На губах Литвинова появилась неподвижная, нехорошая улыбка; он говорил отрывисто и лениво, словно досадовал или скучал... Но вот он обернулся к Татьяне и втайне смутился: она глядела на него внимательно и с таким выражением, как будто сама себя спрашивала, какого рода впечатление возбуждалось в ней? Он поспешил кивнуть ей головой, она отвечала ему тем же и опять посмотрела на него вопросительно, не без некоторого напряжения, словно он стоял от нее гораздо дальше, чем то было на самом деле. Литвинов повел своих дам прочь от Конверсационсгауза и, минуя "русское дерево", под которым уже восседали две соотечественницы, направился к Лихтенталю . Не успел он вступить в аллею, как увидал издали Ирину.

Она шла к ним навстречу с своим мужем и Потугиным . Литвинов побледнел как полотно, однако не замедлил шагу и, поравнявшись с нею, отвесил безмолвный поклон. И она ему поклонилась любезно, но холодно и, быстро окинув глазами Татьяну, скользнула мимо... Ратмиров высоко приподнял шляпу, Потугин что-то промычал .

- Кто эта дама? - спросила вдруг Татьяна. Она до того мгновенья почти не раскрывала губ.

- Эта дама? - повторил Литвинов.- Эта дама?.. Это некая госпожа Ратмирова.

- Русская?

- Да.

- Вы с ней здесь познакомились?

- Нет; я ее давно знаю.

- Какая она красивая!

- Заметила ты ее туалет? - вмешалась Капитолина Марковна.- Десять семейств можно бы целый год прокормить на те деньги, которых стоят одни ее кружева!

- Это с ней шел ее муж? - обратилась она к Литвинову.

- Муж.

- Он, должно быть, ужасно богат?

- Право, не знаю; не думаю.

- А чин у него какой?

- Чин генеральский.

- Какие у нее глаза! - проговорила Татьяна.- И выражение в них какое странное: и задумчивое, и проницательное ... я таких глаз не видывала.

Литвинов ничего не отвечал; ему казалось, что он опять чувствует на лице своем вопрошающий взгляд Татьяны, но он ошибался: она глядела себе под ноги, на песок дорожки.

- Боже мой! Кто этот урод? - воскликнула вдруг Капитолина Марковна, указывая пальцем на низенький шарабан, в котором, нагло развалясь, лежала рыжая и курносая женщина в необыкновенно пышном наряде и лиловых чулках.

- Этот урод! Помилуйте, это известная мамзель Кора.

- Кто?

- Мамзель Кора... Парижская... знаменитость.

- Как? эта моська? Да ведь она пребезобразная?

- Видно, это не мешает.

Капитолина Марковна только руками развела.

- Ну ваш Баден! - промолвила она, наконец.- А можно тут на скамейке присесть? Я что-то устала.

- Конечно, можно, Капитолина Марковна... На то и скамейки поставлены.

- Да ведь господь вас знает! Вон, говорят, в Париже на бульварах тоже стоят скамейки, а сесть на них неприлично .

Литвинов ничего не возразил Капитолине Марковне; он только в это мгновенье сообразил, что в двух шагах оттуда находилось то самое место, где он имел с Ириной объяснение, которое все решило. Потом он вспомнил, что он сегодня заметил у ней на щеке небольшое розовое пятно...

Капитолина Марковна опустилась на скамейку, Татьяна села возле нее. Литвинов остался на дорожке; между им и Татьяной - или это ему только чудилось? - совершалось что-то... бессознательно и постепенно.

- Ах, она шутовка, шутовка,- произнесла Капитолина Марковна, с сожалением покачивая головой.- Вот ее туалет продать, так не десять, а сто семейств прокормить можно. Видели вы, у ней под шляпкой, на рыжих-то на волосах, бриллианты? Это днем-то бриллианты, а?

- У ней волоса не рыжие,- заметил Литвинов,- она их красит в рыжий цвет, теперь это в моде.

Капитолина Марковна опять руками развела и даже задумалась.

- Ну,- проговорила она наконец,- у нас, в Дрездене, до такого скандала еще не дошло. Потому все-таки подальше от Парижа. Вы того же мнения, не правда ли, Григорий Михайлыч?

- Я? - отвечал Литвинов, а сам подумал: "О чем бишь это она?" - Я? Конечно... конечно...

Но тут послышались неторопливые шаги, и к скамейке приблизился Потугин.

- Здравствуйте, Григорий Михайлыч,- проговорил он, посмеиваясь и кивая головой.

Литвинов тотчас схватил его за руку - Здравствуйте, здравствуйте, Созонт Иваныч. Я, кажется, сейчас встретил вас с... вот сейчас, в аллее.

- Да, это был я.

Потугин почтительно поклонился сидевшим дамам.

- Позвольте вас представить, Созонт Иваныч. Мои хорошие знакомые, родственницы, только что приехали в Баден. Потугин, Созонт Иваныч, наш соотечественник, тоже баденский гость.

Обе дамы приподнялись немного. Потугин возобновил свои поклоны.

- Здесь настоящий раут,- начала тонким голоском Капитолина Марковна; добродушная старая девица легко робела, но пуще всего старалась не ударить в грязь лицом, - все считают приятным долгом побывать здесь.

- Баден, точно, приятное место,- ответил Потугин, искоса посматривая на Татьяну,- очень приятное место Баден.

- Да; только уж слишком аристократично, сколько я могу судить. Вот мы с ней жили в Дрездене все это время ... очень интересный город; но здесь решительно раут.

"Понравилось словцо",- подумал Потугин.- Это вы совершенно справедливо изволили заметить,- произнес он громко,- зато природа здесь удивительная и местоположение такое, какое редко можно найти. Ваша спутница в особенности должна это оценить. Не правда ли, сударыня ? - прибавил он, обращаясь на этот раз прямо к Татьяне.

Татьяна подняла на Потугина свои большие, ясные глаза. Казалось, она недоумевала, чего хотят от нее, и зачем Литвинов познакомил ее, в первый же день приезда, с этим неизвестным человеком, у которого, впрочем, умное и доброе лицо и который глядит на нее приветливо и дружелюбно.

- Да,- промолвила она наконец,- здесь очень хорошо.

- Вам надобно посетить Старый замок,- продолжал Потугин,- в особенности советую вам съездить в Ибург.

- Саксонская Швейцария,- начала было Капитолина Марковна...

Взрыв трубных звуков прокатился по аллее: это военный прусский оркестр из Раштадта (в 1862 году Раштадт был еще союзною крепостью) начинал свой еженедельный концерт в павильоне. Капитолина Марковна тотчас встала.

- Музыка! - промолвила она.- Музыка а lа Соnversation!.. Надо туда идти. Ведь теперь четвертый час, не правда ли? Общество теперь собирается?