А Чиун принялся напевать олимпийский гимн, - судя по всему, он услышал его сегодня по телевизору.

- Кажется, надо быть гражданином страны, которую представляешь, наконец изрек Римо.

- Не думаю, - отозвался Чиун. - Но даже если и надо... я просто совру.

- А-а, - повторил Римо и вновь уставился в потолок.

Чиун опять запел. Римо краем глаза взглянул на него: он тренировался наклонять голову, чтобы легче было надеть золотую медаль.

Римо долго лежал в полном молчании и вдруг, вспомнив что-то важное, снова сел. Чиун прекратил пение и посмотрел на него.

- Тебе не удастся этого сделать, Чиун.

- Почему?

- Видишь ли, на Олимпиаде существует форма...

- Ну и что?

- Надо одеться в шорты и носки, чтобы ноги оставались голыми. Только тогда допустят к соревнованиям, - объяснил Римо, указывая на телевизор. - Ты же сам видел: там нет никого в кимоно.

Чиун помрачнел.

- Это правда? - спросил он с болью в голосе.

Римо знал, в чем причина: в Чиуне жила имевшая древнюю традицию восточная целомудренность, не позволявшая ему на людях обнажать тело. Прежде чем принять ванну, Чиун закрывался на два оборота. Переодеваясь, он держал кимоно так, чтобы не было видно ни кусочка его тела. За ним стояли века скромности и благочестия.

- Боюсь, что так, - сказал Римо. - Видишь ли, в некоторых видах оценивают технику, поэтому судьям надо видеть, как ты ставишь ногу, правильно ли вытянуты пальцы, и все такое. Судьи не смогут работать, если на тебе будет кимоно.

Зазвонил телефон. Римо поднялся, чтобы взять трубку, но Чиун остановил его, положив руку на плечо.

- Ты это всерьез?

- Сам подумай: ведь все спортсмены носят спортивные трусы. - Римо пожал плечами. - Извини, Чиун, но кажется, ты уже вычеркнут из списков.

Лицо Чиуна исказилось от гнева.

Тут снова зазвонил телефон.

- Идиотские у вас правила, - прорычал Чиун и пулей вылетел из комнаты, хлопнув дверью так сильно, что задрожали стены.

Римо снял трубку - это был Смит.

- Я обнаружил ПЛОТС, - сказал он.

- Отлично. Где?

- Вы не поверите.

- Не поверю чему? - удивился Римо.

- Они купили складское помещение в Хобокене, в штате Нью-Джерси.

- Как вам удалось это выяснить?

- Они зарегистрировали сделку от имени этой фирмы, - объяснил Смит. Мы подняли записи регистрационной конторы округа и обнаружили, что здание куплено Пан-латинской организацией по борьбе с террористическим сионизмом.

- Выходит, они не больно-то стремятся к конспирации, - вставил Римо.

- Они также обратились в соответствующие инстанции с просьбой освободить их от налогов как некоммерческую организацию, - добавил Смит.

- Вы были правы, я не верю, - подытожил Римо.

- И вот еще что. Они распространили пресс-релиз, где объявили о создании организации и опубликовали план работы на ближайший месяц.

- Минуточку, - перебил Римо. - Террористическая организация, похитившая шурина самого президента, громогласно заявляет о своем существовании?

- Похоже на то, - согласился Смит.

- Крутые ребята.

- У меня тут вся информация. Пишите, - начал Смит.

В этот момент в комнату вошел Чиун. Римо кинул взгляд на приставной столик в поисках карандаша.

- Минутку, Смитти, - попросил он и посмотрел на Чиуна, который стоят возле письменного стола. - Чиун, позвал он.

Старец медленно повернул голову и обратил свой взор на Римо.

- Пожалуйста, дай мне ручку из того ящика.

Чиун сложил руки на груди.

- Чиун, прошу тебя, кончай валять дурака.

- Сам ищи свою ручку.

- Мне надо записать номер.

- Какой номер? - поинтересовался Чиун.

- Смитти, диктуйте адрес.

- Один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен, - продиктовал Смит.

- Один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен, - повторил Римо.

- Теперь нет никакой необходимости записывать, сказал Чиун. - Ты запомнишь этот адрес на всю жизнь.

- Нет, я его забуду.

- Не забудешь, я тебе обещаю.

- Хорошо, я тебе докажу, - прорычал Римо. - Один-одиннадцать, Уотер стрит, Хобокен, - и я забуду это, как только повешу трубку.

- Римо, - послышался в трубке голос Смита.

- Да, Смитти.

- Что вы там делаете?

- Не обращайте внимания. Как зовут шефа организации?

- Фредди Зентц.

- Чиун, - попросил Римо, запомни имя: Фредди Зентц.

- Ни за что! Сам запоминай. - И Чиун принялся рыться в ящике письменного стола.

- Смитти, я все понял: Фредди Зентц, ПЛОТС, один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен.

- Приступайте немедленно, - приказал Смит. - Пока.

Римо повесил трубку и подошел к письменному столу.

Чиун подвинулся, пропуская его. В ящике Римо обнаружил ручку, специально предоставляемую гостиницей: она была сломана пополам.

- Нехороший ты человек, Чиун, - произнес Римо.

- Когда я завоюю золотую олимпийскую медаль, тогда, может, я стану лучше. Если кое-кто перестанет чинить мне препятствия.

- О-о-о, - простонал Римо. - Лучше вот чем займись: Фредди Зентц, ПЛОТС, один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен. Как тебе, а?

- Поздравляю, - сказал Чиун. - Радость победы вместо горечи поражения.

Римо запел олимпийский гимн, и Чиун вышел из комнаты.

Римо хорошо помнил Хобокен. Это был маленький аккуратный городок площадью не больше квадратной мили. Во время службы в Ньюаркской полиции Римо частенько заглядывал в бар ресторана на Ривер-стрит, где в окружении множества незнакомых людей ел сырых улиток, а скорлупу бросал прямо на пол. Бар был только для мужчин и пользовался большой известностью, ведя свою историю с девятнадцатого века. Но группа каких-то женщин возбудила дело, заявив, что бар для мужчин - это нарушение их гражданских свобод. Владельцы боролись изо всех сил, но проиграли. Женщины ворвались в бар, подобно валькириям. Не прошло и двух дней, как они начали жаловаться на разбросанный по полу мусор: они, видите ли, не могли удержаться на ногах, поскольку то и дело попадали в скорлупки каблуком. Римо перестал туда ходить.

Въехав в Хобокен, они свернули на Ривер-стрит. Проезжая мимо бара, Римо ощутил приступ ностальгии. Жизнь была проще в те дни, и сам он был проще. Он обладал обыкновенным человеческим телом, кое-как справлявшимся с трудностями жизни. Все это происходило задолго до того, как Чиун объяснил ему, что обычный человек использует возможности своего организма не более чем на десять процентов, и научил его как резко повысить этот процент. Сейчас показатель Римо был пятьдесят процентов и постоянно рос. Чиун говорил, что единственно допустимый уровень использования своего потенциала - сто процентов, но во всем мире был только один человек с таким показателем хрупкий, старый Чиун. В этом заключалась одна из истин, преподанных Чиуном. Вторая гласила, что сырые улитки - это слизь, а человек не должен есть слизь. И Римо, к великому своему огорчению, осознал, что никогда больше ему не удастся отведать сырых улиток.