— Пошевеливайся, — скомандовал майор, и Райс почувствовал острую боль между лопатками: офицер усилил приказ ударом винтовки в спину. Реакция Реддинга была мгновенной. Ни один человек не ударил Райса Реддинга, не расплатившись за это сполна. Он провел семь лет на улицах Лондона, потом десять лет служил проводником в Африке и знал все приемы, помогающие выжить в любых условиях.

Райс резко повернулся. Его стиснутые наручниками запястья рванулись вверх и вбок, оттуда обрушились на шею офицера и в одну секунду переломили ее. Затем он ринулся вниз, схватил винтовку, выпавшую из рук майора, навел ее на двух ошеломленных солдат, которые в это время седлали лошадей.

— Бросьте винтовки!

— Но, майор… — пробормотал один из них, но приказ выполнил.

— Ключи! — скомандовал Райс, поднимая руки, скованные железом.

Солдат приблизился к нему, не спуская глаз с винтовки.

— Быстрее, — угрожающе процедил Райс.

Достаточно было только взглянуть в стальные глаза, англичанина, чтобы кинуться выполнять приказ. Солдатик опустил руку в карман майора и, разгибаясь с ключами в руках, произнес:

— Он мертв…

— Конечно, мертв, — отчеканил Реддинг голосом, заставившим двух мужчин содрогнуться. — С вами будет то же самое, если не будете подчиняться беспрекословно.

Они подчинились: сняли с него наручники и замкнули их каждый на своей руке. Затем Райс поставил их спинами к дереву и связал свободные руки солдат таким образом, что два тела окольцевали дерево. Райс рассудил, что он оставляет солдат недалеко от дороги, и они сумеют привлечь внимание, их хватятся и спасут. Он переоделся в форму майора, вскочил на лошадь покойного, других лошадей отпустил с богом. Реддинг ухмыльнулся, глядя на незадачливых кавалеристов, и пустил свою лошадь галопом. Двумя часами позже он очутился в самой гуще войск Конфедерации. То, что на этой территории базируются части джонни, было для Райса полной неожиданностью. Он не успел слова вымолвить, как был навылет прострелен пулей. Кровавый туман клубился перед глазами Реддинга, когда он падал с лошади.

Сейчас, переворачиваясь, он вновь ощутил знакомую боль. Райс услышал свои собственные стоны, почувствовал, как судороги пробегают по всему телу. Всем своим существом он оставался в прошлом. Райс противился необходимости строить планы даже на ближайшее будущее. Но он сохранял веру в себя. Ему всегда удавалось выходить сухим из воды.

Когда глаза Райса привыкли к темноте, он начал пристально осматривать комнату, изучая крепкую кирпичную кладку стен и забитое окно. Все это было прочным, и Райс решил, что столь тщательное исследование было упражнением в совершении бесполезных действий. Он был не в силах даже переползти через комнату. И уныние овладело им.

А затем он разглядел над собой очертания знакомого лица, почувствовал сладкую свежесть дыхания, ощутил тончайший аромат роз, увидел прелестные лиловые глаза. Боль начала было отступать, пока Райс не догадался, что прекрасное видение было порождением его больного ума. Он выругал сам себя. Не хватало ему еще расстройства психики.

Он не нуждается в этой женщине. Он ни в ком не нуждается. В поддержке нуждаются только слабые. А слабым он никогда не был. Только однажды. И он раскаивается в этом. Черт побери, сейчас он действительно в этом раскаивается.

Еще раз она появилась в полдень, осветив мрак сиянием солнца. Райс никогда не подозревал, что человек может излучать свет. Но с ней было именно так, и, несмотря на обещание, которое он дал себе ночью, Райс почувствовал своеобразное тепло внутри, горячую и острую тоску не по женскому телу, а по прикосновениям рук этой удивительной женщины. Он никогда бы не поверил, что может испытывать возвышенные чувства к женщине, если бы реальность не убеждала его в обратном. Но он ни в коем случае не хотел испытывать этих бесполезных эмоций.

Сюзанна ободряюще улыбнулась ему, и волны удовольствия окутали Райса, хотя, трезво мысля, он должен был рассматривать улыбку как одобрение того, что он смог самостоятельно сесть на кровати. Райс отругал себя за то, что распустил нюни. Улыбки воспринимались им как маски, а не искреннее проявление чувств. «Запомни, — говорил он себе, — она должна чего-то хотеть от тебя». Он утвердился в этой мысли, когда заметил в ее глазах завораживающе-обманчивый блеск.

Сюзанна несла в руках пару самодельных костылей и корзинку. Следом за ней шел конвоир с кувшином воды. Быстрота, с какой она приручила обычно грубых охранников, была достойна восхищения.

Поприветствовав Райса улыбкой, Сюзанна сосредоточила свое внимание на брате. Она выглядела усталой и озабоченной, даже, пожалуй, грустной, но в ее поведении не было отчаяния. Вес не проявил никакого интереса к костылям. Сюзанна — теперь даже в мыслях он называл ее по имени — Сюзанна — присела в ногах койки.

— Ты испробуешь их, Вес?

— Нет.

— Ну, пожалуйста, — в ее голосе звучала мольба и настойчивость.

Райс старался отвлечься от разговора между братом и сестрой и не мог. Напротив, он стал жадно прислушиваться.

— Черт подери! Я не хочу зависеть от пары палок.

— Может быть, ты собираешься остаться здесь навсегда?

— Оставь меня одного, Сью. Черт с ними, с костылями. Оставь меня в покое.

Сюзанна отвернулась в надежде скрыть навернувшиеся на глаза слезы, но наткнулась на мрачный лик Райса. Их взгляды встретились на секунду, показавшуюся обоим часами, и Райс внезапно воспарил и прикоснулся к вечности.

Они создали вокруг себя напряженное пространство, насквозь пропитанное волнами взаимопритяжения, и даже в своем болезненном состоянии Райс чувствовал, как все части тела, не потерявшие чувствительности, испускают такой жгучий жар, который заглушает даже боль.

У него вдруг появилось странное ощущение близости, как будто нечто, вроде невидимых цепей, приковало их друг к другу. Судьба? Он не верил в судьбу. Каждый сам строит свое будущее. Как умеет.

Странные и незнакомые чувства овладели Реддингом, заставляя ощутить себя слабым и неуверенным в себе. Именно эти качества он презирал в людях.

Райс безотчетно жаждал дотронуться до женщины, прижать ее к себе, защитить. Он хотел бы положить конец горю, которое заставляет печалиться эти удивительно выразительные, говорящие глаза. Его руки рванулись, чтобы помочь ей, успокоить ее, Сюзанна взирала на протянутые руки, жаждущие защитить ее, с изумлением, которое сменилось тем же чувством обретения родственной души, какое испытал и Реддинг.