Поиск
***
Я к животным неравнодушен,
В каждом сам себя нахожу:
Как котенок, я непослушен,
И, как пес, за кусок служу.
Как сайгак, я гоним по полю,
И, как заяц, насторожен,
Заключен, как орел, в неволю,
И, как лошадь, порабощен.
Взбрыкнусь было лихим мустангом,
Но не терпит судьба коня,
И возложит заботы разом,
Как на буйвола, на меня.
Как осел, я тащу упорно
Непосильных обрядов груз,
Сердце мышки испугом полно,
А в глазах, как у волка, грусть.
На запрет, на флажки, напрасно
Я пытаюсь прорвать свой бег,
И от этих нагрузок страшных
Я страдаю, как человек.
Но когда я увижу даму,
То готов кем угодно быть,
И за самкой драной самой
И бежать, и лететь, и плыть.
От удачи, павлин безмозглый,
Начинаю обалдевать,
И святые слова, как розы,
Под копыта ее ронять.
Как глухарь, я не слышу шорох
И не вижу стволов ружья...
Остается лишь перьев ворох
От возлюбленного соловья.
Ей на веер, на опахало,
Или стол подмести крылом,
Слишком часто в любви бывало
Так со мной и любым орлом.
На запрет, на флажки, напрасно
Я пытаюсь прорвать свой бег,
И стреляет в меня бесстрастно
Не животное – человек.
***
Ю. Никулину.
Слон за решеткой
Олень за решеткой,
Пьяница палкой тычет в орла,
Пахнет в проходах блевотой и водкой,
Где-то кукушка в часах умерла.
Ласковый запах навоза и сена
Не перебьет запах многих блевот.
Зрители – звери, а площадь – арена,
В этом зверинце все наоборот.
Лев, словно Брежнев, нахмуривший брови,
Вьется пантера, как юный гимнаст...
Кровью пропахли кабины неволи,
Множество боли, смешение каст.
Шаркают люди в буфете ногами,
Сдачу не дал продавец-обормот.
В ад пропускают не только с грехами,
В этом зверинце все наоборот.
Лама печально ресницы воздела,
Горб вяло тащит губастый верблюд.
И в отраженье мартышек умело
Люди веселые смрачно плюют.
Сунут им бритву – лихая потеха,
Кровью прольется зверинца кошмар!
Все подходяще для хищного смеха,
Все продается за денег навар.
Есть одиночки, есть общие клетки,
Фауну тут на любой вкус и цвет.
В клетки отдельной
Животные-детки,
К ним на просмотр отдельный билет.
Рядом они:
И тигренок, и мишка,
Маленький волк рядом с маленьким львом;
Смотрит на нас удрученно мартышка,
Зебра прикинулась старым ослом.
В клетке под надписью «Очень опасен!»
Прутья двойные и бронестекло.
Взглянем туда:
Видно в зеркале ясно
Наше, почти обезьянье, чело.
Вон на табличке, конкретно, читайте:
«В клетке сидит самый яростный зверь!»
Ночью жену вы теперь не ласкайте,
Зверя рождать не прилично теперь.
Лучше пройдите в террариум, к гадам,
Где легкой струйкой змея истекла,
Где дышит кобра запасливым ядом,
Где крокодил смотрит из-за стекла.
Злобы они ни к кому не питают,
Яд для защиты природа дала,
Переползают и в кустиках тают,
Не разделяя добра или зла.
Выйдем ж на площадь,
И в смраде буфетов,
В чавканье слов и в блевотине фраз
Кинем себя, как пустую монету,
В хлев человеческих проклятых масс
Кинем себя среди всех одиночек,
Желтых домов и совминовских дач,
Русских дорог опостылевших кочек,
По деревням, где старушечий плач.
Боль растоптать у слона под ногами?
Горесть воздеть на сухатого рог?
Даже сбежать к непонятливой маме
Нам никогда не позволит наш рок.
В зыбе ресниц обездоленной лани,
В тихом движении этих ресниц
Кто-то, возможно, потянет для длани,
Но не удержит упавшего ниц.
Падать дано нам дано по привычке:
Раб на коленях надежнее стоит...
Слышишь, кудахчут две «райские» птички —
Пьяные девки, забывшие стыд.
Видишь, за бронью, где прутья стальные,
Зеркало все обнажает до тла,
Видишь глаза? Свои очи шальные.
Видишь прищур перед выстрелом зла?
Вспомни свой дом. Твои пьяные дочки
Вместе блевали вповалку, как скот.
Так вырастают в России цветочки,
Скоро до ягодок дело дойдет.
Выстрелом сам же себя убиваешь,
В каждом живом – отражение нас,
Сам от себя от флажков убегаешь,
Чтобы успеть на свой выстрел как раз.
Вечный зверинец. Ирония жизни...
Рот до отказа открыл бегемот.
«Слава народу и слава отчизне!» —
Пьяный ишак между прутьев орет.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: