На самой реке тоже шла своя жизнь. Здесь много было гусей, уток, встречалась и вовсе незнакомая живность. Однажды, вскоре после того как осталось позади озеро Эдехон, путники миновали крутой порог и оказались в крохотном озерке, которое посредине перерезала песчаная полоса. Джейми заметил на ней три огромных лоснящихся чёрных камня, и только было хотел показать Питъюку эти странные камни, как вдруг один из них перевалился к самой кромке берега и с оглушительным плеском бултыхнулся в воду.
Путники в изумлении таращили глаза на то место, где скрылся живой «камень». Джейми первым понял, кого же это они видели. С криком направил он каноэ к длинному мысу.
Два оставшихся тюленя подпустили к себе лодку футов на сто и тоже двинулись к воде. Питъюк схватил ружьё, но поздно — тюленей и след простыл.
Питъюк был явно огорошен, и это очень позабавило Джейми.
— Тюлени — не олени, чудак человек! Они плавают не по воде, а под водой. Теперь смотри в оба. Где-нибудь они ещё высунутся, глянут на нас.
Через несколько мгновений совсем близко вынырнула лоснящаяся усатая большеглазая голова. Появилась она так внезапно, что Питъюк чуть не вывалился из каноэ. Не успел он опомниться и вскинуть ружьё, как тюлень уже снова исчез.
Второй тюлень неосторожно всплыл около самого каноэ и снова поспешно нырнул, подняв такой фонтан брызг, что ими обдало Питъюка и на миг ослепило. И тут Анджелина не удержалась и захохотала.
— Брось, Пит! — крикнул Джейми, видя, как запрыгало ружьё в руках приятеля. — Ещё пристрелишь кого-нибудь из нас. И что толку их убивать… Потонут, и нам все равно не вытащить. Садись, давай просто посмотрим.
Не слишком охотно Питъюк сел и отложил ружьё. Лодки лениво отдались на волю течения, и скоро все три тюленя высунули головы из воды. Они подплывали все ближе, ближе, но изредка то один, то другой вдруг пугался. Шумно фыркнув, он с плеском уходил под воду, а потом любопытство опять брало своё, и он опять выглядывал.
Наконец представление это надоело ребятам, они взялись за весла, поплыли дальше, и тюлени последовали за ними. Они сопровождали лодки, пока те пересекали озерко, и отстали только перед новым, особенно грозным порогом.
— Я читал про пресноводных тюленей, — сказал Джейми, когда они готовились обойти порог берегом. — Они вообще-то живут в устьях рек, но некоторые привыкают к пресной воде и поднимаются вверх по рекам, заплывают в озера и так там и остаются. Учёные мало что о них знают, из белых почти никто не видел их на Севере. Так что нам повезло.
— Хорошо, я не стрельнул, — сказал Питъюк. — У них морда как у смешной старик. Они хороший знак. Раз тюлень здесь, значит, солёный вода недалеко.
Наутро — ровно через две недели после того, как путники миновали дорогу оленей, — они вошли в длинный западный залив какого-то озера. Они плыли вдоль каменистого берега, и вдруг Питъюк стал неистово размахивать веслом. Все на него уставились, и тогда он показал на невысокий холм неподалёку от берега: там стояли три инукока, три эскимосских каменных человека, и, казалось, безмолвно приветствовали путников.
— Теперь близко! — крикнул Питъюк. — Наверно, их сделал морской племя. Оухото говорил, поздний лето они идут вверх по река и ждут тукту. Зимой живут на равнина, а пришёл весна — опять идут к море. Теперь надо становище искать.
Но знакомство с морским племенем произошло не в становище. Немного позднее в тот же день они снова входили в Большую реку и на холме, неподалёку от берега, увидели перевёрнутое вверх дном, непривычно большое белое каноэ.
Ребята причалили и взобрались на холм. Поблизости не видно было никаких признаков становища, а каноэ оказалось очень старым. Паруса почти все сгнили, деревянную обшивку выбелили ветры и солнце.
Питъюк озадаченно уставился на каноэ, а Эуэсин и Джейми стали тщательно его осматривать.
— Наверно, под ним что-нибудь спрятано, — сказал Джейми. — Давай перевернём.
Вдвоём они наклонились и взялись за планшир. Пришлось поднатужиться: ведь это было не маленькое речное каноэ, а морское, длиной в двадцать два фута. Сильно рванув, они его приподняли, и тут Питъюк закричал:
— Нет, нет! Не ворочать! Оставляй!
Но было уже поздно. Большое каноэ закачалось и с треском упало набок.
— Нельзя — трогать! — кричал Питъюк. — Дурак я. Раньше не догадался. Это могила морской эскимос!
И он был прав. Под каноэ лежала бесформенная груда сгнивших шкур карибу. Лисицы и зверьё помельче основательно все здесь перерыли, и кое-где виднелись белые человеческие кости. Рядом с останками оказался деревянный ящичек без крышки, а в нем — каменные трубки и иная походная мелочь. Тут же лежали насквозь проржавевшее ружьё, гарпун на длинной рукояти и два сломанных весла.
— Надо быстро закрывать! — резко, взволнованно сказал Питъюк. — Наши края эскимос хоронит мёртвых на земля, кладёт с ним инструмент и оружие для другой мир. Мой племя кладёт наверх камни, а морской племя кладёт каноэ.
Он поспешно шагнул к каноэ. Джейми и Эуэсин, потрясённые тем, что увидели, молча к нему присоединились. Все вместе они наклонили тяжёлое каноэ и осторожно опустили его на прежнее место, закрыв покойника и его снаряжение.
Подавленные, притихшие, ребята торопливо поплыли вниз по реке. Но они понимали, что большое каноэ — все же добрый знак. Наверно, пониже этого места река не такая уж порожистая и неодолимая, иначе никто не привёл бы большую лодку так далеко против течения.
Нрав Большой реки и в самом деле переменился. Она уже не мчалась вниз по склону, будто скорый поезд. Теперь она много спокойнее катила свои воды по плоской равнине меж озёр, болот и бесчисленных топей. Хотя путники и не знали этого, но они были уже на прибрежной равнине, которая окаймляет Гудзонов залив.
В этот вечер они остановились на ночлег в том месте, где люди останавливались уже многие века. Ясно видны были следы десятков чумов. В нескольких сложенных из камня очагах ещё сохранилась свежая зола. Тут же неподалёку аккуратно составлены были под грудами камней покрытые шкурами ящики и тюки. Здесь запрятано зимнее снаряжение нескольких эскимосских семей, пояснил Питъюк.
— Теперь скоро будем на место, — радостно объявил он.
У Джейми лицо стало серьёзное, озабоченное.
— На каком месте? — спросил он. — Мы ведь понятия не имеем, в каком месте Большая река впадает в Гудзонов залив. Никто из твоих зимой никогда не доходил до самого её устья. Пит. Между озером Эдехон и морем они уходили с реки и ехали напрямик, по равнине. Дальше мы совсем не знаем дороги.
— Ну, кое-что мы знаем, Джейми, — возразил Эуэсин. — Знаем, что устье севернее Черчилла. Значит, повернём на юг и поплывём вдоль берега — только и всего.
Джейми презрительно фыркнул:
— Легко сказать! «Только и всего» называется! Ты не знаешь моря, Эуэсин. Видел то большое эскимосское каноэ? Для открытого моря оно совсем не такое большое. А уж что будет с нашими скорлупками, даже думать не хочу.
Анджелина налила всем по кружке жидкого чая — заварки у них уже почти не осталось.
— Чего ты беспокоишься? — весело спросила она. — Мы прошли много-много миль, и все живы и здоровы. Ничего с нами теперь не случится. Трое настоящих мужчин и я — вот увидишь, отлично управимся.
Наутро они проплыли больше десяти миль, а потом их внесло в маленькое треугольное озеро. В северном его конце они увидели ещё одно морское каноэ, вытащенное на берег, а рядом с ним эскимосский чум — топэй. Дымок над небольшим костром означал, что на этот раз они увидят живых людей.
Когда они поплыли к стоянке, их охватило беспокойство. Чувство это было сродни тому, что испытывает актёр перед выходом на сцену. Слишком давно не видели они незнакомых людей, и оттого при мысли о предстоящей встрече с чужим народом даже растерялись немного.
Они подплывали так тихо и осторожно, что их заметили, когда до берега оставалось всего несколько ярдов. Старый эскимос с жиденькой чёрной бородёнкой вышел из чума, глянул на них, вздрогнул и поспешно нырнул обратно в чум. Через минуту он снова появился, а с ним вышли старуха и двое подростков. Все четверо стояли и опасливо смотрели на пришельцев, а те так же молча смотрели на них.