Темной, дождливой ночью 29 марта 1791 года Уильям Брайант отдал долгожданный приказ. Под покровом ночи восемь человек перенесли провиант в тайник, где в густых зарослях была спрятана лодка - пятиметровый ялик, который плотник Нил выменял у голландского капитана, доставившего в Ботани-Бей партию риса. Нил не скрывал от голландца своих планов о побеге, и тот рассказал ему о Большом Барьерном рифе и о том, как опасно подходить слишком близко к побережью Новой Гвинеи, все жители которого людоеды.

- А если мы все же доберемся до Купанга, голландцы нам помогут? спросил Нил.

Ответ не сулил никаких надежд.

- Мы не помогаем беглецам из колонии, мы выдаем их судебным инстанциям в Англии, - сказал капитан. - Но так поступают официальные власти. Простые голландцы скорее всего окажут вам всяческую помощь, в которой вы будете нуждаться. Но остерегайтесь сыщиков! Твердите, что вы английские моряки, потерпевшие крушение, а когда прибудете в Кейптаун, постарайтесь наняться на американское, французское или датское судно.

Тропический ливень, словно покрывало, накрыл людей и лодку, когда восемь беглецов наугад вышли в открытый океан. Наутро дождь не унялся и продолжался целых восемь суток. Перед бегством матросу Тому удалось раздобыть кремневое ружье, порох и пули, но из-за дождя порох настолько отсырел, что прошло немало времени, прежде чем им можно было воспользоваться. Пока в этом не было особой беды: земли не видно, а значит, можно не опасаться аборигенов, которые внушают им ужас. Бесконечный, нудный дождь оказался и благом: он помог беглецам скрыться от преследователей. А опасаться следовало, ибо четыре часа спустя после выхода в море их побег был обнаружен и вдогонку был послан корабль губернатора.

По словам голландского капитана, чтобы достигнуть Большого Барьерного рифа, беглецам предстояло двигаться на север. Однажды утром, на двадцать первый день пути, когда дождь наконец прекратился, насквозь промокшие, дрожащие от холода люди заметили впереди полоску пены. Они поняли, что до рифа уже недалеко. Трое суток сильный юго-восточный ветер нес беглецов вдоль внешней стороны частокола из острых кораллов, отделявшего их от спокойного океана. Они все время видели серебристо-голубую воду за барьером, но, сколько ни пытались найти проход в рифе, им это не удавалось. Время от времени жалкое суденышко глубоко проваливалось в пучину волн и все вокруг пропадало из виду. Но вот гигантская волна высоко возносит их на пенистые гребни, и тогда взору отчаявшихся людей предстают острова. Рев волн прорывался сквозь коралловую крепость. Его было слышно даже ночью при самом сильном ветре, когда беглецы пытались отойти подальше в море. Силы их были на исходе. И тогда Нил предложил вернуться в колонию и принять наказание.

- И получить сто ударов плетью! - стараясь перекричать рев воды, воскликнул Уильям Брайант. - Нет, только через мой труп эта лодка переменит курс!

Раза два им показалось, что они нашли проход. Но стоило направить лодку в сторону прибоя, как их подстерегали острые кораллы, которые, точно зубы гигантской акулы, торчали из пенистых волн прибоя. И все же однажды случилось то, чего они так долго ждали и на что надеялись. Ненадолго до наступления темноты люди вдруг заметили разрыв между рифами длиной в несколько сотен метров. Не прошло и нескольких минут, как они оказались в тихой, спокойной воде. Направив ялик к песчаному берегу одного из бесчисленных низких островов, они, шатаясь, вышли на сушу и рухнули на землю под тенистыми пальмами, сморенные крепким сном.

Спали они долго, почти сутки. К счастью, остров был необитаем, иначе они стали бы легкой добычей. И в других отношениях судьба оказалась к ним милостива: их забросило на островок, куда стекаются черепахи, чтобы отложить яйца. Период кладки длится всего две недели в году, и надо же было случиться так, чтобы это время совпало с высадкой беглецов на остров. Непрерывные дожди обеспечили их питьевой водой, а теперь они получили и свежее черепашье мясо.

Два дня они набирались сил, после чего Уильям Брайант отдал приказ продолжить плавание. Теперь они совершали переходы между островами, или между островом и побережьем материка. И лишь когда они достигли острова, на котором мы высадились сейчас, им впервые пришлось столкнуться с аборигенами. Тонкие, черные, как смоль, люди, вооруженные трехметровыми копьями, появились из-за мыса в лодке, выдолбленной из ствола большого дерева, и направились прямо к их лагерю. Прыгнув в воду за несколько метров до берега и высоко подняв копья над головой, они с криками устремились вперед. Уильям Брайант достал единственное имевшееся у них оружие кремневое ружье, прицелился в бегущего впереди и нажал спусковой крючок. Но ружье не сработало - видимо, кремень отсырел. Тогда Брайант оторвал кусок платья и принялся лихорадочно тереть камень. Когда первый нападающий находился в нескольких метрах от него, он снова нажал на спуск. На сей раз раздался выстрел. Пуля попала прямо в грудь, откуда фонтаном брызнула кровь. Аборигены, едва услышав грохот выстрела, бросились к берегу, оставив на песке мертвого товарища.

В июне беглецы достигли голландского поселения Купанг на острове Тимор, где без труда убедили губернатора в том, что они - команда английского судна, потерпевшего кораблекрушение у Большого Барьерного рифа. За два года до этого в Купанге побывали Уильям Блай и члены его экипажа, и жители поселка приняли пришельцев с не меньшей доброжелательностью. Из Купанга Брайант с людьми направились в Батавию, столицу Голландской Ост-Индии, и уже считали себя свободными людьми, но судьба распорядилась иначе. В Батавии в это время года самый нездоровый в мире климат, и в те времена люди не знали средства против малярии, или болотной лихорадки, как тогда называлась эта болезнь.

Первой жертвой лихорадки стал Уильям Брайант. Перед смертью он заклинал своих спутников не пить вина и не проболтаться спьяну, откуда они прибыли.

Вскоре умерли дети Брайанта и трое мужчин. Плотник Нил с горя напился и в кабаке выболтал всю историю. Оставшихся в живых беглецов, и среди них жену Уильяма Брайанта Пэтти, заковали в кандалы и отправили в Англию, где их вновь приговорили к ссылке в ту же колонию. Но затем их помиловали и вместо ссылки в Новую Голландию заточили в Ньюгейтскую тюрьму в Лондоне, а Пэтти Брайант освободили.

4

Луис Ваэс де Торрес - так звали испанца, который, отправившись в 1606 году из Кальяо (Перу) и, проплыв южнее огромной горной земли, нашел новый путь в далекую страну пряностей. Как сумел он провести свою большую, неуклюжую каравеллу сквозь бесчисленные коралловые рифы, мимо песчаных отмелей, меж сотен низких островков, об этом история умалчивает. Известно только, что опасный пролив назван его именем, и даже сегодня название "Торресов пролив" окружено зловещим ореолом. Иниго Ортис де Ретес в 1545 году по пути с Молуккских островов в Мексику прошел севернее этой горной страны и назвал ее Новой Гвинеей. Возможно, немногочисленные туземцы, которых он увидел на берегу, напомнили ему африканцев из Гвинеи, а может, он обратил внимание на то, что Гвинея в Африке и вновь открытая им земля вблизи Австралии находились в противоположных точках на глобусе, и именно это обстоятельство побудило его дать новой земле такое название. Уже на карте мира фламандского картографа Меркатора можно найти название Nueva Guinea.

Но еще до того как Торрес доказал, что Новая Гвинея - остров, а следом за ним и другие европейцы наблюдали негостеприимные берега огромной страны, индонезийцы охотились в этих местах за рабами. Уже в VIII веке владыки Суматранской империи Шривиджая дарили танским императорам черных рабов и множество попугаев. На крупном яванском храме Боробудур (VIII столетие) можно видеть барельефы с изображением курчавых людей. По-малайски человека с короткими курчавыми волосами называют "оранг папуа". Памятуя об этом, Жоржи ди Менезиш, португальский губернатор Молуккских островов, назвал Новую Гвинею островом Ильяш душ Папуаш (Острова папуасов). И по сей день жители Новой Гвинеи зовутся папуасами.