Флот, поменявший убеждения под командованием трёх дюжин капитанов-предателей, быстро посылал ударные отряды в разные уголки империи. Некоторые из ренегатов не успевали перевести дух уже много дней.

К концу ужасной ночи были казнены двадцать два колониальных старейшины, их приближённые, офицеры фортов и сотни возможных сторонников. Вся территория государства, кроме самых дальних уголков, оказалась в железной руке сторонников Хотака.

Обо всём произошедшем первой докладывали леди Нефере, её глаза и уши были повсюду — жрица содержала гораздо больше шпионов, чем её муж. Даже имперская служба безопасности, имевшая огромную структуру соглядатаев, в последнее время знала только то, что ей позволяла узнать Нефера.

Думая об императоре, Нефера брала в руки последнюю страницу своего списка, на которой было выведено только одно имя. Пока капля красных чернил не коснулась этого листа, но жрица знала, что удовольствие близко как никогда. Верховная жрица раз за разом произносила в уме это имя, вспоминая обрюзгшее, раздутое лицо толстого клоуна, императора Чота Эс-Келина.

В молодости он был страшен и огромен, непобедимый бич Арены, перед которым все склонялись в восхищении. Чот Ужасный, называли его, Чот Неукротимый! За долгие десятилетия его правления десятки претендентов пали на песок от его боевой секиры, никакой минотавр ещё не мог похвастаться таким сроком власти.

— Ещё вина, повелитель?

Чот лениво разглядывал стройную, тёмно-коричневую самку, томно лежащую рядом с ним на широкой, застеленной шёлком постели. Она не такая уж сноровистая, но весьма симпатичная. Его последняя официальная любовница умерла много лет назад, и с тех пор он предпочитал хорошеньких самочек, меняя их каждую ночь или две. Император знал, что, отказывая в покровительстве одной из пассий, предложенных знатными Домами, он наносит им смертельное оскорбление, но Чота это не интересовало. Пока их хвалёные чемпионы падают у его ног на Арене, пусть думают, что хотят. Он обхватил талию самочки своей огромной рукой и протянул пустой кубок. Годы спокойной жизни на троне изменили его, но Чот по-прежнему считал себя неотразимым сердцеедом.

Она налила чашу до краёв:

— Достаточно, повелитель?

— Хватит, Мариция.

Чот сделал огромный глоток красной жидкости и снова посмотрел на сегодняшнюю любовницу, наслаждаясь её изящными формами. Некоторые самки минотавров слишком походили на самцов, но такие не нравились императору. Женщина должна напоминать женщину, особенно если ей предстоит ублажать саму священную персону.

Ночная подружка Чота поставила пузатую бутылку на резной мраморный столик, заваленный остатками костей хорошо прожаренного барана и грудой экзотических плодов, присланных к столу императора из самой южной колонии, и соблазнительно изогнулась перед ним, дразня взглядом.

Любопытно, но в этот момент в сознании Чота вспыхнуло лицо её отца. Он не так давно решил проблему строгого охранника красотки, послав его в дальние экспедиции, в основном связанные с торговлей. Если преуспеет — прекрасно, а если погибнет в бою — ещё лучше. Он рыгнул, и мир опасно качнулся вокруг.

Император минотавров, громко зафыркав, перекатился на спину — на сегодняшний вечер пора заканчивать с вином. Он уже задрёмывал, когда странный звук донёсся до его ушей.

— Что это? — прорычал он, пробуя встать с постели.

— Я ничего не слышу, повелитель, — проворковала Мариция. Она положила руку ему на грудь, проведя по спутанному коричневому меху.

Чот снова расслабился. Когда он выгонит её, будет много шума, но она все равно никогда не простит ему дурацкое назначение отца.

— Спи, мой повелитель, — прошептала Мариция, — спи вечно…

Император приоткрыл глаз и увидел отравленный кинжал, занесённый над своей головой. Даже напившийся и полусонный, Чот отреагировал стремительно — его рука метнулась, перехватив тонкое запястье, и вывернула его.

Кинжал выпал и зазвенел по мраморному полу.

— Во имя Аргонской Цепи, что ты задумала? — взревел он.

В ответ она полоснула своими длинными заточенными ногтями ему по лицу и, когда император невольно ослабил хватку, рванулась назад.

— Ах ты, крыса! — Огромный минотавр вскочил на непослушные ноги. — Проклятая корова!

Её глаза вспыхнули от чудовищного оскорбления. Чот высился перед ней, высокий и все ещё могучий, но Мариция не выглядела напуганной.

Император напрягся — тут явно что-то не так. Внезапно до него донёсся такой же шум, что и раньше, только уже ближе.

— Что это? — пробормотал он, внимательно прислушиваясь.

— Ты слышишь звуки боя, — презрительно бросила Мариция. — Это убивают тех, кого ты называл Имперской Гвардией. Они сейчас очень заняты, падая под ударами мечей и секир…

— Что?! — Чот изо всех сил старался думать ясно:

«Моя стража… надо позвать стражу…»

— Часовые, ко мне! — заорал он.

Мариция ухмыльнулась:

— Они не придут, повелитель, у них неотложные дела…

Живот императора внезапно пронзила боль — слишком много выпил вина и съел мяса он за ужином. Чот ухватился одной рукой за кровать. «Я должен думать-думать должен…»

— Ещё немного, и мой отец будет здесь.

— Твой… отец?! — Борющийся с головной болью и тошнотой, Чот замер. — Хотак здесь? Это невозможно, я послал его на материк две недели назад!

— Он не подчиняется твоим приказам и уже вернулся! Вернулся потребовать правосудия и превратить твоё слабое государство в настоящую империю!

Чот с рёвом кинулся на Марицию, но она ловко отскочила в сторону. Император закачался и схватил свою любимую секиру. «Я сам возвысил и пригрел на груди змею!»

— Предатель! Убийца! Предатели!

Мариция метнулась было к кинжалу, но тяжёлое лезвие двойной секиры рухнуло на кровать, разрубая перину, доски и стойки балдахина. Император, тяжело дыша, отступил назад, не сводя мутного взгляда с дочери Хотака.

— Давай, попробуй достать меня, — рассмеялась Мариция с другой стороны, — Может, переживёшь меня на одну-две минуты! — Её уши уловили звук в окне позади Чота. — Слышишь?

Не сводя внимательного взгляда с девушки, император повернулся так, чтобы видеть и балкон. По всему саду мелькало множество тёмных фигур, бегущих к дворцу.

— Отец уже здесь, самое время начать вымаливать себе жизнь… старая корова!

Император кинулся к ней, стремясь поймать одной рукой или рубануть секирой, зажатой в другой. Мариция легко ускользала от его тяжёлых прыжков, не переставая держаться на безопасном расстоянии и осыпая оскорблениями.

Чот Эс-Келин не мог продержаться долго. Его дико шатало, зал плыл перед глазами: прозрачные вазы, изумрудные статуэтки минотавров, шитые золотом гобелены и драгоценная утварь проносились мимо в диком хороводе, разлетаясь брызгами, когда он задевал их.

Тело сдалось, когда первые удары посыпались на дверь. Чот Неукротимый без сил рухнул на остатки роскошной кровати, хрипло дыша и безумно вращая глазами.

— Чот Ужасный, Чот Великолепный… — глумливо пробормотала Мариция. — Скорее уж Чот Жалкий…

— Я… Я должен… — Язык тоже предал императора. Он услышал, как любовница отпирает дверь, услышал топот множества ног, что в бряцанье брони заполнили комнату.

— И вот эта туша является великим воином, с которого должен брать пример каждый?

Император напряг все силы, чтобы поднять голову.

Они все носили серебряные шлемы, надёжно защищающие нос и скулы, посеребрённые же нагрудники были украшены древним знаком тёмно-красного кондора, сжимающего в когтях секиру. Защитные килты с вытканным тёмным орнаментом снизу дополняли картину. Его солдаты! Его легионеры! Предатели!

Прямо перед императором стоял главарь, носивший на своём дорогом шлеме высокий гребень командующего, свешивающийся далеко за спину. Малиновый плащ укутывал его с головы до ног, а сам он с презрением смотрел на распростёршегося повелителя, поигрывая секирой.

— Вот и свиделись, Чот Эс-Келин, — медленно проговорил он.

— Хотак Де-Дрока, — кисло сказал император. «Де» перед фамилией, означающее принадлежность к тому или иному дому, указывало на то, что род произошёл с менее благородного острова Котас, в то время как «Эс» означало принадлежность к более древним родам императорского Митаса.