Одним словом: евангелием их, евангелием!!

Там такое поднялось, такое поднялось...

Рассказал я ему, по какому делу...

-- Э, -- говорит, -- сейчас и не суйся... Да и вообще не советую. А там, -- говорит, -- как знаешь. Полети попробуй на Украину. Там тоже верховная власть есть. Может, там повезет.

Ну и полетел это я на Украину.

Пришел к власти. Название какое-то чудное. ВУЦИК называется.

И не благочестивейший и не самодержавнейший, а всего только ВУЦИК.

Спрашиваю самого старшего. Пустили. Ничего себе человек: тихий такой, чернявый и в очках. В годах уже. Поклонился я ему и говорю:

-- Я от бога к вам. Насчет миропомазания и благодати, потому как вы верховные.

-- А вы, -- спрашивает, -- кто? Рабочий?

-- Ангел я...

-- Квалифицированный? Какого цеха?

-- Я не цеха. Лики мы ангельские...

-- Лыко дерете? Ага... А в профессиональном союзе состоите? На голодных отчисляете?

-- Нет, -- говорю. -- Я миропомазать... С миром я...

-- А я, -- говорит, -- разве с боем?.. И я с миром... Что хотите? Говорите коротенько.

-- Я и говорю: миропомазать вас хочу, благодать бог посылает через меня. Вот и хочу...

-- Ага... Вот оно что... Сам не могу решить. Оставьте заявление... Надо проголосовать. Как президиум. Ага, вот и президиум... Вот и хорошо. Подождите.

-- Товарищи! Тут вот ангел от бога, хочет миропомазать. Как быть? Мое мнение: необходимо создать комиссию из представителей Наркоминспекции, Наркомпрода и Женотдела...

-- Это еще что? Зачем комиссия? (Это секретарь так.) На Чернышевскую его, там его миропомажут...

-- Ставлю на голосование. Кто за то, чтобы на Чернышевскую? Все... Ладно... Товарищ, -- говорит, -- обратитесь по этому делу на Чернышевскую [3]...

-- Позвольте, -- говорю, -- хоть благодать пустить...

А секретарь:

-- На улице пустишь... Тут и так душно...

Пошел я на Чернышевскую. Встречаю батюшку. Идет с "вещами" да все крестится. Думаю: "Наш". И к нему:

-- А вам, -- спрашивает, -- чего?

-- Так и так, -- говорю, -- миропомазать, благодать...

Оглянулся он по сторонам -- и ко мне:

-- Лети, голубь. Лети лучше и не оглядывайся! Боже тебя сохрани и помилуй. Удирай, пока не поздно, а то тут тебя так миропомажут...

Полетел над Украиной. Побывал в Киеве. Зашел к св.Софии, да такого насмотрелся, такого наслышался. Церковь -- не церковь... Театр -- не театр. Епископ молодой, на голове английский пробор... Стоит и молодицам подмигивает. Служба, словно "Вечорницы" художника Нищинского, ничего я не понял.

-- Ну, а народ молится? Не замечал?

-- Замечал. Молятся. Только молитвы какие-то новые. Все в тех молитвах перепуталось. Какая-то молитва и "в бога", и "в Христа", и "в печенки-селезенки"... А чаще всего "в мать". Грустно, боже... Испаскудился народ... Не слушает вас...

-- Кого не слушает? М-е-н-я? Да я его!!! Кликни Илюшку! Пускай громы делает! Зажги молнию!!! Я им покажу!

-- В Илюшкиной колеснице, боже, ось сломалась... Спичек нету... Чем зажжешь? Гаврило на завод "Серп и молот" пошел -- может, дадут коробочку в долг.

-- Ну иди. Позови Иисуса.

-- Иисус просил не беспокоить: евангелие переделывает. В том месте, где это: "Аще кто тебя ударит по правой, подставь тому и левую", переделал: "Аще тебя кто ударит по правой щеке, схвати скорей дубину и побей его, сукиного сына, в щепки..."

-- Попроси матерь божию.

-- Матерь божия все плачет... "Дожила, -- говорит, -- до того, что юбки исподней уже нет, чтобы по раю прогуляться... И на земле, говорят, жизнь пошла на нет. От духа сына родила... Какая от духа радость: ни прижаться тебе, ни поцеловаться..."

-- Вот вспомнила старуха! Ну иди. Пускай Маруся Египетская забежит.

-- А что с миром делать? Может быть, продать? Бочка до предела полна: через край льется...

-- Умащивай в Англии, в Бельгии. В Японии умащивай.

-- Не хотят уже. Говорят, что все мантии в пятнах, с плешей каплет. Придумайте что-нибудь. А то молодежь вчера на мире яичницу жарила... Илья как-то колесницу подмазал... Павел сапоги чистит... Сплошной грех...

-- Придумаем... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

-- Звали меня, боженька?!

-- Что же это ты, Марусенька, забыла обо мне? Уж никогда и не забежишь...

-- Скучно у вас, боженька... Старенький вы уже стали... А у нас там Георгий на гармошке играет и такую веселую распевает:

Эх, Распутина любила

Да к Распутину ходила

Саша поздно вечерком!

-- Лучше бы там дракона давил да за жеребцом глядел, чем на гармошке наигрывать... Жеребец весь в коросте, а ему игрушки. Не нагулялся в холостяках?! А ты тоже хороша. Раньше забегала...

-- Э, раньше?! Раньше и вы, боженька, какие были? Сильные и грозные! За семь дней вон чего наделали. Вселенную создали... А теперь?..

-- Что теперь?! Да я!..

-- А теперь только... щиплетесь...

1922 ------

[1] _Миропомазать_ -- совершить обряд помазания миром -благовонным маслом.

[2] _Тихон_ -- глава православной церкви, выступил в 1922 году против декрета Советской власти об изъятии церковных ценностей для голодающих. -- О.В.

[3] На Чернышевской улице в Харькове -- тогда столице УССР -находилась ВУЧК -- Всеукраинская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем. -- О.В. ______________________________________________________________________

Страшный суд

И заревели трубы архангельские... Разверзлись небеса... Треснула земля и раскололась... Раскрылись могилы... Повыскакивали косточки одна за другой, покрылись плотно мясом, связались... Подуло душами... Быстренько вскакивают души в тела соответствующие. Просыпается народ православный и рысцой бежит, по дороге застегиваясь... На суд страшный спешит люд божий, мужской и женский, стар и млад, бородатый и бритый, зело грешный и светло праведный и так себе средний, соглашатель, который одно воскресение -- в автокефальную, а другое -- в православную.

В сиянии золотом, на престоле высоком сидит грозный бог Саваоф. Одесную -- Христос.

И смолкли трубы.

Встал грозный Саваоф:

-- Все ли собрались? Домкомам проверить под личную ответственность!

-- Все, господи!

-- Судить буду вас по делам вашим. Слушай мою команду: "Которые овцы -- направо, которые козы -- нале-е-ев-о!"

Лавиной двинулись все в правую сторону.

Впереди всех вприпрыжку ударил, пожалуй, чуть ли не самый смиреннейший, пожалуй, чуть ли не самый святейший, по милости божьей, патриарх, раб божий Тихон, владыка и Великой, и Малой, и Красной, и Белой, и Прикарпатской...

Молнией сверкнули глаза Саваофа. Громом разорвался воздух:

-- Верните Тихона!!!

В митре диамантовой, с крестом смарагдовым, в ризе, золотом вышитой, склонил голову свою перед судьей владыка и Большой, и Малой, и... и...

-- Куда побежал, Тихон? Кто ты еси, Тихон?!

-- Баран есмь я, господи! Овца кроткая...

-- Козел еси ты, Тихон!

-- Баран есмь я, господи!

-- Козел еси ты, Тихон! Просили... Давал?! Умирали... Спасал?! Притесняли... Защищал?! Плакали... Утешал?!

-- Да, господи... Давал, спасал, защищал, утешал... Деникину давал... Колчака спасал... Юденича защищал... Врангеля утешал... Потому "никто больше не имать... душу свою отдаст за друзи своя".

-- А дети? А матери? Миллионы трупов? Тихон, забыл "легче верблюду..."?

-- Не верблюд я, господи!

-- Кто ты еси, Тихон?

И тихий, робкий голос из толпы:

-- Позволь, господи, я скажу. Я смиренный раб, епископ Нафанаил, владыка харьковский и ахтырский. Я скажу, господи, только чтоб в газеты не попало. Никогда в газетах не выступал.

-- Говори.

-- С одной стороны, господи, так: помочь нужно... А с другой -великолепие твое, о господи...

-- Не крути! Говори, что должны были делать?