- Прости...Я вернусь! - прошептал Коля. И дернулся было в холодный проем вагона.

- НЕТ! - вскрикнула Надин и схватила его за обшлаг шинели.

- Так уже было. Так уже было! - запричитала она. - ТАК УЖЕ БЫЛО! ТЫ СЛЫШИШЬ?

Мальчик ошалело обернулся на нее:

- Что было?!?

- Сейчас нас убьют! - глаза у нее побелели от страха. Снаружи вагона был слышен крик, рев, мат, стрельба и взрывы.

Коля снова дернулся из ее рук, выронил винтовку - та загремела громче трехдюймовки - ударил ее по щеке:

- Отпусти! Я вернусь, слышишь?

- Никто не вернется... - вдруг отпустила она его. Потом твердо так посмотрела ему в глаза, - Потому что некуда возвращаться.

- Я вернусь,- сквозь зубы ответил ей мужчина, минуту назад бывший мальчишкой. И бросился к вагонному проему.

- Руки, сволочь белогвардейская!

Трое солдат - один в буденовке с огромной красной звездой, двое в солдатских, еще царских, папахах, на угол перевязанных красной лентой - выставили навстречу ему штыки.

Мальчишка, секунду назад бывший мужчиной, резко остановился. И поднял руки.

- Наши! - вдруг выдохнул голос за спиной. - Господи, наши!

Один из солдат заглянул за спину Коле:

- Эт кто там нашкает?

- Срочно свяжите меня с комиссаром армии, остолопы! - рявкнула вдруг Надя.

- Связать-то свяжем... - ухмыльнулся тот, который в буденовке, - И поиграем как следует!

- Тебя тогда на картинки для детишек порвут, ур-р-род! - рыкнула 'барышня'. - Быстро связать с комиссаром!

- Да ладно, че ты... - аж попятился от напора красноармеец. - А этого куда? В распыл?

- Духонин обождет. Это... Это муж мой!

- Хых! Чё-т мелковат для мужа!

- Это у тебя мелковат. У него в самый раз! - отбрила она.

Красные заржали.

Надя спрыгнула из вагона:

- Вот мандат! Читай, коли грамотный!

Красноармеец в буденовке взял бумажку. Перевернул ее вверх ногами и начал старательно делать вид, что читает ее. Даже не забывал шевелить губами.

Наконец, он, устав притворяться грамотным, скомандовал:

- Геть энтих в самовозку.

Колю и Надю подвели к легковому автомобилю. Трофейному. Еще не успели замазать французские знаки на дверях.

А Коля Тарасов ошалевал...

Надя - красная шпионка? Да не может быть! Это... Это слишком! Она не могла так притворяться! Потому что - это же ОНА!

Она молчала всю дорогу.

Она не обращала никакого внимания на Николеньку.

Он попытался взять ее за руку.

Она просто убрала свою ладонь.

Он заиграл желваками и зажмурился. А потом положил ей руку на колено.

Она никак не отреагировала.

Он открыл глаза и посмотрел на нее.

Ледяной кристалл ее взгляда убил его.

И он умер.

Воскрес только тогда, когда прозвучал выстрел.

Машина вильнула, съехала с дороги и ударилась в дерево.

Когда он пришел в себя - рядом никого не было.

Только труп шофера. И дымящаяся кровь...

**

Первая маневренная воздушно-десантная бригада в конце февраля сорок второго года была перекинута в деревню Выползово Демянского района Новгородской области. К линии фронта. Наконец-то! Молодые парни - уроженцы Кировской и Пермской областей, - всю зиму ругали начальство. Бригада начала формирование ещё осенью сорок первого. Осенью! В самые тяжелые дни немецкого наступления под Москвой, когда под танки Гудериана ложилось народное ополчение, военкомы отбирали самых крепких, самых здоровых в десант. Долгих пять месяцев на глубоко тыловой станции Зуевка парни постигали науку маневренной войны.

Немцы уже получили по зубам в декабре и январе. А десантура все ещё бегала на лыжах, прыгала с парашютом, стреляла по мишеням.

Как же это злило!!

А комиссар бригады Мачехин утешал, мол, виды на вас, комсомольцы, Ставка имеет. В Берлин забросят, чтобы фюреру усы оторвали. На том война и закончится! Некоторые, между прочим, верили!

А как ни ждали, как ни просили - отправка на фронт произошла неожиданно. Ночью подняли по тревоге и марш-броском на станцию. Солдату собраться, что подпоясаться, так, вроде, при старом режиме говорили?

И вот, они на войне... Впрочем, нет. Ещё в тылу. Ещё идут сборы.

Сержант Фомичев тщательно следил, что бы его отделение было готово к заброске в тыл к фашистам незамедлительно. Боеприпасы, гранаты, оружие, взрывчатка, санпакеты, продукты...

-Ты слышал, что комроты сказал? - ругался кто-то из бойцов Фомичева. - Продуктов брать на три дня. Не больше. А там нас немцы кормить будут!

-Свинцом! - хохотнули в ответ.

-Тоже вариант! Но я предпочитаю мясо!

-Немецкое?

-Свиное!!

Парни весело паковали вещмешки. С хохотками, с шуточками, прибауточками...

Фомичев вдруг увидел, как один из бойцов его отделения стал выкладывать тушенку из вещмешка.

-Не понял... Боец, ты чего? Ты чего делаешь?

-Тяжелый мешок, товарищ сержант, я столько не подниму! Вернее, поднять-то смогу, а вот нести долго...

-Ты туда чего наложил?

-Да я подумал, я ж автоматчик. Мне ж полтыщи патронов мало. Решил тыщу взять. А продукты с фрицев возьмем! - молоденький пацан, с красивым, почти девичьим лицом, невинно хлопал пушистыми ресницами, - Ну что полтыщи? Восемь дисков всего. На пару боев. А когда там еще боеприпасы подкинут? Так что уж лучше патроны, чем тушенка.

Фомичев - ветеран финской, с орденом 'Красного знамени' на груди, молчал. Рядовой Петя Иванько был прав. Прав стратегически, но вот тактически...

-Бери патроны, - кивнул командир отделения - в просторечии комод. Затем нагнулся, поднял со снега четыре консервные банки и сунул в карманы полушубка.

Война войной... А пожрать не мешает никогда. Фомичев подошёл к своему вещмешку, набитому под завязку всякой всячиной - в том числе и сухарями - дернул за шнурок и начал трамбовать груз неудобными консервами.

-Товарищ сержант, а товарищ сержант? - Иванько растерянно смотрел на сержанта. - А зачем Вы это делаете?

-Спасибо потом скажешь, - буркнул в ответ сержант, впихивая последнюю консерву между бруском тола и шерстяными носками.

Иванько хлопал густыми ресницами, глядя, как командир его отделения распихивал тушенку по вещмешку.

Рядовой Иванько прибыл недавно. На замену разбившемуся Ваське Перову. У Васьки парашют не раскрылся. Оставались сутки до фронта. И вот вместо Васьки - пацаненок Иванько.

Фомичев, наконец, распрямился:

- Собирайся, боец. На войну скоро!

...Я предпочитаю говорить на русском, господин лейтенант...

Фон Вальдерзее пожал плечами:

- Дело ваше. Мне все равно - на каком языке вы разговариваете. Итак, вы женились на Надежде Келлер, урожденной немке?

- Нет.

- Я, кажется, плохо понимаю вас...

- Я сам себя плохо понимаю, герр лейтенант!

Немецкий офицер потряс головой.

- Я ушел лесами и вернулся домой. И снова начал учиться в семинарии.

- Разве церковные школы не были закрыты при Советах?

- Не везде. Мой отец был священником в глухой деревушке. Белохолуницкий уезд. Волость - Сыръяны. До революции я учился в Пермской семинарии. После войны - дома, у отца. Туда переехала часть Пермской и часть Вятской. Мне сложно объяснить, герр лейтенант.

- Ничего, это не существенно. В каком году вы стали служить в Красной Армии?

- В двадцать первом.

- Вам было семнадцать лет?

- Да. Мне было семнадцать лет.

- Я не понимаю... - пожал плечами немец и нервно заходил по кабинету, - Вы воевали у Колчака. Вы сын священника. Вы учились в семинарии, когда Христова вера была под запретом. Но вы пошли в Красную Армию? Почему?

Подполковник потер лоб:

'Вот как этому хлыщу объяснить, что я искал Надю?'

- Из чувства самосохранения, господин лейтенант. Да, я сын священника. Священника - убитого ревкомовцами. Меня могли так же убить как контру. Тарасов побледнел и слегка качнулся на стуле.