Мэдди кивнула в знак согласия:

– Хватит ли у нас денег на хороший обед? Сомневаюсь, что я смогу еще раз давиться хлебом и сыром.

– У нас хватит денег на несколько хороших обедов… но лишь в том случае, если мы не будем тратиться на ночлег.

– Это означает, что нам придется ночевать на сеновалах? – уточнила Мэдди, с виду ничуть не обескураженная этой перспективой.

– На сеновалах, на чердаках, в сараях, в конюшнях… одним словом, где придется.

Мэдди откинулась на спину, опершись на локти, и уставилась в безоблачное небо.

– Что ж, я согласна. Даже если нам придется спать под открытым небом… признаться, у меня всегда была тайная мечта ночевать под звездами. Возможно, другого такого случая мне не представится.

Тристан не сдержался. Его рука, словно по собственной воле, скользнула к растрепанным кудрям девушки, пальцы ласково взъерошили волосы Мадлен.

– Позвольте кое-что сообщить вам, Мадлен Харкур. Вы потрясающая женщина.

Впервые Тристан поймал себя на мысли, что его добропорядочный и благовоспитанный брат может и не оценить по достоинству эту юную оригиналку, которую судьба предназначила ему в супруги.

Остаток дня прошел быстро. Когда дорога стала слишком пыльной, Мэдди поравнялась с Тристаном и путники поехали бок о бок. Они почти не разговаривали, однако в связующем их молчании чувствовалась удивительная гармония. Тристан был тем более поражен, что большинство знакомых ему женщин чувствовали себя неуютно, когда им приходилось молчать… тем более – молчать в обществе мужчины.

Когда начало смеркаться, Тристан заметил вдали небольшой трактир с черепичной кровлей. Он стоял у дороги рядом со старинной каменной мельницей.

– Выглядит многообещающе, – заметил Тристан, натягивая поводья. – Здесь мы и перекусим.

Мэдди тоже остановилась, в глазах ее блеснули озорные огоньки.

– Цитируя какого-то давно забытого поэта, “я голоден, как сотня бешеных волков”, мсье. Но предупреждаю вас: если мы опять лишимся ужина по вине какой-нибудь неуклюжей служанки, которая примет вас за вашего щедрого брата-близнеца… то я за себя не отвечаю!

Тристан почувствовал, как щеки его заливаются краской смущения, и едва слышно выругался. Последний раз он краснел из-за женщины, когда ему еще не исполнилось и шестнадцати.

– Так вот, – продолжал он, сделав вид, что не обращает внимания на шутку своей спутницы, – я хотел сказать, что мы здесь поужинаем, а затем поищем место для ночлега. Боюсь, выбор у нас будет небогатый: или сеновал, или конюшня.

Мэдди не ответила. Тристан заметил, что взгляд ее прикован к огромному водяному колесу мельницы и к сверкающему ручью, который медленно, ритмично вращал лопасти. За колесом стоял деревянный помост, на котором было сложено десятка полтора мешков с зерном.

– Можно заночевать вон там, – сказала Мэдди, указывая на помост. – Мы можем выкупаться в мельничном пруду, а мешки с зерном послужат нам отличной постелью. – Она подняла взгляд к небу. – Кроме того, сегодня наверняка будут видны звезды: закат был таким красивым. – Она обернулась к Тристану, глаза ее сверкали от воодушевления. – Давайте заночуем здесь! Я запомню это на всю жизнь!

Тристан предчувствовал, что и он запомнит на всю жизнь ночь под звездным небом рядом с этим очаровательным созданием, от одного прикосновения которого кровь вспыхивала в его жилах. В этом-то и заключалась проблема. Тристану вовсе не хотелось провести остаток дней в мучительных воспоминаниях о жене своего брата.

– Прошу вас, Тристан! Это будет прекрасно!

В первый раз Мэдди назвала его по имени, не предварив это имя саркастическим “отец”.

Устоять было невозможно… тем более при таком певучем, таком колдовском галльском акценте.

– Тре-е-стон! – повторила она… и англичанин забыл о том, что на свете существует слово “нет”.

Мягкий, как перышко, ветерок ласкал щеки Мадлен. Она сидела на груде мешков с зерном, прислонившись спиной к каменной стене мельницы. Впервые за несколько дней она наелась по-человечески. Фрикасе из цыпленка, которым их потчевали в трактире, оказалось вполне сносным, хотя ему недоставало подлинной пикантности, какой отличалось бы творение настоящего шеф-повара. Мэдди отозвала в сторону жену трактирщика и посоветовала ей в следующий раз готовить бульон из телятины, добавив в него щепотку тимьяна и несколько ягод можжевельника.

Поужинав, Мэдди искупалась в мельничном пруду: наконец-то ей пригодился брусок мыла, который заботливо положил им в дорожную сумку слуга отца Бертрана. Жизнь стала гораздо приятнее.

Небо над головой Мэдди уже превратилось в черный бархатный плащ, усыпанный тысячами сверкающих бриллиантов; полная луна стояла высоко над землей, заливая пейзаж ярким серебристым светом. Вытянув ноги, Мэдди пошевелила затекшими пальцами и попыталась уловить ускользающий запах жимолости, которой была увита мельничная стена. До ее слуха доносился скрип водяного колеса и плеск воды – это купался Тристан.

Закрыв глаза, Мэдди вообразила себе, как кристально-прозрачная вода струится по его мускулистым рукам и груди, красота которых наверняка могла бы сравниться с красотой молодого спартанского воина, статуей которого Мадлен когда-то восхищалась в Лионском музее. От этой мысли щеки девушки вспыхнули, румянец не покинул их и несколько минут спустя, когда Тристан, покончив с купанием, выбрался по ступеням на помост.

– Наверно, это была самая холодная ванна в моей жизни, – проворчал он, опускаясь на мешок с зерном рядом с Мэдди. Подтянув колени к подбородку и обхватив их руками, он мрачно уставился на сверкающую луну. Мэдди чувствовала, что по какой-то непонятной причине Тристану не хочется ночевать под открытым небом. Лицо его оставалось хмурым и непроницаемым.

– Вы скоро согреетесь. Мне уже совсем не холодно, – проговорила Мэдди. – Так приятно снова почувствовать себя чистой! Разве это не стоит нескольких минут неудобства?

Тристан лишь неразборчиво хмыкнул. Мэдди сделала еще одну попытку разговорить его:

– Ветер такой теплый! Мои волосы почти уже высохли.

Взгляд ее упал на волосы Тристана. Черные как смоль и блестящие, они слегка завивались от влаги, из-за чего Тристан еще больше походил на разбойника, с которым Мэдди мысленно сравнила его в первую встречу.

Улыбнувшись, Мэдди подумала, в какой ужас пришла бы ее старая дуэнья, узнав, что ее воспитанница оказалась наедине с этим таинственным англичанином в такой романтической обстановке… Но, к счастью, эта старая карга никогда больше не станет докучать ей своими проповедями!

Мэдди чувствовала себя как птица, выпущенная из клетки и впервые вкусившая прелесть свободы. Что-то в глубине ее души вырвалось на волю и жаждало испытать новизну настоящей жизни. Ночь под звездами была началом этой жизни. Возможно, такому прозаическому человеку, как Тристан, эта ночь не казалась особо волнующей, но для Мэдди это было самое захватывающее приключение.

Тристан следил за выражением лица Мэдди, обуреваемой какими-то неизвестными ему чувствами, и невольно гадал, что заставляет ее губы изгибаться в улыбке, а глаза – блестеть то лукаво, то мечтательно.

– О чем вы думаете? – спросил он, наконец, хотя не был уверен, что ему стоит это знать.

Уперев руки в бока, Мэдди запрокинула голову и окинула взглядом небо, усыпанное звездами.

– Я думаю, что за всю свою жизнь я ни разу еще не видела такой роскошной ночи. Сегодня все дышит волшебством.

Мэдди обернулась к своему собеседнику, и, по сравнению с блеском ее янтарных глаз, лунный свет показался Тристану тусклым и невзрачным.

– Перестаньте, – хрипло перебил ее англичанин. – Перестаньте так на меня смотреть!

Мэдди удивленно расширила глаза:

– Как?

– Как женщина, которая хочет, чтобы ее поцеловали.

Тристан слишком поздно осознал, как неуместны были его слова. Он рассчитывал, что Мэдди одернет его или, по меньшей мере, начнет возражать, как поступила бы на ее месте любая мало-мальски разумная девушка. Однако Мэдди продолжала серьезно смотреть ему в лицо, словно обдумывая его предложение.