«Нельзя не вспомнить о хитрости москвитян, – читаем в „Записках…“, – уже многим известной. Самозванец намеревался отправить к королю посла; князья Шуйские предлагали для сего какого-то Ивана Безобразова, человека расторопного, с которым они тайно сговорились. Безобразов нарочно отказывался от этого посольства, представляя разные причины, но князь Василий (Шуйский. – А. Б.) выбранил его в присутствии самозванца, а сему последнему сказал, что нелегко найти человека способнее Безобразова к этому посольству; и так Безобразов, как будто против воли, принял на себя сию обязанность.
Безобразов, застав короля в Кракове, исправлял посольство, публично от имени самозванца, по обычаю, сохранившемуся между государями, извещая, что он с помощию Божиею возсел на престоле предков, благодаря короля за его благосклонность и доброжелательство и предлагая соседскую дружбу [33]; тайно же объявлял канцлеру литовскому (Льву Ивановичу Сапеге. – А. Б.), что желает переговорить с ним наедине.
Но для избежания подозрения и потому, что здесь находились москвитяне, прибывшие с Безобразовым, неугодно было королю, чтобы канцлер запирался с Безобразовым. Решили наконец, чтобы сей последний сообщил просьбы свои, если у него были какие, старосте Велижскому господину Гонсевскому (Александру Ивановичу, будущему наместнику Сигизмунда и Владислава в Москве. – А. Б.).
Когда удалились свидетели, то он открыл поручение, данное ему от Шуйских и Голицыных, приносивших жалобу королю, что он дал им человека низкого и легкомысленного, жалуясь далее на жестокость [34], распутство и на роскошь его, и что он вовсе недостоин занимать Московского престола; что они думают, каким бы образом свергнуть его, желая уж лучше вести дело так, чтобы в этом государстве царствовал королевич Владислав [35]. Вот в чем заключались все поручения от бояр!»
Гетман Жолкевский, воевавший позже против Василия Шуйского, а после его свержения ведший переговоры с московскими боярами об избрании Владислава на царство, отдававший все силы этому предприятию, способному, по его мнению, прекратить вековые распри между соседними славянскими державами и покинувший Москву, когда Сигизмунд захотел присвоить ее себе, был явно поражен подлостью изменников-бояр, хотя бы и идущей на пользу Речи Посполитой. Впрочем, как и Ян Замойский, Жолкевский был против войны с Россией, в которой ему пришлось затем участвовать по необходимости.
Итак, московские бояре считали своего царя самозванцем, намеревались свергнуть его и предать страну иноземному королевичу, убежденному католику Владиславу, принесшему впоследствии неисчислимые бедствия несчастной стране, имеющей таких правителей. Сигизмунд III не мог не воспользоваться столь редкостной подлостью: предоставляя дело избрания Владислава «Божию промыслу», он публично ответил Безобразову «как следует». «Тайно же, – продолжает Жолкевский, – король велел сказать боярам, что он сожалеет о том, что этот человек, которого он считал истинным Димитрием, занял то место, и что обходится с ними так жестоко и неприлично, и что он, король, не препятствует действовать по собственному их усмотрению» [36].
Соглашение против строптивого Дмитрия Ивановича было заключено, не остались в стороне от него и иезуиты. Об этом свидетельствует в «Достоверной и правдивой реляции» опытный шведский шпион (впоследствии придворный фискал Карла IX) Петр Петрей де Ерлезунда. Весьма обеспокоенный резким посланием Дмитрия Ивановича шведскому королю, в котором московский государь требовал возвратить престол Сигизмунду III, агент, имевший в Москве доступ к Василию Шуйскому, устремился в Речь Посполитую еще раньше Безобразова.
Как ни удивительно, нет сомнений, что протестантский шпион нашел общий язык с иезуитами. Петрей громогласно доказывал, что московский царь – самозванец, Григорий Отрепьев. «Если бы Гришка был подлинным Дмитрием, – писал шпион позже, на досуге, – то один из именитейших иезуитов в Кракове, патер Савицкий, не сказал бы так, услышав мой ответ на его вопрос о том, намерен ли новый великий князь Гришка распространять в стране римскую религию. Он спросил меня об этом при моем приезде из Москвы в Краков. Когда я ответил, что, поскольку он имеет такое намерение, русские могут отобрать у него власть, Савицкий сказал: „Нами он приведен к власти – нами же может быть лишен ее!“
И вопрос и реплика иезуита Савицкого по откровенности в высшей степени невероятны, однако мы вынуждены признать, что мастера тайных дел противоборствующих Церквей нашли общий язык.
«Король Сигизмунд, – пишет Петрей, – сам спрашивал меня, когда я прибыл из России 4 декабря 1605 года, а он праздновал свою свадьбу в Кракове с сестрой королевы Констанцией (это так. – А. Б.): «Как нравится русским их новый великий князь?» Когда я ответил, что он не тот, за кого себя выдает, король, помолчав, вышел в другую комнату. То же самое признал и королевский посланник, который в это же время прибыл от Гришки и имел такие же правдивые и достоверные сведения о Гришке, как и я (надо полагать, из одного источника! – А. Б.).
И по той причине, – продолжает Петрей, – что никто не должен был получить достоверных сведений о Гришке, а также, чтобы не воспрепятствовать его козням (имеется в виду – против Карла IX. – А. Б.), приказал мне король через великого канцлера Литовского Льва Сапегу не рассказывать об этом, если я хочу наслаждаться жизнью. Но ввиду того, что Гришкина невеста собиралась ехать в Россию и справить там свадьбу, иезуиты и некоторые члены Сейма заключили между собой соглашение с целью подчинить Россию Польше и устранить Гришку» [37].
Петрей, считавший Дмитрия Ивановича союзником Сигизмунда и потому выступивший против него на стороне Шуйского, не понимал, что сам король участвовал в заговоре. Именно с целью обеспечить скрытность приготовлений к перевороту, а не для спасения реноме Дмитрия Ивановича Сигизмунд через Сапегу велел шпиону унять свой длинный язык. Бедняга Петрей, ненавидевший иезуитов и обвинявший их в попытках покорить Россию полякам и Папе, думал в данном случае, что «подчинить Россию Польше» они хотят с помощью вооруженной шляхты из свиты Марины Мнишек, которая должна «напасть на русских и перебить их, когда они встретят их без оружия, сойдут с лошадей и преклонят свои головы перед невестой». План воцарения Владислава ускользнул от шпиона!
Гетман Жолкевский подтверждает, что королевские власти старались тщательно сохранить тайну заговора против московского царя. «В то время, – пишет он, – никто не знал о сем, кроме канцлера Литовского, через которого шло это дело». Однако, по словам гетмана, Юрий Мнишек был осведомлен и о сообщении Безобразова, и о любопытном известии, которое привез в Краков Петр Петрей [38].
«В то время, – сказано в „Записках…“, – выехал из Москвы один швед, который привез королю его величеству известие от царицы Марфы, матери покойного Димитрия, что хотя она из своих видов явно и призналась к этому обманщику, но что он не ее сын. Она имела при себе воспитанницу лифляндку по имени Розен, взятую во время Лифляндской войны в плен ребенком. Марфа через нее сообщила сию тайну шведу, желая, чтобы от него узнал король.
Этот ее поступок, – объясняет Жолкевский, – был следствием того, что обманщик расстрига хотел вынуть тело ее сына Димитрия из гроба в Углицкой церкви, где он был погребен, и выбросить кости его, как бы ложного или мнимого Димитрия, что ей, как матери родной, было прискорбно; однако ж старанием своим она не допустила, чтобы останки сына ее были потревожены» [39].
33
Об этом, как мы помним, царь извещал и раньше, но, по сообщению Яна Бучинского, как раз в январе 1606 года «досадовали паны Рады на короля: для чего им по ся место король первые грамоты (из Москвы) не показал?!» (СГГиД. М., 1819. Т. 2. С. 258).
34
Именно слухи о жестокости Дмитрия Ивановича пришлось тогда опровергать Бучинскому, причем в связи с Шуйскими; подробнее, по его словам, нельзя было сообщить в письме (Там же. С. 261).
35
Владислав III, сын Сигизмунда III Вазы, избранный изменниками-боярами на московский престол в 1610 году, совершивший кровавые походы на Москву в 1618 и 1633-1634 годах.
36
Муханов П. А. Записки гетмана Жолкевского… С. 9-10.
37
Петрей П. Смута в Московском государстве. М… 1989. С. 192.
38
Муханов П. А. Записки гетмана Жолкевского… С. 10-11.
39
Там же С. 10-11.