Всадник, обливаясь потом, натянул поводья уже у дальнего конца моста и, обернувшись, погрозил Мэдди кулаком. По огненному цвету волос Мадлен узнала в нем того самого молодого роялиста, который накануне в гостинице стал зачинщиком стычки. Всадник был без шляпы, один глаз его совсем заплыл, а под ним багровел огромный синяк, придававший ему сходство с совой. Тонкая царапина, красневшая на правой щеке, свидетельствовала о том, что этот забияка оказался не так уж силен в фехтовании.

– Черт подери! Болван! Знаешь, сколько стоит этот жеребец?! Он сломал бы себе ногу, если бы споткнулся об тебя! – проорал роялист, надменно воззрившись сверху вниз на незадачливого “крестьянина”.

Мэдди почувствовала, как в висках ее горячо запульсировала кровь. Ноги ее до сих пор так отчаянно дрожали, что она не решалась слезть со своего насеста, а этот наглец еще смеет обвинять ее в том, что она поставила под угрозу здоровье какого-то жеребца!

– Наглая свинья! – крикнула она в ответ. – Если б не мое проворство, ты убил бы меня!

– Туда тебе и дорога! Одним головорезом меньше на побегушках у проклятого Корсиканца! – И, выхватив шпагу из ножен, юный роялист развернул коня и галопом помчался обратно через мост. Мэдди оставался небогатый выбор: или прыгнуть в воду, или чересчур близко познакомиться с роялистским клинком.

Ручей оказался холодным (наверняка сюда стекала талая вода со снежных вершин), а камни на дне – невероятно скользкими. Не успела Мэдди приземлиться, как сразу же поскользнулась и оказалась сидящей по пояс в ледяной воде. Торопливо поднявшись и кое-как сохраняя равновесие, она, пошатываясь, побрела к берегу. Но ее мучитель этим не удовольствовался. Угрожающе размахивая шпагой, он подскакал к ней ближе и снова загнал на середину ручья.

– Езжай своей дорогой, придурок! – крикнула Мэдди. – Ты и так натворил достаточно злодейств для одного дня!

– Придурок?! Ты осмелился назвать меня, шевалье де Монтрассата, придурком?! Пора научить тебя почтению к знатным господам, грязная собака! – Вернувшись на мост, роялист приосанился в седле и принялся размахивать шпагой с таким видом, словно готовился к дуэли. – Посмотрим, насколько горячей будет твоя дрянная кровь, после того как час-другой ты просидишь в этом ручье!

– В-вы ч-что… хотите остав-в-вить м-м-меня в этой холодной в-в-воде? – пробормотала Мадлен, уже понимая по злорадному выражению на лице роялиста, что именно это он и намерен сделать. Но если этот высокомерный молокосос полагал, что мнимый крестьянин смиренно покорится своей участи и кротко стерпит такое варварское обращение, то глубоко заблуждался. Наклонившись, Мэдди зачерпнула со дна ручья пригоршню камней и замахнулась, целясь в своего противника. Как раз в эту секунду краем глаза она заметила, что со стороны деревни к мосту приближается еще один всадник на гнедом жеребце, ведя за собой в поводу гнедую кобылу.

Солнце било Тристану в глаза, поэтому он не сразу понял, что происходит на каменном мостике, который ему предстояло преодолеть по пути к гостинице. Тристан прищурился. Этот рыжеволосый всадник, должно быть, тот самый запальчивый роялист из трактира. Похоже, он столкнул кого-то с моста… без сомнения, очередного бонапартиста… а теперь от души забавляется конфузом своей жертвы.

Бросив взгляд на жертву, Тристан не поверил своим глазам. Боже! Не может быть! Но это на самом деле была Мэдди! Она стояла по колено в ручье!

Тристан уже открыл, было, рот, чтобы окликнуть ее, но в этот самый момент Мэдди запустила камнем в своего обидчика. Камень угодил роялисту прямо в лоб, и тот с воплем выпустил поводья и схватился за голову. Лошадь его встала на дыбы, роялист вывалился из седла, шлепнулся на середину моста и так и остался лежать, слегка поскуливая.

Тристан соскочил с лошади и бросился к берегу ручья.

– Черт побери, Мэдди! Все в порядке?

– А как, по-вашему?! Придурок! – огрызнулась она, сверля его таким злобным взглядом, что Тристан испугался, не швырнет ли она и в него столь же метко.

Пожав плечами, он отвернулся, предоставив девушке своими силами выбираться на сушу. Бегло оглядев главного пострадавшего в этой стычке, Тристан обнаружил, что над здоровым глазом злосчастного забияки уже вздулась шишка размером с яйцо.

Подняв голову, Тристан убедился, что Мэдди уже вышла на берег у дальнего конца моста. С ее одежды стекала вода, и она дрожала всем телом.

Расширенными от ужаса глазами Мэдди уставилась на неподвижно распростертое у ног Тристана тело.

– Я… уб-б-била его? – пробормотала она, лязгая зубами.

Тристан боролся с искушением солгать Мэдди, что она и впрямь прикончила этого типа. Мадлен Харкур давно уже нуждалась в том, чтобы ей напомнили о страхе Божием. С нее нельзя было спустить глаз: стоило отвернуться, как она тут же выкидывала какой-нибудь безумный номер. Но сейчас Мэдди и без того была настолько перепуганной и жалкой, что Тристан смилостивился.

Он прижал пальцы к жилке, бившейся на шее роялиста. Этому трюку он научился у парижских жандармов, которым часто приходилось определять, выживет ли какой-нибудь бродяга, пострадавший в очередной уличной драке. У роялиста пульс оказался ровным и сильным.

– Полагаю, можно без преувеличения сказать, что он выживет, – сухо проговорил Тристан. – Но благодаря вам у него теперь будет два больных глаза вместо одного и головная боль в два раза сильнее, чем прежде.

Эта приятная новость тут же вернула краску на побледневшие щеки Мадлен.

– Что ж, я рада слышать, что он останется жив, ибо я не желаю послужить причиной смерти человека, как бы он этого ни заслуживал. – Мэдди своенравно тряхнула головой. – Но по поводу подбитого глаза и головной боли я нимало не раскаиваюсь. Этот мерзавец пытался наехать на меня, когда я шла по мосту.

– Почему?

– Полагаю, просто потому, что считал меня крестьянином.

Тристан нахмурился так сурово, что у Мэдди пробежал по спине холодок, не имевший ничего общего с ее недавним купанием.

– Я не спрашиваю, почему этот парень пытался на вас наехать. Я спрашиваю, почему вы шли через мост.

Мэдди очень хотелось ответить: “Затем, чтобы оказаться на другой стороне”, – но она удержалась от этого искушения. Инстинкт подсказывал ей, что сейчас не самое для шуток. Взгляд ее упал на двух лошадей, привязанных неподалеку, и Мэдди вдруг вспомнила, что Тристан собирался отправиться на рынок за лошадьми. Значит, он вовсе не пытался бросить ее одну! Эта утешительная мысль несколько согрела сердце Мадлен, но в то же время повергла ее в смущение. Она сама виновата в том, что поддалась дурацким страхам!

– Я жду объяснений, Мэдди! Почему вы шли по мосту? Почему вы покинули гостиницу, не дождавшись моего возвращения? – Голос Тристана звенел, намекая на то, что терпение его вот-вот лопнет, и Мэдди поняла, что он не довольствуется ничем, кроме чистой правды.

Она обхватила себя руками за плечи, чтобы хоть немного унять дрожь.

– Я испугалась, – неуверенно проговорила она. – Я не нашла вас, а служанка сказала, что вы уехали.

– И вы, разумеется, решили, что я вас бросил. – Пристальный взгляд Тристана впился ей в лицо. – Почему, Мэдди? Почему вы считаете меня таким дурным человеком? Сначала вы приняли меня за вора и убийцу, потом – за насильника, а теперь – за бессердечного негодяя, который способен покинуть вас без единого пенни посреди страны, бурлящей мятежом!

Мэдди потупилась, донельзя смущенная тем, что англичанин так быстро угадал тот оскорбительный вывод, к которому она пришла, как только узнала, что он покинул гостиницу. Задним числом этот вывод уже казался ей удивительно глупым. Несмотря на все свое темное прошлое, со своей спутницей Тристан обращался, как полагалось честному человеку. Единственное, в чем Мадлен могла бы упрекнуть его, – это в слишком частых проявлениях дурного характера.

– Если вас волнует мое незаконное происхождение, – с горечью продолжал он тем временем, – то позвольте заверить вас, что я был воспитан женщиной, которая научила меня вести себя, как подобает джентльмену, хоть я никогда и не стану джентльменом в полном смысле слова.