Мамаша Кураж. Мой товар — это не барахло, он меня кормит, и до сих пор он кормил вас.

Полковой священник. Значит, вас кормит война! Ага!

Повар (священнику). Вы взрослый человек, и нечего было вам лезть со своими советами. (Кураж.) Сейчас самое лучшее поскорее сбыть хотя бы часть, пока цены еще не упали так, что дальше некуда. Одевайтесь и действуйте, нельзя терять ни минуты!

Мамаша Кураж. Вот это разумный совет. Кажется, я так и поступлю.

Полковой священник. Потому что это сказал повар!

Мамаша Кураж. А кто мешал вам это сказать? Он прав, самое лучшее — пойти на рынок. (Скрывается в фургоне.)

Повар. Очко в мою пользу, священник. Вы не находчивы. Вам нужно было сказать: «Что, разве я давал вам совет? Я же просто рассуждал о политике!» Со мной вам лучше не тягаться. Петушиные бои вашему одеянию не подобают!

Полковой священник. Если вы не замолчите, я убью вас, подобает это мне или не подобает.

Повар (стягивая с себя сапоги и разматывая портянки). Если бы вы так безбожно не опустились, вы бы легко могли теперь, когда наступил мир, получить приход. Повара не будут нужны, варить нечего, а в бога верить все еще будут, тут ничего не изменилось.

Полковой священник. Господин Ламб, я прошу вас не выдворять меня отсюда. С тех пор как я опустился, я стал лучше как человек. Теперь я уже не смог бы читать проповеди.

Входит Иветта Потье, в черном платье, очень нарядная, с тростью. Она постарела, растолстела, густо напудрена. За ней слуга.

Иветта. Оля-ля, привет честной компании! Не фургон ли это мамаши Кураж?

Полковой священник. Совершенно верно. С кем имеем удовольствие?

Иветта. С полковницей Штархемберг, люди добрые. Где Кураж?

Полковой священник (кричит в фургон). Вас хочет видеть полковница Штархемберг!

Голос мамаши Кураж. Сейчас выйду!

Иветта. Я Иветта!

Голос мамаши Кураж. Ах, Иветта!

Иветта. Я только посмотреть, как вы живете!

Повар в ужасе отворачивается.

Питер!

Повар. Иветта!

Иветта. Вот так сюрприз! Как ты сюда попал?

Повар. На повозке.

Полковой священник. Ах, вы знакомы друг с другом? И близко?

Иветта. Пожалуй. (Она рассматривает повара.) Какой жирный!

Повар. Да и ты уже не из стройненьких.

Иветта. Все же хорошо, что я тебя встретила, босяк. Теперь я могу тебе сказать все, что я о тебе думаю.

Полковой священник. Пожалуйста, скажите все-все, только подождите, пока выйдет Кураж.

Мамаша Кураж (выходит, нагруженная товаром). Иветта!

Они обнимаются.

Почему ты в трауре?

Иветта. Что, разве мне не идет? Мой муж, полковник, умер несколько лет назад.

Мамаша Кураж. Тот самый старик, который чуть не купил мой фургон?

Иветта. Нет, его старший брат.

Мамаша Кураж. Тебе очень идет. Хоть один человек чего-то добился в войну.

Иветта. Всякое бывало: сначала хорошо, потом плохо, потом опять хорошо.

Мамаша Кураж. Не будем поминать лихом полковников, у них денег куры не клюют.

Полковой священник (повару). На вашем месте я бы снова обулся. (Иветте.) Вы обещали сказать все, что вы думаете об этом господине, госпожа полковница.

Повар. Иветта, не склочничай здесь.

Мамаша Кураж. Это мой друг, Иветта.

Иветта. Это и есть Питер с трубкой.

Повар. Долой клички! Моя фамилия Ламб.

Мамаша Кураж (смеется). Питер с трубкой! От которого бабы с ума сходили! Знаете, я сохранила вашу трубку.

Полковой священник. И покуривала ее!

Иветта. Просто счастье, что я могу вас предостеречь. Это самый гнусный из всех, кто разгуливал по берегам Фландрии. Ему бы пальцев не хватило перечесть женщин, которых он сделал несчастными.

Повар. Это было давно. Теперь это уже дело прошлое.

Иветта. Встань, когда с тобой разговаривает дама! Как я любила этого человека! А у него тогда же была еще одна черненькая — такая кривоногая, ее он, конечно, тоже сделал несчастной.

Повар. Ну, тебя-то я сделал скорее счастливой, как я погляжу.

Иветта. Замолчи, развалина несчастная! Берегитесь его, такой и дряхлый опасен!

Мамаша Кураж (Иветте). Пойдем со мной, мне нужно сбыть эти вещи, пока не упали цены. Может быть, ты сумеешь мне помочь в полку, у тебя связи. (Кричит в фургон.) Катрин, церковь отменяется, я иду на рынок. Если тут придет Эйлиф, дайте ему выпить. (Уходит с Иветтой.)

Иветта (уходя). Подумать только, что из-за этого человека я когда-то сбилась с пути! Только благодаря счастливой звезде мне снова удалось подняться. Но что я положила конец твоим проделкам, это мне еще на том свете зачтется, Питер с трубкой.

Полковой священник. Основой для нашей беседы, по-моему, может служить изречение: «Бог долго ждет, да больно бьет». А вы отказываете мне в остроумии!

Повар. Мне не везет. Сказать по правде, я рассчитывал на горячий обед. Я изголодался, а теперь они говорят про меня, и она получит обо мне неверное представление. Думаю, что мне лучше исчезнуть до того, как она вернется.

Полковой священник. Я тоже так думаю.

Повар. Мир мне уже снова осточертел. Человечество должно погибнуть от огня и меча, оно с пеленок греховно. Хотел бы я сейчас жарить командующему — бог его знает, где он теперь, — жирного каплуна, а к каплуну бы горчичного соуса и немного моркови.

Полковой священник. Красной капусты. К каплуну — красной капусты.

Повар. Это верно. Но он любил морковь.

Полковой священник. Ничего он не смыслил.

Повар. Вы жрали у него за обе щеки.

Полковой священник. С отвращением.

Повар. Все равно, признайте, что это были не такие уж плохие времена.

Полковой священник. Может быть, придется и признать.

Повар. После того как вы назвали ее гиеной, здесь вам уже не дождаться лучших времен. Куда это вы уставились?

Полковой священник. Эйлиф!

Входит Эйлиф, за ним идут конвоиры. На Эйлифе наручники, он бледен как мел.

Что с тобой?

Эйлиф. Где мать?

Полковой священник. Ушла в город.

Эйлиф. Я слышал, что она здесь. Мне разрешили повидаться с ней.

Повар (солдатам). Куда вы его ведете?

Солдат. Лучше бы ему туда не идти.

Полковой священник. Что он сделал?

Солдат. Ворвался в дом к крестьянину. Хозяйка приказала долго жить.

Полковой священник. Как же ты мог сделать такое?

Эйлиф. Я и до этого ничего другого не делал.

Повар. Но сейчас мир.

Эйлиф. Замолчи. Можно мне посидеть, пока она придет?

Солдат. У нас нет времени.

Полковой священник. Во время войны его за это превозносили, он сидел по правую руку от командующего. Тогда это считалось смелостью! Нельзя ли поговорить с профосом, ведь приговор от него зависит.

Солдат. Бесполезно. Отнять у крестьянина скотину — какая же тут смелость?

Повар. Это была глупость!

Эйлиф. Если бы я был глупый, я давно бы умер с голоду, слышишь ты, умник дерьмовый.

Повар. А за то, что ты умный, у тебя слетит голова.

Полковой священник. Надо хоть Катрин позвать.

Эйлиф. Пускай себе сидит в фургоне! Дай лучше хлебнуть водки.

Солдат. Некогда, пошли!

Полковой священник. Что нам сказать твоей матери?

Эйлиф. Скажи ей, что ничего другого и не было, скажи ей, что так я и жил. Или лучше ничего не говори.