Вуди. А ножки?

А к т е р. Ну, и ножки тоже.

Вуди. А грудь как?

А к т е р. Да, в общем, недурна.

Вуди. Не отпускайте ее, я сейчас буду!

А к т е р. Она студентка с философского, но ни черта толком не знает. Типичный продукт студенческой столовой.

Вуди. Забавно, я ведь уже использовал эту фразу, когда описывал девушку в «Сыграй-ка нам снова, Сэм».

А к т е р. Надеюсь, там она получилась забавнее.

Вуди. Давайте ее сюда!

А к т е р. К телефону, что ли?

Вуди. Естественно!

А к т е р (к Доре). Это вас.

Д о р а (шепотом). Я видела его в кино. Отделайтесь от него как-нибудь!

А к т е р. Но он же автор пьесы!

Д о р а. Тоже мне пьеса! Глупая и претенциозная.

А к т е р (в трубку). Она не хочет говорить с вами. Говорит, что пьеса претенциозная.

Вуди. О, Господи! Ну ладно, потом перезвоните мне, расскажете, чем все кончится.

А к т е р. Ладно. (Вешает трубку, потом снова за нее хватается: до него доходит, что сказал автор.)

Д о р а. Так мне можно сыграть в вашей пьесе?

А к т е р. Ничего не понимаю! Вы актриса или девица, которая изображает актрису?

Д о р а. Я всегда мечтала быть актрисой. Мама хотела, чтобы я стала медсестрой. А папа мечтает, чтобы я вышла замуж за приличного человека.

А к т е р. И в результате где же вы работаете?

Д о р а. На фабрике, где делают ресторанные тарелки. Посмотришь – она как бы глубокая, а на самом деле мелкая!

Из-за кулис появляется Грек.

Трихинозис. Диабетус, Гепатитис, привет вам. (Обмен рукопожатиями.) Я только что в Акрополисе спорил с Сократусом, и он мне доказал, что я не существую.

Он так меня расстроил! Кстати, говорят, вы тут с концовкой маетесь? Кажется, у меня есть для вас кое-что.

П и с а т е л ь. В самом деле?

Трихинозис. А это кто такая?

Д о р а. ДораЛеви.

Трихинозис. Не из Пенсильвании, случаем?

Д о р а. Оттуда. Трихинозис. А вы там не знаете таких

Раппопортов?

Д о р а. Как же, как же! Мирона Раппопорта? Трихинозис (кивает). Вместе с ним мы агитировали за либералов. Д о р а. Какое совпадение! Трихинозис. У вас еще была интрижка с мэром Линдсеем? Д о р а. Да это я только удочку закидывала. Не вышло ничего.

П и с а т е л ь. Давай концовку! Трихинозис. Надо же, какая очаровашка! Д о р а. Ах, что вы говорите! Трихинозис. Как бы это нам с тобой сейчас перепихнуться? Д о р а. Сама судьба нам дарит эту ночь!

Трихинозис страстно сжимает ее запястье.

Д о р а. Что ж, я – твоя. И знай: я непорочна! Верно я говорю?

Суфлер (показывается из-за кулис. Он в свитере. В руках книга). «Что ж, я – твоя. И знай: я непорочна!» Все правильно.

(Исчезает.) П и с а т е л ь. Давай твою концовку, дубина стоеросовая! Трихинозис. А!.. Ах да! (Зовет.) Ребята!

Несколько греков выкатывают на сцену какую-то замысловатую машину.

П и с а т е л ь. Это еще что за хреновина?

Трихинозис. Это концовка для твоей пьесы.

А к т е р. Не понимаю.

Трихинозис. В этой машине, которую я полгода изобретал в подвале лавки моего шурина, – в ней решение всех проблем!

П и с а т е л ь. Как это?

Трихинозис. В финальной картине, где все темнеет, а подлый раб Диабетус попадает в отчаянное положение…

А к т е р. Ну?

Трихинозис. Зевс, отец всех богов, нисходит драматически с небес и, размахивая своими молниями, спасает бессильную, но благодарную толпу смертных.

Д о р а. Deus ex machina! Бог из машины!

Трихинозис. Ха! Прекрасное название для аппарата!

Д о р а. Не зря же у меня папа работает в компании «Вестингауз»!

П и с а т е л ь. Я все-таки как-то не понимаю…

Т р и х и но з и с. Погоди! Как она работает – это надо видеть! Посмотришь, как из нее Зевс вылетит! Этим изобретением я заработаю целое состояние! Софоклус вложил в него кучу денег. А Эврипидус даже заказал два экземпляра.

П и с а т е л ь. Но это же меняет всю идею пьесы!

Трихинозис. Не говори, пока не увидишь ее в действии. Гастритис, давай впрягайся! Вот тебе доспехи для летания. Гастритис. А почему я? Трихинозис. Делай что тебе говорят! (Гепатитису.) Ты глазам своим не поверишь! Гастритис. Боюсь я что-то… Трихинозис. Он шутит! (Шепотом.) Ну, давай же, идиот, ты мне провалишь всю рекламу! Сейчас он все сделает! Ха! Ха! Гастритис. Да я же высоты боюсь! Трихинозис. Ну, полезай! Живо! Ну, давай! Теперь надень костюм Зевса… Только покажешься в нем, и все! (Приходит в неистовство, Гастритис упорствует.) Гастритис. Я позвоню своему адвокату!

П и с а т е л ь. Так вы говорите, в конце концов приходит Бог и всех спасает?

А к т е р. А что? Мне нравится! За это людям и заплатить не жалко!

Д о р а. Он прав. Это же прямо как в голливудских фильмах по Библии!

Писатель (выходит на середину сцены, как-то слишком уж театрально). Но если Бог всех спасет, человек не несет за свои действия никакой ответственности!

А к т е р. И после этого он еще будет спрашивать, почему его перестали звать на вечеринки!

Д о р а. Но без Бога Вселенная бессмысленна! Жизнь не имеет смысла! Мы не имеем смысла! (Тягостная пауза.) Эх, мне вдруг прямо до полусмерти захотелось, чтобы меня оттрахали!

П и с а т е л ь. У меня что-то настроение пропало.

Д о р а. Ах, так? Может, из зрителей кто-нибудь возьмет на себя этот труд?

А к т е р. Прекратите! (К зрителям.) Вы не слушайте, ребята! Это она так. Треплется.

П и с а т е л ь. Что-то я совсем раскис…

А к т е р. Да брось. Что это на тебя накатило?

П и с а т е л ь. Не знаю, верю я в Бога или я не верю…

Д о р а (к зрителям). А я ведь серьезно!

А к т е р. Если нет Бога, так кто же сотворил Вселенную?

П и с а т е л ь. Да я разве против? Просто я еще неуверен.

А к т е р. Что значит, ты еще не уверен? Когда же ты собираешься обрести уверенность?

Д о р а. Будет кто-нибудь из вас спать со мной или нет?

Мужчина (из зрителей. Поднимается с места). Я пересплю с этой девицей, раз больше никто не хочет!

Д о р а. Нет, правда?

Мужчина. Да что они все – обалдели? Вполне симпатичная девица! Неужто в зале нет ни одного нормального здорового мужика? Вы знаете, кто вы все? Банда красных нью-йоркских леваков, еврейских ин-теллигентиков и коммунистов!

Из-за кулис появляется Лоренцо Миллер. Одет по моде его времени.

Лоренцо. Сядь на место! Сядьте, пожалуйста.

Мужчина. Все. Все. Сажусь.

П и с а т е л ь. Вы кто такой?

Лоренцо. Лоренцо Миллер. П и с а т е л ь. Творец этой публики.

П и с а т е л ь. В каком смысле?

Лоренцо. В самом прямом. Я написал: большая группа людей из Бруклина, Квинса, Манхэттена и Лонг-Айленда собралась в театре смотреть пьесу. Вот они перед вами!

Дора (показывает на зрителей). Вы хотите сказать, что они тоже не настоящие? (Лоренцо кивает.) И вовсе не свободны делать что им захочется?

Лоренцо. Думают, что свободны. Но делают всегда только то, что от них ожидается.

Женщина (внезапно поднявшись из зрительских рядов). Я! Я настоящая! Я не персонаж пьесы!

Лоренцо. Простите, мадам, но и вы тоже.

Женщина. Как?! У меня же сын в Гарварде! В Школе бизнеса.

Лоренцо. И вашего сына я тоже создал. Он, скажу я вам, не только персонаж, он еще и педераст к тому же!

Мужчина. А вот я покажу вам сейчас, какой я вымышленный! Я ухожу из театра и требую деньги назад. Идиотская пьеса! Да просто никакой пьесы! Идешь в театр, хочешь посмотреть что-нибудь с сюжетом – с началом, с серединой и концом, а вместо этого – дерьмо какое-то! Привет.

Фыркая от раздражения, идет по проходу. Уходит.

Лоренцо (к зрителям). Какой персонаж, а? Я изобразил его очень сердитым. Потом его замучат угрызения совести и он покончит с собой. (Фонограмма: выстрел.) Не сейчас!

Мужчина (возвращается с дымящимся пистолетом в руке). Извините, я, кажется, поторопился?