Лично я также с большим интересом ожидал встречи с Номсе и ее народом. Ночью никак не мог заснуть, и когда взошло солнце, выполз из-под противомоскитной сетки, приветствуя наступление нового дня. Именно такие утренние часы в глубине Новой Гвинеи придают жизни какой-то особый смысл. Туман, поднимаясь над непроходимой чащей, открывает вид на стремительную речку, бегущую с отрогов неприступных гор. А там, вдали, среди неведомых долин и горных кряжей, под палящими лучами солнца, одиноко плывущего над дремучими лесами, обитает племя, которое всего несколько месяцев назад впервые встретило людей совсем иного мира.

В один прекрасный день с синего неба спустилась гигантская неведомая птица, и из ее чрева выскочили странные люди с диковинными штуками в руках. Быть может, они и есть часть тела этой чудотворной птицы, от которой на деревьях дрожали листья и пригибалась высоченная, в рост человека, трава, посланцы великого бога, что живет к востоку от солнца и к западу от месяца. Со страхом и трепетом люди племени приближались к диковинной птице. Их влекло любопытство, к тому же они и понимали, что нет смысла спасаться бегством в гущу леса со всеми женщинами, детьми и поросятами. Люди прилетели в чреве птицы, чтобы тут остаться. Посланцы богов хотели изменить жизнь племени. Эти люди непобедимы, и лучше сделать их друзьями. Предстояло самое важное за всю многовековую историю племени событие - встреча воинов каменного века с представителями атомной эры. Все это наблюдала Номсе, дитя природы. Позднее вместе с другими женщинами из племени форе она на протяжении месяца была моим носильщиком.

И вот несколько лет назад я опять приехал в патрульный пост Окапа и повстречался с Номсе. За истекшие годы на Новой Гвинее произошло много перемен. В 1975 г. в восточной части острова было провозглашено независимое государство Папуа-Новая Гвинея, и вот уже десять лет правительство страны работает над тем, чтобы объединить более пятисот местных племен, находившихся прежде между собой в состоянии войны. Там, где раньше располагался патрульный пост Окапа, теперь раскинулся целый городок, с асфальтированными улицами, с почтой, аэродромом, скромным отелем с баром, где местные жители могут посидеть, если придут сюда в штанах и если не натерты свиным жиром. Имеется и два магазинчика, в одном из них продаются платья. Как раз перед его витриной я вновь увидел Номсе.

Сам я ее не узнал бы, но стоявший рядом со мной молодой человек из племени форе, который когда-то помогал врачу на миссионерской станции, сказал: "Ты ведь знаешь эту женщину, вон ту, что рассматривает платья на витрине. Может быть, подойдем к ней?"

Мы подошли к миловидной молодой женщине, одетой по последней австралийской моде. Молодой человек представил нас друг другу, и я был немало удивлен, узнав, что передо мной стоит не кто иная, как сама Номсе. Она так же не сразу узнала меня, но молодой человек помог ей вспомнить наше совместное путешествие, когда от деревни к деревне она тащила на себе мой чемодан. Номсе звонко рассмеялась, показывая на покрытую асфальтом улицу, где стоял ее крохотный "Моррис". "Я отвезу тебя назад в гостиницу, предложила она. - Только сначала покажу тебе свой дом и познакомлю с мужем". И мы все трое отправились в небольшой домик на окраине Окапы, где Номсе познакомила меня с мужем. Он работает на почте, а в свободное время играет в гольф на площадке, устроенной в том самом месте, где раньше суеверные женщины племени форе тщательно закапывали после себя все, что могло бы попасть в руки шаманов, навлекавших на них страшную болезнь куру.

Семнадцать лет назад Номсе получила свадебный подарок: муж привел ее в Окапу показать белого человека, и этим человеком был я сам. Сегодня они с мужем живут в независимой стране, имеют собственный домик, стиральную машину, автомобиль и, самое главное - телевизор, с помощью которого они увидели весь мир. Мать Номсе знала лишь свою деревню и долину, где та располагалась, дочь же могла поговорить о договоре ОСВ и о конфликте на Ближнем Востоке.

Встреча произвела на меня сильное впечатление; она показала, что Номсе, ее муж и им подобные - это будущее не только Новой Гвинеи, но и всего мира. То, что происходит в глубинных районах этого огромного острова, нас должно волновать в такой же мере, как и события в других уголках земного шара, и я благодарен за то, что с помощью этой книги вновь получил возможность встретиться с советским читателем. Если рассматривать всех нас как частицу человечества, то между Номсе и нами никакой разницы нет. Все мы принадлежим к одной большой семье, независимо от того, живем ли в деревеньке в глубине острова Новая Гвинея, в современной ли московской квартире, или в рыбачьем поселке на датском берегу. Все мы должны совместно бороться против сил, стремящихся эксплуатировать слабых и нарушить мир, который только и способен обеспечить прогресс, спокойствие домашнего очага, дружбу и сплоченность людей. Пусть эту книгу, как и предыдущие мои работы, изданные в Советском Союзе, прочитают в разных уголках вашей великой страны, с народом и культурой которой мы в Скандинавии искренне стремимся познакомиться поближе.

Глава первая

Охота на тайпанов. - Трапеза на о-ве Гоарибари. - Торресов пролив кладбище кораблей. Шведский отшельник на о-ве Паки [2]. Как была открыта Новая Гвинея. Земля курчавоволосых. Жители Берега Казуарин. - Охота за именами у охотников за головами

1

Шхуной "Сонгтон" с острова Четверга искатели жемчуга пользовались задолго до того, как она стала садком для разведения крокодилов, пойманных в болотах Новой Гвинеи. Но с тех пор как японцы научились выращивать искусственный жемчуг, для шхуны "Сонгтон" наступили плохие времена. Я делю каюту на борту шхуны с неким мистером Беркли, который зарабатывает на жизнь тем, что отлавливает и "доит" ядовитых змей - тайпанов [3]. Беркли наотрез отказывается принять мое объяснение причин, которые привели меня на борт "Сонгтона": мне хочется прибыть на Новую Гвинею с "черного хода" вместе с браконьерами - охотниками на крокодилов, ловцами устриц и собирателями трепангов, со всеми этими искателями счастья, которым администрация Порт-Морсби отказала в визе на въезд, ибо раньше они были замешаны в незаконной охоте на пук-пуков (так на пиджин [4] называют крокодилов).

- Все острова в Торресовом проливе больны, один смертельнее другого, хихикает Беркли, с утра "зарядившийся" изрядной порцией смеси рома и воды. - Там нет ни капли питьевой воды, дорогой сэр, ни одного жителя, зато множество зловонных мангровых болот и мириады малярийных комаров. А эти люди... - он презрительно поводит рукой.- Ты же понимаешь, что все они члены пук-пуковой мафии. За мешок крокодильчиков они готовы мать родную продать. Я не советую тебе отправляться с этой компанией в край болот. Ты, верно, слышал, что бульшую часть крокодилов отлавливают в землях охотников за головами.

- Конечно, я как раз и собираюсь добраться туда на пироге.

Беркли долго качает головой и снова подбадривает себя глотком рома, на сей раз неразбавленного.

- Ну, ну, только не говори потом, что тебя не предостерегали!

Беркли содержит змеиную ферму неподалеку от Кэрнса, на полуострове Кейп-Йорк, где выращивает тайпанов. Каждые две недели он "доит" их, то есть сцеживает яд, необходимый для производства вакцины против змеиных укусов. Время от времени он отправляется, на шхуне "Сонгтон" или каком-либо другом судне с острова Четверга, чтобы отловить на мелких островках новых змей для своей фермы, поскольку тайпаны плохо размножаются в неволе. Стоит нам бросить якорь у какого-нибудь пустынного островка, как Беркли отправляется в заросли со своими палками и пузырьками для яда. А вечером мы встречаемся на палубе шхуны и разыгрываем очередную партию в шахматы. Правда, игру то и дело приходится прерывать, ибо Беркли должен присматривать за своими питомцами, проявляющими признаки беспокойства. Пойманных змей он содержит в завязанных мешках в трюме на задней палубе, от которого нашу каюту отделяет лишь тонкая перегородка. Меня он решительно заверяет, что тайпану никогда не выползти из мешка и не пробраться в нашу каюту через одну из многочисленных щелей.