В разговоре его превосходительство признался, что первое впечатление от их знакомства было не великолепным, но теперь он готов признать, что посрамлен.

— Как говорят в Ирландии, те, кто умеют себя подать, не всегда умеют себя вести.

Поговорка не совсем точно выражала суть ситуации, но это ничуть не смутило победителя при Сан-Хуане.

Не все были столь однозначны и единодушны в оценке подвига, совершенного капитаном «Блаженного»! Например, полковник Маллин, отойдя от первых восторгов, внимательно рассмотрев все обстоятельства этой истории, пришел к выводу, что в ней есть несколько темноватых пятен.

Хорошо, конечно, что корабль Кидда оказался у выхода из бухты именно тогда, когда было нужно, но вот почему это произошло?

По приказу Кидда?

Но что толкнуло его к отдаче такого приказа?

Сверхъестественное чутье?

А может быть, у него были свои шпионы, вовремя сообщившие о готовящейся атаке?

А может быть, удачливость Кидда — всего лишь удачное стечение обстоятельств? Он хотел бежать из гавани тайком, а тут французы?

Нет, это было бы слишком, таких совпадений в жизни не бывает. К такому трезвому выводу пришел полковник после трех больших стаканов мальвазии, которой он угощался в обществе лорда Хардуэя, вернувшегося со второй частью своей эскадры из инспекционного рейда на Барбадос.

— Что ж, Маллин, поздравляю вас. Об этом успехе не стыдно доложить не только лорду адмиралтейства, но и самому его величеству.

Полковник покраснел сверх обычного и промолчал. Долг офицера требовал от него сообщить своему непосредственному начальнику о сомнениях, роившихся в голове, но ему не хотелось портить впечатление от несомненной победы.

Да и сомнения были слишком зыбкими.

— А не кажется ли вам, Маллин, что мы отнеслись к этому Кидду слишком пренебрежительно. Он посрамил наше неверие, не правда ли?

Полковник пробурчал что-то невнятное.

— Не доказал ли он, что не нуждается в няньках? Маллин посмотрел на лорда Хардуэя, на полковника Керра, также присутствовавшего за столом, и тяжело вздохнул. Его превосходительство не понял, как ему истолковывать этот полковничий вздох.

— Через неделю я собираюсь посетить Ямайку, для этого мне понадобятся все наши силы. Меня бы очень устроило, если бы капитан Кидд смог взять на себя задачу патрулирования вод вокруг острова Невис.

— Без сопровождения?

— Ну, можно ему придать пару шлюпов для солидности. После разгрома у Сан-Хуана французы не посмеют больше наглеть в наших водах. Мне так кажется.

Пока шли эти обсуждения, капитану Кидду не давали терять времени даром.

Он оказался под усиленным вниманием женщин. Причем внимание это обрушилось на него с самых разных направлений. О сестрах Плант здесь уже упоминалось. Следуя правилам хорошего тона, он не мог не посетить их дом после триумфального возвращения с морских фронтов.

В его честь был устроен настоящий спектакль.

Звучали виолончели, лиры изливали лирические мечты, им вторили не слишком звучные, но приятные голоса девиц Плант.

Героя все это трогало мало, но он твердо знал, что настоящий джентльмен должен терпеть, когда настоящие леди занимаются в его присутствии искусством.

Помимо пятерых дочерей были и приглашенные дамы. Их специально выбирали с таким расчетом, чтобы на их фоне дочки майора выглядели хорошенькими. Легко представить себе, что представляли собой эти дамы. Да и было их немного. Дочери майора собственными силами могли создать ощущение, что дам на вечере полно.

После концерта само собой открылись танцы. Майор добыл откуда-то пару шотландских волынщиков, думая, что этим размягчит сердце героя. Надо сказать, что Уильям, увидев соотечественников, скорее удивился, чем пришел в восторг.

Впрочем, он был не прочь потанцевать.

Конечно, не новомодные парижские контрдансы были близки его сердцу, а простые деревенские переплясы. В контексте кровопролитной войны это воспринималось не как недостаток светскости, а как патриотическое поведение.

Капитану пришлось потрудиться. Дочерей у майора было все же пятеро, и все на что-то претендовали, поскольку ни одну из них герой-победитель явно не выделял.

Можно сказать, праздник встречи удался.

За обедом Кидд был сдержан в потреблении напитков и посему вернулся домой на своих ногах, лишь слегка поддерживаемый с двух сторон двумя молчаливыми мулатами, специально выделенными майором для его сопровождения.

Домом его в Порт-Элизабет стала большая темноватая комната с зарешеченными окнами на втором этаже трактира «Жемчужный попугай». Жилище было выбрано, прямо скажем, не слишком удачно, ибо на первом этаже весь вечер и большую часть ночи стоял такой грохот, что заснуть казалось совершенно немыслимо.

Не успел Кидд войти к себе и рухнуть на застеленную постель, как в дверь комнаты постучали.

Не буду открывать, решил он, и дверь тут же распахнулась, на пороге стоял слуга из дома Плантов (Уильям смутно припоминал его внешность) с белым конвертом в руках.

— Что это, — осторожно поинтересовался Уильям, — приказ? Мы выступаем?

— Прошу прощения, сэр. Я не знаю, что это такое. Мне было велено передать, вот и все.

Капитан взял пакет.

Слуга исчез, как умеют исчезать только умные слуги.

Капитан почувствовал, что от конверта исходит сильный запах духов, и ему пришло в голову, что внутри его не приказ о немедленном выступлении.

И вообще там что-то совершенно не военное.

Подчиняясь не столько любопытству, сколько чувству долга, он надорвал надушенную бумагу, вытащил тонкий листок с золотистым вензелем в углу.

И прочел.

«Сожгите это послание сразу по прочтении, сударь.

Знаю, я не должна Вам писать. Девушка, которая решается на подобную отчаянность, вручает и свою честь, и самое жизнь прихотливой воле случая.

Но у меня нет иного выхода, и вот я пишу к Вам.

Первое, что надобно сказать: мир, приютивший на краткое время наши души, есть, несомненно, обитель горестей, несчастий, где почти невозможно встретиться двум сердцам, предназначенным друг для друга.

Ужели так будет всегда?!

Ужели нет выхода из круга роковых предназначений?!