Тьфу, пропасть, как же он сразу не догадался!

Поляроид!!

Труба не из металла, а из какого-то пластика, обладающего поляроидными свойствами!

В одном направлении световые лучи через него проходят свободно, а в другом... И пластик этот, вероятно, очень легкий. Отбить бы кусок для анализа...

Неизвестное явление природы!

Болван!

Он размахнулся и ударил молотком по невидимой стене. Молоток отскочил с такой силой, что чуть не вылетел из руки.

* * *

... Скверно будет, если в разговор отца с Александрой Антоновной ввяжется Клара Сергеевна. Эта все припомнит. И стекло, которое Андрей на спор разбил кулаком, и книжки, которые он читал во время уроков, и киноварь, которую стащили в химическом кабинете, чтобы выпарить из нее ртуть...

Андрей мысленно начал перебирать все, что случилось с начала учебного года. Оказалось так много, что он удивился.

Неужели есть люди на свете, которые не получают замечаний, все у них шито-крыто, без сучка, без задоринки?

Не может быть на свете таких людей. Впрочем... а Мишка Перельман? Вот у кого все будет нормально в жизни. С первого класса его ставили всем в пример. На любой вопрос учительницы он тянул руку вверх. Всегда все знал. На собраниях выступал долго и толково и всегда по существу. Был инициатором многих хороших дел. Например, предложил вести классную летопись, чтобы потом, когда все станут солидными людьми, собраться как-нибудь в школе и почитать вслух записи и посмотреть фотографии. Летопись вели полтора года, пока ее кто-то не похитил. Искали - кто, но не нашли. Занимался он живописью. Ходил за город с полированным этюдником "на пейзажи", но рисунки почему-то не особенно любил показывать.

И в музыкальной школе учился. На вечерах самодеятельности играл на рояле, красиво и плавно вскидывал руки над клавишами, кланялся публике с достоинством, слегка наклонив голову, и потом резким кивком отбрасывал волосы со лба.

В математическом кружке прочитал доклад о Лобачевском, высоко оцененный Кларой Сергеевной. В литературном прославился очерком о школе.

Правильный человек Мишка. Куда его ни поставь, везде он будет на месте и всегда впереди всех. "Наша надежда", - говорит о нем Александра Антоновна.

Вот еще Лида Звонарева. Чистенькая, накрахмаленная, отутюженная. Открой любой учебник в каком хочешь месте, начни спрашивать, - она все назубок, не собьется ни разу. Контрольные на одни пятерки. Если на доске пишет - каждую букву вырисовывает, стирать потом жалко. А если вызовут с места, отвечает не задумываясь, четко, будто читает. Отвечает и смотрит на учителя бледно-голубыми фарфоровыми глазами,

"Лидка! - кричат девчонки на перемене. - Ты читала "Всадника без головы"?" - "Не читала, - трясет головой Лида. - Некогда мне! Отстаньте!"

"Наша труженица", - говорит о ней Александра Антоновна.

А о нем, об Андрее Степушкине, говорят только в тех случаях, когда в классе происходит что-нибудь не совсем обычное. Он, конечно, не надежда школы и не труженик, а наоборот... И на собраниях выступает не он, а о нем... Плохо. Ой, как все плохо!

Почему несчастья похожи на снежный ком? Катится сначала маленькое, с кулак, и с каждым оборотом на него налипают все новые. Не успеешь оглянуться гора над тобой. Нависла, вот-вот обрушится.

В коридоре тихо скрипнула дверь. Это мать кончила возиться на кухне, пошла спать. Теперь до утра не выйдет из своей комнаты. А отец, наверное, храпит вовсю. Он рано укладывается и спит непробудно. Выстрелить можно в комнате - не проснется.

Андрей полежал еще полчаса, чтобы все успокоилось в доме. Потом опустил ноги на пол и сел на кровати.

Темнота комнаты была наполнена чуть слышными звуками: шелестом, вздохами, неясным бормотаньем.

"Ветер на дворе, - подумал Андрей. - Это он водит веткой сирени по стеклу".

Нащупал под подушкой фонарик, включил его и прикрыл ладонью.

Сунул ноги в тапочки, бесшумно прокрался в коридор, подставил к стене табурет, взял фонарик за проволочную петлю зубами, влез на шкаф и осторожно поднял крышку люка.

Холодом окатило плечи и голову. Он поежился. Это дыханье Большого Космоса касалось Земли через десятки километров атмосферы.

Привычно, без скрипа опустил за собой крышку и, освещая путь фонариком, прошел к установке.

Часовой механизм, подготовленный к монтажу, лежал у основания опорной штанги "Космоса Первого".

Можно было начинать.

* * *

На большой перемене, когда Андрей, удобно устроившись за своей партой, просматривал свежий номер журнала "Техника - молодежи", в класс ворвался Венька Окулов.

- Степушка! Твой отец в школу пришел! В нижнем коридоре с Александрой Антоновной стоит. И наша физичка там.

- Ну и что? - как можно спокойнее спросил Андрей.

- Разве ты не хочешь папана увидеть?

- Я его каждый вечер вижу, - сказал Андрей, закрывая журнал и засовывая его в портфель. - Что дальше?

- Они там ему что-то рассказывают, руками размахивают, наверное, на тебя наговаривают... - Венька зажмурился и покрутил головой.

- На меня нечего наговаривать, - сказал Андрей и рванул портфель из парты.

- Куда? - спросил Венька.

- Тут недалеко. Дело есть, - сказал Андрей и вышел из класса.

Так.

Тучи на горизонте сгустились.

Вечером ударит гроза.

Отец, конечно, пальцем его не тронет. Хуже. Будет молчать дней десять. Будет не замечать за столом и проходить мимо, будто Андрея вообще нет дома. Мать будет тихо плакать на кухне и смотреть на него грустными покрасневшими глазами, как на человека, осужденного на вечную каторгу.

Какая тоска!..

Если бы только можно было выйти в Пространство и не вернуться!

Улететь к горячему голубому Альтаиру в созвездие Орла и навсегда позабыть все земные дрязги и неурядицы...

Он спустился по черной лестнице и мельком заглянул в нижний коридор.

Отец стоял у окна рядом с Александрой Антоновной, а напротив них с классным журналом под мышкой - раскрасневшаяся Клара Сергеевна.

Андрей быстро проскочил тамбур, перебежал двор и махнул через низкий кирпичный забор на улицу.

Плевать он хотел на два оставшихся урока.

Теперь все равно.

* * *

... Он опустил глаза и посмотрел на часы, вделанные в нижний борт шлема. Скоро два часа по земному времени, как он идет внутри невидимой трубы к мысу Лавинию.

Ощущение такое, будто непрерывно падаешь на голубоватые скалы внизу и никак не можешь упасть.

Канатоходцам, наверное, легче: они видят под ногами трос. А здесь под тобой ничто, по твердости равное лучшей легированной стали. И это ничто отбрасывает вниз, на долину, черную полосу тени.

Можно было при помощи реактивного двигателя пролететь по трубе от Оливия до Лавиния, но на это уйдет слишком много гидразина. Лучше сберечь его на обратный путь к ракете. А кислорода хватит еще на шестнадцать часов.

Он находился сейчас на высшей точке моста. Отсюда хорошо просматривались вся горная Сарматия и западный берег Сонного Болота. Теперь они казались еще более таинственными, чем прежде. Чьи глаза смотрели на них с этой же высоты? Что за существа двигались между скалами, заглядывали в трещины, выглаживали площадки на склонах мысов? С какой целью строили эту чудовищную трубу?

Тайны! С давних времен ученые подозревали, что Луна полна ими. И они не ошиблись.

Какое великое счастье выпало на его долю: быть первым человеком Земли, увидевшим следы неземной цивилизации!

Интересно, что ожидает его в конце пути? Выход на площадку Лавиния? Или туннель в глубь Луны? Или какая-нибудь грандиозная установка неизвестного назначения? Такое сооружение не может быть воздвигнуто без всякой цели! Никто не станет впустую тратить столько материалов, энергии и технической мысли.

Необыкновенное открытие!

Ученые давно искали следы пришельцев из космоса на Земле.

Считали, что знаменитая Баальбекская веранда в горах Антиливана в Северной Африке построена не людьми, так велики были каменные блоки, из которых слагалось ее основание.