— Никуда, — ответил водитель.

— Это тупик?

— Да.

Тот из людей Баглио, кто был пониже, тот, кто не научился сохранять тишину раньше, посмотрел на водителя насмешливо, затем улыбнулся и посмотрел на Такера. Его лицо выглядело как классная доска с сообщением, написанным мелом большими буквами. «Вы никогда отсюда не выберетесь. Мистер Баглио доберётся до вас рано или поздно, потому что это тупик.»

Водитель презрительно посмотрел на другого мужчину, стукнул по дороге и вздохнул, стал обратно к сланцевой стене.

— Он зять Баглио или что-то такое? — спросил Такер водителя.

— Нет, — сказал водитель, — Но в наши дни помощи не дождёшься.

Меньшая горилла глупо моргнула, посмотрела на одного и второго. «Зять?» — спросила она.

Когда они все были в «мустанге», и Джимми Ширилло отъехал от крушения и двоих джентльменов, Харрис сказал: «Скорее всего, это всё же не тупик».

— Выйди и встань перед классом, — сказал Такер.

Маска гоблина висела у Харриса на груди как второе лицо посередине его грудной клетки, подпрыгивая, когда он говорил: «Если это тупик — это плохо, даже самое плохое, что может быть, так почему мы продолжаем ехать туда?»

— Потому что мы не можем вернуться, — сказал Такер. — Очевидно, что Баглио знает, что мы находимся на этой дороге и обратный путь перекрыт. Но мы можем попробовать что-то ещё, перед тем как попадём на заставу.

— Что, например?

— Не могу знать, но я пойму, когда увижу.

В начале мая, когда деревья только покрылись зеленью и, казалось, грядущее лето не предвещало никакой возможности найти работу, в почтовый ящик Такера, расположенный в центре Манхэттена, упало письмо, запечатанное в белый конверт, без обратного адреса. Он знал, что оно от Клитуса Фелтона, до того, как открыл его, потому что привык получать такие письма в среднем десять раз в год. Более чем в половине случаев в них содержалось что-либо стоящее. Клитус Фелтон, не смотря на своё непривлекательное имя, пользовался этим каналом для связи с фрилансерами Восточного побережья, которые работали вне стен небольшого специализированного книжного магазина в Гаррисберге, Пенсильвания. Когда-то он был сам в этом бизнесе, со знанием дела планировал и проворачивал по два или три крупных дела в год. Но годы взяли своё, когда у него появилась жена, Дотти, которая боялась, что это поразительное везение Фелтона в скором времени закончится полицейской пулей или длительным сроком за стенами. Тем не менее, книжного магазина Фелтону было недостаточно для того, чтобы поддерживать интерес к жизни. Он простоял за прилавком всего лишь шесть месяцев, когда начал связываться со старыми друзьями и предлагать свои посреднические услуги. Он хранил все имена, клички и адреса в голове, и когда кто-то связывался с ним по поводу выгодной работы, для выполнения которой требовались подходящие партнёры, Фелтон обдумывал возможности, писал несколько писем и пытался помочь. За проценты. Обычно, пять, если работа была выполнена так, как надо. Замещающие преступления. Он жил этим.

Это последнее письмо заинтриговало Такера. Он сделал несколько телефонных звонков, получил информацию, которую нельзя было доверить письмам и вылетел в Питсбург из «Кеннеди Интернешнл» [20], чтобы встретиться с Джимми Ширилло.

Когда Ширилло поприветствовал его в эропорту, Такер почти сказал «спасибо-но-нет-спасибо», почти послал всё это к чертям перед тем, как услышал немного больше об этом деле. Ширилло выглядел слишком молодым, семнадцать — самое много, и он не стал выглядеть сколь-нибудь лучше, когда сказал, что на самом деле он на шесть лет старше. Несмотря на итальянскую фамилию, он был светлокожим, голубоглазым, с рыжевато-каштановыми волосами. Он был всего лишь пяти футов и четырёх дюймов ростом, возможно, сто тридцать фунтов весом [21]. Прицельная пуля не просто убила бы его; она оттолкнёт его на несколько кварталов, со скоростью ветра.

Такер и сам был не таким уж крупным мужчиной, ростом пять футов и девять дюймом и весом сто сорок с лишним фунтов [22]. Он полагал, что выглядит тоже не так, как должен выглядеть человек его профессии. Он был темноволосым, темноглазым, с широкими скулами, тонким носом, с аристократическим духом, и он разговаривал, по любому поводу, так что казался чудаковатым. Однако, он выглядел как боксёр-профессионал на фоне парня; он выглядел в тысячу раз более опытным, предусмотрительным и способным. Парень совершенно не внушал доверия, и Такеру казалось это похожим на встречу отца с сыном.

Ширилло, улыбнувшись, выхватил единственный чемодан Такера, одновременно протянув другую для рукопожатия. Его рукопожатие оказалось на удивление твёрдым, но не жёстким, рукопожатие мужчины, который уверен в себе. Этого было достаточно, чтобы заставить Такера перепроверить первоначальный приговор.

Пока Ширилло вёз их в город, а потом через него, во время первого утреннего часа пик, управляя своим новеньким «корветом» с осторожностью, но, тем не менее, не зажато, проводя время лучше, чем Такер мог себе представить, он был вынужден отбросить свою первую оценку парня и совершенно её изменить. Под этой несколько хрупкой внешностью скрывался компетентный человек и — если он будет подтверждать это снова и снова на этой непредсказуемой войне — вполне мужественный.

— Почему ты? — спросил Ширилло, объезжая большой грузовик с пивом и возвращаясь, скрипя шинами, обратно на ту же линию, на расстоянии не более ширины разметочной линии от столкновения.

— Прости?

Парень усмехнулся. «Ты оценивал меня сразу с того момента, как я взял твой чемодан зале приёма, и выглядит так, что ты решил верить мне».

Такер ничего не ответил.

— Теперь, — сказал Ширилло, — я типа оцениваю тебя. Почему Фелон считает, что ты особенно подходишь для этого дела?

Такер откинулся назад, достал пачку «Лайф Сэйверс» [23]со вкусом лайма, которые обычно держал в кармане, предложил один Ширилло, взял один себе и начал его сосать. Он сказал: «Я краду только из институтов. Я думаю, что поэтому Фелтон подумал обо мне».

— Институты?

— Да. Банки, страховые компании, универмаги, торговцы алмазами, типа того. Я никогда ничего не брал у отдельных людей, у кого-либо, кому это может нанести ущерб.

Ширилло поразмышлял немного, затем спросил: «Ты называешь мафию институтом?»

— Один из самых старых, — ответил Такер.

— Но это же разные вещи — мафия и… и банк или страховая компания.

— Есть немного, — согласился Такер. Он уже чувствовал себя непринуждённо рядом с парнем, не смотря на первые минуты их знакомства, не смотря на роскошные машины, которые они обходили и совершали поединки, несмотря на злые гудки автомобилей, визг тормозов. «Тем не менее, различия не такие большие, как ты можешь подумать».

— Одно из отличий, — сказал Ширилло, нажав сильно на педаль газа, чтобы получить преимущество на открытый участок трафика, — это то, что если это банк, то если они тебя поймают, то кинут тебя в тюрьму, а эти ребята, о которых мы говорим, просто прицепят к тебе груз и скинут где-нибудь с моста.

Такер улыбнулся, посасывая свой лаймовый «Лайф Сэйверс», наблюдая за проносящимися мимо него машинами, как будто это были игривые животные. «Они до сих пор так поступают?»

— Плохо, — сказал Ширилло, — Мне никто в этом деле не нужен из тех, кто не осознаёт риски.

— А ты сам? — спросил Такер.

— Я вырос в районе Хилл Питсбурга, — ответил Ширилло. Его поведение больше не было похожим на детское. Это был грим. Его лицо покрылось туго натянутыми линиями. — Там жили в основном чёрные — жилищные условия, не соответствующие стандартам, плохо организованный вывоз мусора, так что можно было увидеть крыс, бегущих через дорогу, как собаки, сложности с полицейскими патрулями, улицы, которые на моём веку ни разу не перестилались, никаких семейных консультаций или городских сервисов, которые есть в белых сообществах. Это одно из таких мест, где недовольства растут и растут, пока одной летней ночью, каждые пару лет, не выплёскиваются через край.