Беркли забилась в судороге – над лицом женщины заклубился белый дым. Табби увидел, как нога отца дважды опустилась на лицо любовницы. На брюках Кларка засверкали красные пятнышки, по ногам поползли языки белого дыма, и в этот момент Табби увидел, во что превратилось лицо Беркли Вудхауз. Это заставило его выйти из оцепенения.
Табби перегнулся через подоконник и, вынырнув из жары спальни, прокричал:
– Па! Папа! Остановись!
Кларк обернулся и посмотрел на сына; лицо отца сияло от удовольствия.
– Обернись, Табби, – сказал Кларк, – сейчас твоя очередь.
– Пап, я вызову скорую помощь.
– Обернись, Табби, – повторил Кларк.
Отец улыбался ему, но эта улыбка совершенно не походила на улыбку Кларка: слишком нежная и слишком мягкая.
Табби увидел, что отец пошел к дому, оставив на темной блестящей траве бездыханное тело Беркли.
Кларк исчез из виду. Табби услышал, как внизу хлопнула входная дверь. Он с ужасом смотрел на тело Беркли Вудхауз, надеясь, что она пошевелится или застонет… Но он знал, что она мертва.
Хлопнула дверь внутри дома.., библиотека…
Табби обернулся, и ему показалось, что "Четыре Очага" смеются над ним.
Эта комната была не его. Меньше и заполнена вещами: около двери стояли лыжи, возле кровати лежал футляр тромбона, на подоконнике окна напротив открыты какие-то ноты.
Табби не ходил на лыжах, не играл на тромбоне и не знал нот. И на той стене никогда не было окна.
Табби осторожно пересек незнакомую комнату и выглянул в окно. То, что он увидел, даже отдаленно не напоминало Гринбанк. Длинная дорожка, что вела от дома, упиралась в белый забор. По соседству, близко прижавшись друг к другу намного плотнее, чем обычные дома Хэмпстеда, стояли маленькие деревянные домики. Вдоль улицы росли разнообразные деревья – они напомнили Табби те, которые он видел когда-то на севере Флориды. На углу виднелась вывеска, на которой было написано: "Мапл-лейн".
Так же как и комната, улица выглядела незнакомой, хотя Табби показалось, что он когда-то уже видел все это. Может быть, во сне?
Внизу, словно дикое животное, зарычал отец – Табби замер, когда понял, что этот безумный звук означал смех.
Мапл-лейн… Комната, оклеенная обоями, около дверей прислонены лыжи… Интересно, если позвонить по телефону, то попадет ли в он в хэмпстедскую полицию? Или в полицию этого странного незнакомого мира?
За дверями висела густая и плотная завеса дыма. Слезились глаза, не хватало воздуха.
– Помоги! Папа! – крикнул Табби.
– Тебе что-то нужно? – позади раздался спокойный голос отца. Табби резко повернулся.
Да, это был голос отца, но перед ним стоял не отец. Стройный молодой мужчина отделился от стены. Его лицо усеивали мелкие шрамы. На голове была надета кепка, и только сейчас Табби узнал серый твидовый костюм отца. Табби отступил назад.
– Вернись к себе, малыш, – проговорило существо, – я приготовил для тебя целую тарелку вкусных вещей. – Человек улыбнулся, и при виде этой улыбки душа Табби ушла в пятки. – Целую тарелку, мой дорогой малыш.
– Пап, – сказал Табби.
– Папа с тобой, – ответило существо голосом Кларка и плавно двинулось по направлению к Табби.
Табби повернулся и бросился к лестнице; удивительно, но он знал, что она находится в конце коридора. Позади раздавался отцовский хохот.
Уже прыгая по ступенькам, Табби ощутил, что здесь, внизу, намного жарче. Он слышал, как потрескивает огонь в гостиной и библиотеке… Это был треск пламени, пожирающего все на своем пути. Табби спрыгнул с последней ступеньки и побежал в гостиную. Там стоял обитый ярким ситцем диван, в углу на пушистом ковре рядом с камином мерно тикали старые часы деда, окна закрывали занавески. В комнате было так жарко, что, казалось, еще немного, и она сама превратится в огонь. Тяжелые деревянные двери отделяли гостиную от большой кухни. Табби рванулся к ним. Единственное, о чем он мечтал, это вырваться отсюда на настоящую реальную улицу Гринбанка.
Стоящая возле раковины женщина с улыбкой повернулась к нему. И только сейчас до Табби дошло, что окружает его.
Перед ним в скромном коричневом платье с белым воротничком стояла Джеймсон – и у нее было лицо его матери.
Грэйс Джеймсон улыбалась ему на кухне из сериала "Папа с тобой". К сильному запаху горящей древесины примешивался аппетитный аромат жаркого. Табби шагнул вперед.
– О, дорогой, – произнесла мать, – вот и ты наконец. Мы давно ждем тебя. Обед почти готов. Ты не думаешь, что пора подняться наверх и привести себя в порядок? Твой папа ждет тебя, ты же знаешь.
– Билли Бентли, – выдохнул Табби, не в силах отвести глаз от Джин Смитфилд.
Она выглядела такой, какой была в день смерти, десять лет назад. И все же она отличалась от той женщины, которую помнил Табби. Он помнил мать по фотографиям, которые сохранил Кларк, – на них она выглядела довольно суровой, с крепко сжатыми губами. Эта двадцатидевятилетняя женщина, которая стояла сейчас перед ним, казалась более маленькой, более хрупкой и милой, чем представлял себе мать Табби.
– Не глупи, – продолжала она, – беги назад.
– Мам, – проговорил Табби.
Джин Смитфилд шагнула вперед. На лице ее появилось выражение бесконечной любви и укора, она улыбнулась и протянула руку к плечу сына.
Табби смотрел на мать и чувствовал, что ему хочется кинуться в ее объятия. Но в эту секунду на него дохнуло жаром, горячий воздух, казалось, мог бы расплавить металл. Табби испуганно отшатнулся.
Мать все еще улыбалась ему, но теперь на месте ее рук взвились два огненных шара. Языки пламени поднимались к плечам и захватывали волосы. Под улыбающимся лицом все отчетливее проступали обугленные кости. Табби отступил назад. Мать шла к нему – пламя уже полностью охватило ее голову и перекинулось на грудь.
Джин Смитфилд рухнула на колени, все еще продолжая ползти к сыну. Табби отпрыгнул в сторону, не в силах оторвать взгляд от матери. Она превращалась в бесформенную огненную глыбу, из которой тянулись к нему две поднятые вверх руки.
За спиной раздался безумный хохот отца. Табби резко обернулся, ожидая увидеть перед собой лицо Билли Бентли.
Но нет, перед ним стоял отец, одетый в серый костюм и сжимающий в дрожащих пальцах горлышко бутылки ирландского виски. Часть содержимого бутылки выплеснулась на пол, и в то же мгновение на полу заплясали маленькие огненные язычки.
– Разве это не красиво? – спросил Кларк. – Все мы в последний раз собрались вместе.., и по телевизору тоже. – Кларк прислонился к стене, отер с лица пот и безумно оскалился. – Твоя мать велела тебе идти наверх. Ты должен привести себя в порядок к обеду.
Ткань на левом рукаве пиджака задымилась и потемнела.
Табби посмотрел на огненную глыбу. Она все еще извивалась, и ему показалось, что в ее глубине рождается какое-то существо, как бабочка, что появляется из кокона. Дважды промелькнули огромные огненные крылья. Жар пылал вокруг головы Табби.
– Целая тарелка огня, – задумчиво произнес Кларк. – Вот что это было, да? Целая тарелка огня. Я помню, что ты повторял это много раз. Прямо здесь, на кухне.
Ричард. Это говорилось о Ричарде Альби, не о нем. Дракон сообщает ему, что сегодня ночью Ричард тоже умрет.
Дракон хочет, чтобы он знал об этом.
– Я помогу тебе подняться наверх, – сказал отец и двинулся по направлению к Табби.
Табби отступил еще немного назад и вновь взглянул на костер, пылающий посреди кухни. Он увидел огромные пустые глазницы – глазницы, заполненные темнотой; они смотрели на него. Боковым зрением он уловил какое-то новое движение и, обернувшись, увидел Билли Бентли, сидящего около горящей стены с безумной улыбкой на испещренном шрамами лице.
– Мы должны идти, – с трудом проговорил Кларк. – Время… У нас не очень много времени…
Табби побежал – он и сам не знал, куда он мчится. Единственное, что сейчас хотелось ему, – бежать прочь от этого страшного погребального костра посредине кухни. Билли Бентли пальцем манил его к себе.