчетливо. В ней Иван провел немало одиноких мучительных часов еще до Нади, когда лежал на стареньком диванчике неподвижно и погружался в воспоминания о Чечне. А в открытое окно гораздо отчетливее, чем шум спешащих по Баррикадной машин, доносились крики из расположенного рядом зоопарка. Днем кричали, в основном, павианы и слоны... А по ночам, – гиены и медведи-гризли.

Иван резко поднялся с пружинной гостиничной кровати дешевого номера, в котором жил и сел, тупо уставившись в стену. Он понял, где нужно искать Крестного. Время от времени Иван с Крестным встречались в маленьком баре-ресторанчике, работавшем круглосуточно. Крестному принадлежала на Арбате целая сеть таких крохотных забегаловок, он не брезговал никаким доходом.

Но тот бар Иван запомнил особенно. Его главным достоинством были два уединенных кабинетика, о которых мало кто знал, кроме самых проверенных постоянных посетителей. Там можно было спокойно «ширнуться», трахнуть свою подружку или своего дружка, если кому приспичило, можно было и серьезно поговорить, не опасаясь быть услышанным посторонними ушами. Это было одно из немногих в Москве мест, где у стен ушей нет.

Обслуживал эти залы какой-то мрачный верзила с пустым взглядом из-пол мохнатых бровей. Едва увидя его, Иван вспомнил великана по прозвищу «Гризли» из своего взвода в Чечне – непонятной национальности, заросшего до такой степени, что глаза только видно было, вечно мрачного и молчаливого. Про него рассказывали, что он голыми руками может отрывать головы чеченцам: садится им на плечи, фиксирует ногами туловище, вытягивает голову жертвы вверх, растягивая шейные позвонки, затем делает четыре оборота в одну сторону и резко дергает вверх. И головы, будто бы, отрываются. Сам Иван, правда, ни разу этого не видел и до конца не верил этим рассказам.

Официант, которого Иван сделал тезкой своего бывшего бойца, был глухонемой. Крестный рассказывал, что когда-то давно он настучал на одного из его людей. Его хотели шлепнуть, прямо там же, в одном из кабинетиков, поскольку разборка происходила в этом самом баре. Но Крестный посоветовал оставить его в этом баре работать. Ему только отрезали язык и проткнули барабанные перепонки. Все это произошло лет пять назад.

Иван вспомнил, как Крестный говорил ему, что это самое подходящее во всей Москве место для всякого рода конфиденциальных встреч и разговоров, когда совершенно не нужны лишние глаза и уши... Ну, насчет всей Москвы он, конечно, как обычно, преувеличил, но место было, действительно, совершенно безлюдное.

«Крестный вполне может оказать там, – решил Иван. – В крайнем случае, его можно будет там подождать... Он обязательно там появится – рано или поздно... Это самое любимое его место.»

...Крестный вошел в бар, где Иван расположился в самом темном углу за столиком, положив на него хорошо пристрелянную «берету» и небрежно бросив на нее газету. Иван рассчитывал на то, что на улице солнечная погода, заходящее солнце слепит глаза и при резкой смене освещения Крестный не сумеет разглядеть Ивана и не узнает его. Так и случилось, как предполагал Иван.

Кивнув официанту, Крестный нырнул за стойку и прошел узким коридорчиком в уединенный кабинет, скрытый от глаз случайных посетителей. Иван не раз сидел в этом кабинетике с Крестным вдвоем.

«Все! – подумал Иван. – Он мой! Теперь ему некуда деться!»

Газету с пистолетом Иван сунул под мышку и направился к стойке.

Гризли, который один выполнял работу и официанта и бармена взглянул на него вопросительно, но как-то слишком настороженно. Может быть, он заметил пистолет под газетой на столе?

– Поставь что-нибудь старое... – сказал ему Иван ткнул пальцем в укрепленный слева над стойкой музыкальный центр.

Гризли, понимавший, что говорит его собеседник, по движению губ, поставил перед Иваном небольшую коробку с лазерными дисками. Их было десятка четыре... Выбирай, мол, сам, что тебе нравится.

Иван сразу нашел, что ему нужно, – Deep Purple «Black Night» – пододвинул Гризли диск, показал пальцем название композиции. Маленький зал бара наполнился ритмичным грохотом.

Иван показал пальцем на бутылку гаванского рома, стоящую в ряду разноцветного изобилия спиртного на полках за стойкой. Гризли снял ее с полки и поставил на стойку перед Иваном. Иван показал ему два пальца, – еще, мол, нужна одна бутылка.

Гризли мрачно взглянул на него исподлобья и нагнулся, чтобы достать еще одну бутылку из шкафа под полкой, в котором хранился у него запас. Третья за последние пять минут бутылка гаванского рома его несколько удивила. Так и весь запас сегодня разойдется. Будет время, нужно будет сбегать через дорогу, купить еще пару бутылок у соседей, вдруг потребуется еще.

Иван вытащил из газеты свою «беретту» с глушителем и выстрелил ему в затылок. Гризли качнулся вперед, потом завалился на бок и упал головой вниз на пол за стойкой... Перед выстрелом он сидел на корточках, ноги так и остались поджатыми. Этого, собственно, и добивался Иван, —стойка была довольно короткая, и если бы Гризли лежал за ней во весь рост, вытянув во всю длину ноги, они непременно вылезли бы в проход.

Иван взял бутылку со стойки и оглянулся... Молодая пара, целующаяся за вторым столиком, и целиком занятая собой, не обратила никакого внимания на приглушенный звук выстрела, который совершенно растворился в жесткой пульсирующей акустике дипёпловской «Черной ночи». Иван вспомнил, что это сингловая версия композиции, длина ее три минуты двадцать восемь секунд. Прошло пока не больше тридцати секунд. Времени еще вполне достаточно. Можно не торопиться и действовать спокойно.

Он обошел стойку и скрылся в узком коридорчике, который вел в кабинет, где сидел Крестный. Иван знал, что Крестный сопротивляться не будет, он же прекрасно понимает, что это совершенно бесполезно. У Крестного есть только одно оружие, которым он владеет в совершенстве и которым он может победить Ивана – это его болтливый лживый старческий язык... Нет, говорить ему Иван уж точно – не разрешит. Крестный умрет молча. Он и так достаточно поговорил в своей долгой жизни. Уже слишком долгой, чтобы позволить ей продолжаться и дальше.

Иван отшвырнул ногой приоткрытую дверь в маленький кабинетик, рассчитанный на два человека. Крестный сидел в нем один.

На Ивана он поднял взгляд полный нем столько испуга, сколько удивления... Во рту у Крестного торчал порядочных размеров кусок жареного мяса, который он держал обеими руками и зубами пытался оторвать от него кусочек поменьше. По рукам стекал жир.

– У тебя есть последнее желание, Крестный, – сказал ему Иван. – Но я его знаю... Можешь не стыдиться его. Какие счеты между друзьями!

Он открыл длинную бутылку гаванского рома и поставил ее на стол перед растерявшимся Крестным. Показал на нее глазами.

– Пей!

– Но... – начал тот.

– Молчать! – резко, повелительно крикнул Иван и вновь вытащил из помятых «Известий» «беретту», на спусковом крючке которой лежал его указательный палец. – Еще звук, и я стреляю до того, как ты осуществишь свое последнее желание. Оно так и останется неисполненным. Ты будешь очень жалеть об этом.