Дойдя до середины комнаты, арестованный мрачно уставился в пол.

— Садитесь, — приказал Литвин.

Словно не понимая, что обращаются к нему, Чепиков поднял пустые глаза. Однако посмотрел не на майора, а куда-то мимо него.

— Садитесь!

Только теперь Чепиков закивал и покорно опустился на стул, пододвинутый конвоиром.

Ковалю не раз приходилось наблюдать людей, подавленных уже тем, что их содержат в камере, изолировав от остального мира. Видел он и убийц после того, как оказывались под арестом, когда затихали необузданные страсти, толкнувшие их на преступление. После нескольких недель в камере временного задержания или в следственном изоляторе они приобретали одинаково мрачный отчужденный вид. Однако опытный глаз Коваля различал их по еле заметному душевному движению. Среди них были люди, совершившие убийство в состоянии аффекта — эти ужасались своего поступка и проклинали себя, были готовы не только искупить вину, но и желали наказания, чтобы хотя бы так обрести покой. На таких были похожи и те, что совершили преступление по неосторожности, они так же ничего не прощали себе. Но встречались и злобные личности, которые не контролировали свои чувства и, убив умышленно, метались по камере, словно попавшие в западню звери.

Человек, которого привели в кабинет начальника милиции, чем-то отличался от знакомых Ковалю преступников, и он сразу не мог понять, чем же.

— Гражданин Чепиков, — строго обратился к нему майор Литвин. — Напоминаю, что правдивые показания засвидетельствуют ваше раскаяние и будут учтены судом при определении наказания. А сейчас с вами будет говорить инспектор министерства подполковник Коваль.

Чепиков метнул на Дмитрия Ивановича из-под густых бровей настороженный взгляд.

— Расскажите, — попросил Коваль арестованного, — что вы знаете об убийстве вашей жены и Петра Лагуты.

Чепиков хмуро отвел глаза и промолчал.

— Ну, Иван Тимофеевич! — требовательно стал подбадривать его майор Литвин.

— Я все сказал, — глухо, не поднимая головы, проговорил Чепиков. — И все записано.

— Будете говорить, пока правду не скажете, — предупредил начальник милиции.

— Правда у меня одна, другой нет.

Чепиков уставился невидящими глазами в Коваля.

Постепенно до его угнетенного мозга дошло неожиданно спокойное обращение подполковника. Это были не те слова, которыми каждый раз начинался допрос: «Расскажите, почему вы убили жену и Лагуту?», и не та интонация. И Чепиков вдруг сказал:

— Ну, спал я… Не помню, когда пришел и заснул… Под вечер уже Маруси дома не было… Да я и не искал ее… — Чепиков опять уставился в одну точку. — Гром приснился. Потом война… Выстрелы… Бабахнуло будто над ухом… Разом проснулся… Понял, что не гром это. Выскочил во двор… Заметался. Перемахнул заборчик… И увидел на земле обоих…

— Кого?

— Ясно кого: Марусю и Лагуту.

— А дальше… — торопил Литвин.

Но Чепиков будто не слышал.

— Почему у вас одежда и руки оказались в крови? — спросил Коваль.

— Не знаю. Я к Марусе кинулся, думал — живая.

— Кто же их мог убить? — вслух подумал Коваль.

Чепиков пожал плечами.

— Если бы знать! — В голосе его послышалась такая тоска, что Ковалю захотелось поверить Чепикову.

Майора Литвина бесил такой разговор. Не допрос, а черт знает что.

— Куда вы дели свой парабеллум? — строго спросил он.

— Не было у меня никакого парабеллума! — зло отрезал Чепиков.

— Допустим, — продолжал Коваль, словно и не слышал сказанного, — что вы прибежали на место происшествия, как говорите, после выстрелов. Вы заметили там еще кого-нибудь?

— Не… Темно было…

— После второго выстрела, — прервал капитан Бреус, — когда выбежали во двор и, по вашим словам, перемахнули заборчик, и до момента, когда увидели убитых, прошло не больше минуты… Мы провели следственный эксперимент, — обратился он к Ковалю. — По времени это занимает сорок секунд. И если во дворе или поблизости еще кто-нибудь находился, Чепиков должен был его увидеть… Тем более что люди, прибежавшие на выстрелы, тоже никого, кроме Чепикова, не увидели.

— Почему вы убегали? — спросил Коваль.

— Я не убегал… Я вдогонку бросился…

— За кем?

— Не знаю… Но кто-то стрелял… И убил… — Чепиков задумался. — Тень вроде белая в саду мелькнула… Не знаю. Наверно, за людьми побежал.

— Но бежали в другую сторону…

Чепиков на это ничего не ответил. Лишь поплотнее запахнулся в ватник.

— Кто еще кроме вас был в доме? — спокойно спросил Коваль.

— Никого не было.

— А теща ваша, Степанида Клименко?

— Мы с ней на разных половинах. Вроде на ферме была.

— Признавайтесь, Чепиков, куда вы дели пистолет? — опять настойчиво потребовал майор. — Где вы его спрятали? Может, забросили?

— Не было пистолета! Сказал ведь.

Коваль понял, что уголовный розыск собрал мало веских доводов, чтобы доказать подозрение. Дальше допрашивать Чепикова — пустое дело. И он приказал отвести задержанного в камеру.

— Так что же, товарищи? — спросил Коваль после того, как за Чепиковым и конвоиром со стуком закрылась дверь. — Прошло три дня, кроме осмотра двора Лагуты, двух экспертиз и показаний людей, которые прибежали на выстрелы, у вас ничего нет. Есть, правда, еще путаное свидетельство продавщицы Кульбачки. Не Чепиков должен доказывать свою невиновность, это мы, если подозреваем, обязаны доказать его вину… Вполне возможно, что все произошло именно так, как он и рассказал. Спал. Услышал выстрелы. Выбежал на соседский двор, бросился к жене. Потом, не помня себя, побежал прочь от страшного места… Кстати, в протоколе зафиксировано, что сопротивления при задержании Чепиков не оказывал. А если выяснится, что убийца — не Чепиков? Тогда как? — Дмитрий Иванович замолчал. Никто ему не ответил, и он закончил: — Не следует забывать о правах подозреваемого…

Майор Литвин грустно кивнул. Он и сам не был уверен в своей версии, а с той минуты, как узнал о приезде Коваля, ничего утешительного для себя не ждал.

— Ревнивцы — люди предусмотрительные, — по инерции убеждал начальник милиции. — Такой сто раз все наперед представит и обмозгует, пока отважится на месть… Комар носа не подточит…

— А не было на месте преступления еще чьих-нибудь следов, кроме убитых и Чепикова? — спросил Коваль.

— К сожалению, до нас туда сбежались хуторяне и все затоптали, — ответил за майора Бреус. — Правда, на обочине возле леса были обнаружены следы женских туфель и мужских сапог. Но место там глухое, туда часто на рыбалку ходят; возможно, что и влюбленные искали уединения…

— Н-да… — протянул Коваль. — Остановимся пока на вашей версии. Нужно точно установить, имелся ли у Чепикова пистолет. Для этого прежде всего — найти гильзы, а также пули в лесу, где, как показывают, стрелял Чепиков. Установить их идентичность с теми, что найдены во дворе Лагуты, и с пулей из тела Чепиковой. Отыскать пулю, которой был убит Лагута. Дальше. Уточнить, кто еще находился поблизости от места происшествия. Это вам, — кивнул Коваль капитану. — Третье. Подробно выяснить взаимоотношения между подозреваемым и его соседом Петром Лагутой. Уточнить, как относились к Лагуте жители Вербивки. Какие были отношения у Марии со своей матерью и другими вербивчанами. Завтра в семь утра выедем на хутор. Все.

Начальник милиции и капитан Бреус оторвались от своих блокнотов. Литвин вышел из-за стола и, разминая ноги и вытирая платком лоб и шею, сказал:

— Изжарились мы тут.

Несмотря на то что солнце зашло, духота в кабинете не уменьшалась. Раскаленная крыша еще не остыла.

— Наверное, проголодались, товарищ подполковник? — спросил майор и пошутил: — Предлагаю не дожидаться окончания расследования и поесть. Если будем ждать, пока все распутаем, то можно и отощать. Обед сегодня, кажется, пропустили. — И уже серьезно: — Так что поедемте сейчас ко мне, устроимся, поужинаем. У меня для вас и свободная комната есть. Хата большая, милости просим.

— Разве у вас нет гостиницы?