– Добрый день, здравствуйте, – скороговоркой забормотал он. – Я по объявлению. Имею сообщить, что у меня имеется большой опыт подобной работы, поэтому могу выходить хоть завтра, без инструктора, и даже могу взять с собой несколько учеников. Я москвич, живу в Отрадном, вот паспорт…

– Как тебя зовут-то… работничек, – выдавил я наконец.

– Меня зовут Андрей Ковалев. Можно просто – Наковальня.

Работником он действительно оказался ценным, многократно перекрывал все нормы продаж и вскоре сделался безусловным лидером в постоянно ротирующемся коллективе наших отмороженных сотрудников. Нормальные, вменяемые москвичи, да ещё и из хороших семей, в нашем бизнесе были редкостью, но Наковальня отличался умом, сообразительностью и организаторскими способностями. Каким образом он оказался у нас? Всё просто – он был пофигистом и раздолбаем.

* * *

Утром восьмого марта я сидел дома, пил кофе с коньяком и сверлил взглядом телефонный аппарат. Звонить или не звонить? С одной стороны, это было очень глупо – звонить замужней женщине, в презрительной форме недавно пославшей тебя куда подальше. Но, с другой, это женщина, которую я безусловно люблю, думаю о ней ежедневно и не могу забыть… Я отчётливо представил себе, как прямо сейчас Ирка, проснувшись рядом с мужем, трогательно улыбается, а он дарит ей цветы и какой-нибудь презент. Тьфу, чёрт! Сердце подпрыгнуло куда-то к горлу, а рука сама потянулась к трубке…

В их квартире на звонки не отвечали. Я решил попытать счастья у Иркиных родителей, которые тоже жили в Развилке, их домашний номер у меня тоже был. Трубку сняла сама Иришка.

– Ирочка? Привет, – изо всех сил стараясь сдержать волнение, тихо произнёс я.

– Женька! – воскликнула она. – Ой, привет! Ты даже не представляешь, как я рада тебя слышать, – интонации её были вполне искренними, и сердце моё заколотилось ещё сильней, а в голове на несколько секунд случилось полное затмение. – Почему ты не звонил так долго? Я о тебе думала. И звонила тебе на Маяковку, а мне сказали, что ты там больше не живёшь.

– Вот чёрт… С праздником тебя, Иришк… Желаю счастья, и всё такое… – не очень внятно пробубнил я срывающимся от волнения голосом.

– Спасибо-спасибо, Жень. Ну, рассказывай, как ты поживаешь. Не женился там ещё?

– Да нормально поживаю… тебя вот только не хватает. А ты как? Чего нового? Ты чего, одна что ли? А муж где?

– Муж, – упавшим голосом грустно ответила она. – Муж в командировке, как обычно. Женечка, а может, увидимся?

– Да, конечно, Ир, в любое время! Хочешь, я столик где-нибудь закажу?

– Нет, Жень, – голос её стал ещё грустнее. – У меня… ну, в общем, это не совсем удобно. Давай лучше я сама приеду. Где ты сейчас живёшь?

Вот когда мне пригодилась ежедневная армейская муштра! Выпив от волнения залпом стакан коньяку, я скинул халат и через считанные секунды уже зашнуровывал у дверей ботинки. Игнорируя подземный переход, я рысью пересёк Новый Арбат. Праздничным утром оба Арбата были тихи и почти безлюдны, и только торговцы, позёвывая в кулак, раскладывали по лоткам свои шапки с красноармейскими кокардами и матрёшек. Времени на выбор подарка не было совсем, и я бросился в ближайший ювелирный магазин, которых водилось тогда на Старом Арбате во множестве. Постояв с минуту у прилавка с браслетами, – дарить кольца для меня всегда казалось излишне символичным – я покинул магазин, вполне удовлетворённый выбором. Неудивительно, к Международному женскому дню ассортимент в таких магазинах всегда был исключительно широк. Взяв у обалдевшего торговца цветами самые роскошные розы прямо с ведром, я помчался домой.

Об алкоголе я не беспокоился, этого добра у меня дома всегда стояли целые батареи. Я быстро провёл в квартире генеральную уборку, которая заняла у меня всего минут двадцать – воистину, возможности человеческие иногда вызывают удивление – и быстро накрыл праздничный стол. С того момента, как я положил трубку, прошло сорок пять минут, а дорога до меня, с учётом того, что ещё надо было собраться и наложить минимальный макияж, должна была занять у Ирки около двух часов. Я открыл бутылку коньяку и налил себе большую порцию. Я очень волновался. Нервы были на пределе, и я не находил себе места. Оставшееся время я просто слонялся по квартире и поминутно прикладывался к бокалу. В общем, когда раздался звонок в дверь, бутылка была уже почти пуста, а я обрёл весёлое, пьяное благодушие.

– Ну, здравствуй, Евгений, – прямо с порога она прильнула ко мне, а я стоял как вкопанный, одуревший от счастья, до конца не веря в происходящее. От Иришки вкусно пахло духами, голова была закутана в изящную тончайшую шаль, а глаза были прикрыты огромными, в половину лица, тёмными солнечными очками. Она начала снимать обувь, а я поспешил в комнату. Сунув в карман футляр с браслетом и схватив в охапку ведро с розами, я вернулся в коридор. Иришка уже сняла с головы шаль, и вдруг у меня внутри всё оборвалось, и чуть не подкосились ноги – висок и половина правой стороны лица у Иришки представляли собой сплошную ссадину, багровой гематомой уходившую под глаз вплоть до переносицы.

Я вмиг протрезвел. Поставив ведро с розами на пол, я бессильно опустился рядом с ним на корточки, подняв взор на Иришку. Разумеется, я сразу обо всём догадался. Она же просто молчала, но на глаза её уже наворачивались слёзы. С помертвевшим лицом я сидел на полу, сжав кулаки в приступе холодной, яростной злобы, подобного которому не испытывал ещё никогда в жизни.

* * *

Дима меня Ирке простить так и не смог. После того, как я исчез, он начал много пить, приходить домой заполночь, будить её громким матом, грязно оскорблял и вообще всячески третировал. Она терпела в надежде на то, что со временем всё забудется и поутихнет, но день ото дня ситуация только усугублялась. Ну не смог этот примат преодолеть свою злобу, даже при большой любви к Ирке. О хотя бы минимальном благородстве он не имел и понятия, а его павианы-собутыльники, благодаря своим зачаточным мозгам, лишь распаляли его обезьянье самолюбие репликами типа «трахалась с лимитой», «позорище» и «на хрена она тебе такая». Он не нашёл ничего лучшего, чем удариться в запой, и через месяц его выгнали с работы. После этого стало вообще невыносимо. «Ты мне, сука, всю жизнь испортила!» – орал он в припадках ярости.

В какой-то момент он ударил её. Такого ещё никогда не было, и она ушла к родителям.

Через неделю он приполз ночью пьяный, умолял вернуться, клялся в вечной любви. Обещал всё простить и забыть, обещал, что никогда больше не нагрубит ей, что будет беречь… Она простила и вернулась. Несколько дней он ходил тихий и шёлковый, а потом снова сорвался, напился до потери разума, жестоко избил её и выгнал среди ночи на мороз в халате и тапочках. Благо родители живут через два дома…

Мы сидели за столом, я молча пил, непрестанно курил и смотрел на неё. Сидя напротив, она сквозь слёзы рассказывала и рассказывала мне о пережитых ею нескольких месяцах кошмара. Приступ слепой ярости у меня понемногу утих, и я принял единственно возможное в этой ситуации решение.

Я подошёл к Ирке, обнял её и погладил по голове:

– Ну, всё, Иришк, не плачь. Я рядом. Теперь я тебя точно никуда не отпущу и никому не отдам.

– Жень, – её вдруг начало трясти, и она заплакала уже в голос. – Я не могу… не могу остаться с тобой!

– Успокойся, Ирочка. Я тебя очень люблю. Сегодня мы с тобой будем отмечать праздник, а завтра ты позвонишь родителям, я поеду туда и заберу твои документы и вещи. А послезавтра сделаю тебе комплект ключей от входной двери, – я всё гладил и гладил её по голове, а плечи её сотрясались от рыданий. – Всё, Иришк, успокойся. Я рядом. Ты уже переехала. Теперь ты со мной. Всё.

– Жень, – она подняла на меня заплаканный взгляд и отрицательно покачала головой. – Не могу. Я тебя люблю, даже не сомневайся. Но… не могу. К нему я точно не вернусь, но и с тобой не могу остаться.

– Да что за бред, чёрт возьми, – я уже начал терять терпение. – В чём тогда дело-то?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: