Но Джакомон на этом не успокоился. По всему королевству был разослан указ, в котором было обещано сто тысяч фальшивых талеров тому, кто укажет человека, оскорбившего его величество. На площади перед дворцом, возле самой колонны, была сооружена гильотина, чтобы отсечь голову неосторожному писаке.

— Мамочка моя! — воскликнула, стараясь получше спрятаться на колонне, Кошка-хромоножка и потрогала шею. — Я, право, не знаю, как называется на языке лжецов страх, но если его называют смелость, то я сейчас чувствую себя ужасно смелой.

Из осторожности она весь день провела в своем убежище, свернувшись в клубок. К вечеру, убедившись, что не произойдет неприятных встреч, она спустилась вниз с колонны, сотню раз оглядываясь по сторонам, прежде чем сделать хоть шаг вперед. Когда она очутилась уже на земле, ее задние лапы были готовы сразу пуститься наутек. И вот в этот момент она снова почувствовала в передней правой лапке неприятный зуд.

— Ну вот, опять начинается, — промурлыкала Кошка-хромоножка. — Придется мне, пожалуй, чтобы прошел этот зуд, опять написать что-нибудь неприятное на память королю Джакомону. Понятно, раз родилась я нарисованной на стене, всю жизнь мне придется теперь заниматься писаниной. Но я не вижу здесь ни одной стены. А напишу-ка я там.

И на топоре гильотины своей лапкой из красного мела она нацарапала новое послание королю Джакомону. Оно гласило:

ВЕСТЬ ЛЕТИТ СО ВСЕХ СТОРОН:

«ЛЫСЫЙ, ЛЫСЫЙ ДЖАКОМОН!»

Зуд сразу прошел, но Кошка-хромоножка с беспокойством отметила, что ее лапа укоротилась на несколько миллиметров.

— У меня и так уже не хватает одной лапы, — сказала она, — а если я буду писать, то и другая лапа сотрется, как же я буду тогда ходить?

— Ну, сейчас я тебе помогу, — услышала она голос за своей спиной. Если бы речь шла только о голосе, Кошка-хромоножка смогла бы спастись бегством. Но у голоса были две руки и цепкие пальцы, которые крепко ее держали. Руки и голос принадлежали уже немолодой синьоре, ростом почти в два метра, на вид сухой и строгой…

— Тетушка Кукуруза!

— Да, это я, — прошипела старая синьора, — и я возьму тебя с собой. Ты у меня узнаешь, как таскать ужин у моих кошек и писать мелом на стенах.

Кошка-хромоножка без возражений дала себя завернуть в накидку тетушки Кукурузы, тем более что из ворот королевского дворца уже показалось несколько жандармов.

«Хорошо, что тетушка Кукуруза появилась раньше, — подумала Хромоножка, уж лучше попасться ей, чем Джакомону».

Тетушка Кукуруза принесла Кошку-хромоножку домой и пришила ее к креслу. Да, да, именно пришила иголкой и ниткой, как пришивают рисунок на скатерть, когда хотят ее вышить. Прежде чем оборвать нитку, она сделала двойной узел, чтобы не разошелся шов.

— Тетушка Кукуруза, — сказала Кошка-хромоножка, сразу повеселев, — вы бы по крайней мере хоть синие нитки выбрали, они лучше подошли бы к цвету моей шерсти. Эти оранжевые ужасны, они напоминают мне парик Джакомона.

— Нечего говорить о париках, — ответила тетушка Кукуруза. — Самое главное, чтобы ты сидела спокойно и не убежала от меня, как вчера вечером. Ты редкостное животное, и от тебя я жду больших дел.

— Я всего-навсего кошка, — скромно заметила Хромоножка.

— Ты кошка, которая мяукает, а в наши дни таких мало. Вернее, их даже вовсе нет. Кошки вздумали лаять, как собаки, и, конечно, у них это плохо получается, ведь они родились не для этого. Я люблю кошек, а не собак. У меня семь кошек в доме. Они спят на кухне под умывальником. Всякий раз, когда они раскрывают рот, мне хочется прогнать их. Я раз сто пробовала научить их мяукать, но они не слушаются меня.

Кошка-хромоножка начала испытывать симпатию к этой старой синьоре, которая, несомненно, спасла ее от полиции и которой до смерти надоели лающие коты.

— Во всяком случае, — продолжала тетушка Кукуруза, — разговор о кошках мы отложим до завтра. Сегодня вечером мы займемся другим делом. Она подошла к небольшой этажерке и достала с нее книгу.

— «Трактат о чистоте», — прочитала ее заглавие Кошка-хромоножка.

— А теперь, — заявила тетушка Кукуруза, удобно устраиваясь в кресле напротив Хромоножки, — я тебе прочту эту книгу от первой главы до последней.

— Сколько же в ней страниц, тетушка?

— Пустяки! Всего-навсего восемьсот двадцать четыре, включая оглавление, которое я, так уж и быть, не буду читать. Итак: «Глава первая. Почему не следует писать свое имя на стенах. Имя — вещь важная, и им нельзя разбрасываться. Нарисуйте красивую картину и можете поставить под ней свою подпись. Создайте прекрасную статую, и ваше имя будет красоваться на пьедестале. Изобретите хорошую машину, и вы будете иметь право назвать ее вашим именем. Только те, кто не делает ничего хорошего, пишут свое имя на стенах».

— Я вполне согласна с этим, — заявила Хромоножка. — но ведь я-то писала на стенах не свое имя, а короля Джакомона.

— Молчи и слушай. «Глава вторая. Почему не следует писать на стенах имена своих друзей».

— У меня всего-навсего один друг, — сказала Кошка-хромоножка. — Он был у меня, но я его потеряла. Я не хочу слушать эту главу, иначе я очень расстроюсь.

— Но тебе все же придется ее прослушать. Ты ведь все равно не можешь двинуться с места.

Но в эту минуту зазвенел звонок, и тетушка Кукуруза встала, чтобы пойти открыть дверь. Вошла девочка лет десяти. То, что это была девочка, можно было заключить по пучку волос, наподобие конского хвоста, собранных у нее на затылке. В остальном она могла легко сойти за мальчика, потому что была одета в джинсы и клетчатую ковбойку.

— Ромолетта! — воскликнула Кошка-хромоножка вне себя от удивления.

Девочка посмотрела на нее, стараясь вспомнить.

— Где мы с тобой встречались?

— Ну как же, — продолжала Кошка-хромоножка, — тебя ведь можно назвать почти моей мамой. Разве мой цвет ничего тебе не напоминает?

— Напоминает, — ответила Ромоллета, — кусочек мела, который я однажды одолжила в школе.

— Одолжила? — спросила тетушка Кукуруза. — А учительница знала об этом?

— Я не успела вовремя сказать ей, — объяснила Ромолетта, — сразу прозвенел звонок на большую перемену.

— Отлично, — сказала Кошка-хромоножка, — значит, меня можно считать дочерью этого кусочка мела. Вот почему я образованная кошка: умею говорить, читать, писать и считать. Конечно, я бы тебе была очень признательна, если бы ты нарисовала мне все четыре лапы. Но я и так довольна.

— Я тоже ужасно рада снова увидеть тебя, — улыбнулась Ромолетта. Представляю, сколько новостей ты мне расскажешь.

— Все довольны, кроме меня, — вмешалась тетушка Кукуруза. — По-моему, вам обеим полезно поучиться тому, о чем говорится в моей книге. Ромолетта, садись сюда.

Девочка пододвинула поближе кресло и, скинув туфли, устроилась в нем с ногами. Тетушка Кукуруза принялась читать третью главу, в которой разъяснялось, почему не следует писать на стенах оскорбительные для прохожих слова. Кошка-хромоножка и Ромолетта слушали с большим вниманием. Хромоножке, пришитой к креслу, ничего другого не оставалось. А вот Ромолетта делала это не без некоторой хитрости, смысл которой вы скоро поймете.

Дойдя до десятой главы, тетушка Кукуруза начала позевывать. Сначала она зевала раза два на каждой странице, потом стала зевать все чаще и чаще: три, четыре раза на каждой странице, затем по разу на каждой строчке… на каждом слове… и наконец она зевнула так сладко, что когда закрылся рот, одновременно с ним закрылись и глаза доброй синьоры.