Понурившись, Блинков-младший побрел на кухню. Сгореть из-за дурацкой бочки, которая даром не нужна ни ему, ни полковнику! Уж лучше бы он постарался и втиснулся в пылесосную коробку.

– Что делать будем? – спросила Ирка.

– А что тут сделаешь? Надо менять место. Сейчас папе твоему позвоню и пойду.

– С ума сошел! – изумилась Ирка. – Куда ты пойдешь?!

– Куда глаза глядят, – буркнул Блинков-младший. – А если серьезно, Ир, твой папа ведь начнет меня прятать. Ушлет куда-нибудь под Псков, как этим летом.

– Неплохой вариант, – вставила Ирка.

– Сам знаю. Но, понимаешь, я не могу уехать из Москвы. Ведь Князя украли вместо меня, и я получаюсь как бы виноватый.

– Вместо тебя?! – удивилась Ирка.

– Ну да. Лялька слышала, как этот «индеец» на мотоцикле спрашивал Блинкова Диму. Только она решила, что он мой знакомый. А он террорист, за мной приезжал. Князь решил покататься и сказал, что он – это я.

– Это на него похоже, – поддакнула Ирка. – Какой же ты дурак, Митяище! Он же сам виноват, при чем здесь ты?!! И потом, думаешь, контрразведка его без тебя не найдет?! Великий сыщик Шерлок Блин! Соображай: тебя самого охранять надо, а ты собрался этого придурка выручать!

– Собрался, – со вздохом подтвердил Блинков-младший.

Он давно обдумал это дело. Князь, конечно, гад. Но если бы все выручали из беды только тех, кто блистает отличной учебой и примерным поведением, то получилось бы непонятно что. Приходит в милицию мать Князя, плачет: «У меня сын пропал!». А ей говорят: «Принесите его дневник, мы рассмотрим этот вопрос. Но предупреждаем сразу: второгодников спасать не намерены. Пусть сами выкарабкиваются»… Нет, Блинков-младший должен был спасти Князя! Если ты считаешь себя честным и смелым человеком, будь честен и смел со всеми, а не только с теми, кто тебе нравится.

– Ну и куда ты? – спросила Ирка.

– В строительный вагончик.

Ирка наморщила лоб:

– У нового дома? А что, годится! Суворова говорила, там все есть: и водопровод, и даже плитка… Конечно, влетит мне от папки, но я тебя не выдам.

– Губной помады у тебя, кажется, нет? – спросил Блинков-младший.

– А зачем тебе? – удивилась Ирка. – Вообще-то можно взять у Вальки.

– Возьми, – сказал Блинков-младший. – И платье у нее попроси, а то если твое пропадет, Иван Сергеевич сразу догадается.

– Ты хочешь… – начала догадываться Ирка.

– Не хочу, но придется. И знаешь что еще, Ир? Веди сюда Вальку! Теперь-то уж прятаться незачем. Я все равно уйду отсюда через час.

Ирка пошла к Суворовой, а Блинков-младший позвонил полковнику.

– Я запрещал тебе звонить! – рявкнул Иван Сергеевич, услышав его голос в трубке.

– Теперь уже все равно, – ответил Блинков-младший. – Иван Сергеевич, Санта Барбара обо мне знает.

Полковник присвистнул:

– Да, брат, это серьезно. Как это случилось?

– Неважно. Я сам виноват. Открыл дверь, думал, Ирка идет.

– Ничего, – подумав, решил Иван Сергеевич, – не так это страшно. Организуем ей путевочку в наш санаторий, и пусть отдыхает за счет налоговой полиции. Лишь бы не трепалась.

– Уже, – вздохнул Блинков-младший. – Половина подъезда все знает.

Пересказывать подробности было противно.

– Ну тогда мы упрячем тебя, – сказал Иван Сергеевич.

У Митьки уже было готово решение, и он твердо ответил полковнику:

– Нет. Простите, Иван Сергеевич, но сейчас я ухожу. Поверьте, я знаю, что делаю, и не беспокойтесь за меня.

И, не слушая возражений полковника, он бросил трубку.

Девчонки примчались через пять минут. По дороге Ирка успела все рассказать Суворовой, и та не стала задавать Блинкову-младшему вопросов. Она только мотала головой и бормотала:

– Ну ты, Блин, даешь! Ну ты, Блин, супермен!

То, что он просил принести, Суворова сложила в полиэтиленовый пакет.

– Переодевайся, а мы на кухню пойдем потреплемся, – сказала она, швырнув пакет на Иркину кушетку.

– Валь, а из него симпатичная девочка получится! – ехидно добавила Ирка.

Блинков-младший захлопнул за ними дверь, разделся и напялил платье суворовской сестры-фотомодели, в котором Валька первого сентября ходила в школу. Платье было с глубоким вырезом на спине и очень коротким подолом.

Потом настала очередь колготок. Если не считать раннего детства, Митек впервые надевал эту девчачью одежду. Колготки не хотели натягиваться и собирались в складки на коленях. Наслюнив пальцы, как это делают девчонки, он кое-как подобрал складки и повертелся перед зеркалом. Сзади и на бедрах из-под платья выпирали бесформенные комья. Широкие мужские трусы не годились для того, чтобы носить их под колготками. Под тонким эластиком они комкались и скатывались в валики. Завтра придется впервые за тринадцать лет и одиннадцать месяцев жизни пойти в «галантерею» за женским бельем. А пока Митек надел трусы поверх колготок, и безобразные комья исчезли.

Наконец, он с риском для жизни влез в суворовские туфли на «платформе». Пальцы торчали из открытых носков сантиметра на два, но это чепуха. Главное, было совершенно непонятно, как девчонки ходят в такой высокой обуви. Блинков-младший кувыркнулся на втором же шаге. Хорошо хоть, угодил на кушетку.

– Валь! Ир! – позвал он, приоткрыв дверь.

Девчонки вошли и заохали:

– Какая ты хорошенькая! – пробасила Суворова. – Девушка, вы не скучаете? Давайте познакомимся!

– Может, парик ей найдем? – деловито спросила Ирка. Они уже называли Блинкова-младшего в женском роде.

– Парик сразу видно, – возразила Суворова. – А так будет девочка, остриженная под мальчика. Клипсики нацепим, накрасим ее…

– Я не могу в этом ходить, – сказал Блинков-младший, пиная по полу суворовские «платформы». – Может, кроссовки оставим?

Ирка и Суворова одновременно замотали головами:

– Очумел? – возмутилась Валька. – Под такое платье нельзя кроссовки!

– Тогда найдите мне что-нибудь пониже, – попросил Блинков-младший, – а то упаду и расшибусь насмерть.

Ирка полезла в шкаф и, страдая, вытащила свои парадные туфли-лодочки.

– Сойдет, – определила Суворова.

Но «лодочки» на Блинкова-младшего не налезли. Как-никак, у него был сорок первый размер.

Посмотрев на его мучения, Суворова сковырнула с ног босоножки.

– Это Нинкины, – предупредила она. – Мне страшно даже подумать, что будет с человеком, который их порвет.

– А что с ним будет? – не понял Блинков-младший.

– Не осознаешь ответственности, – вздохнула Суворова. – Это же босоножки самой Нины Су! Они национальное достояние! Придут из музея и станут просить: «Дайте нам хоть одну, хоть с левой ноги!». А я что скажу?

Блинков-младший, сообразил, что Суворова валяет дурака, и невозмутимо ответил:

– Посылай их в музей имени меня. Босоножки будут там.

Обувной вопрос был решен, но превращение Блинкова-младшего в девчонку на этом не кончилось. В суворовском пакете лежал косметический набор на два десятка красок. Нацепив на уши Блинкову-младшему клипсы, чтобы видеть полную картину, Суворова начала делать ему макияж.

Он прошел все женские мучения: и те, о которых знал, и те, о которых только догадывался, и те, о которых даже не подозревал.

Ему накрасили губы и нарумянили щеки. Ему наклеили ресницы и пластмассовые ногти. Ресницы намазали тушью, а ногти – перламутровым лаком. Потом Суворова над настоящими блинковскими бровями нарисовала ему новые – домиком, изумленные, как у грустного клоуна. Не хватало только нарисованной слезы на щеке, и можно было выходить на манеж. Ирка полезла с пинцетом выщипывать его настоящие брови, но Блинков-младший не дался.

– Красоточка! – заключила Суворова, подтаскивая его к зеркалу.

На Блинкова-младшего смотрела действительно симпатичная девчонка лет пятнадцати или даже шестнадцати. Платье фотомодели очень ее взрослило. Митьке нравилось выглядеть постарше, но для порядка он заметил: