— Боги!
Первым на крышу выскочил Йехар. Этот не окаменел, как я — сразу бросился к Веславу, чуть прикоснулся к шее…
— Он еще дышит.
Вот тогда я рванулась вперед и оказалась рядом с ним раньше, чем все остальные.
Он правда был жив.
С залитого кровью, искаженного болью лица сбегали последние краски, но он еще дышал, и что самое страшное — он еще был в сознании.
Он смотрел на нас, нет, не на нас — на меня, и в глазах у него застывала та самая просьба, которую я услышала полгода назад: «Запомни меня… запомни…»
Я не могла видеть, но кожей почувствовала вопросительные взгляды остальных, направленные на Йехара. Тот молча, сосредоточенно рассматривал четыре кинжала.
— Йехар? — позвала Виола.
Странник коротко кивнул.
— Держись, — сказал он Веславу, хватаясь за рукоять того клинка, который вошел в правое плечо. — Будет больно. Оля, готовься к целению.
Веслав, всё так же глядя только на меня, повел зрачками вправо-влево. Потом приоткрыл губы и попытался что-то сказать, но изо рта хлынула темная кровь.
— Не …а… до, — донеслось до нас еле слышно. — …е… над…
И хотя Йехар понял эту просьбу, он только тряхнул головой и взялся за второй клинок.
Кинжалы выходили тяжело. Зазубрин на них не было видно, но при такой длине — наверняка они наполовину ушли в бетонную стену. Когда был извлечен последний — из груди — Йехар осторожно опустил окровавленного Веслава на поверхность крыши и посмотрел на меня.
Я положила руки на основную рану, погрузила в кровь — ею теперь было залито все: одежда, крыша, и она продолжала вытекать, как в одном человеке может быть столько крови? Я закрыла глаза и заставила замолчать бешено стучащее сердце, я задавила боль в груди, ему сейчас больнее, а мне никогда не приходилось исцелять такие ранения, но это неважно, раз, два, три…
Волна за волной, плавно, мягко, как прибой стирает с песка следы человеческих ног, пусть уйдут раны, пусть затянутся, и ни к чему вспоминать сложные физиологические процессы, думать о тромбоцитах и регенерации тканей, просто я отдаю свою магию, свою жизнь, а ты — живи, живи, живи…
— Отпусти меня.
Тихий, серьезный голос в ушах — нет, в сторону, галлюцинаций еще сейчас не хватало, предельная готовность, давай, давай…
— Отпусти меня… Оля.
Я широко распахнула глаза и совсем не удивилась тому, что он стоит напротив меня, а вокруг нас какой-то темный душный коридор.
— Не говори глупостей. Ты же сам знаешь…
— Я знаю. И поэтому говорю — не надо. Просто позволь мне уйти.
Я посмотрела за его спину — там была темнота. Вечная темнота. Вечная тишина…
— Я должен.
И только его лицо, выступающее из мрака. Больше ничего.
— Не смотри, — попросил он. — Это не твое, в конце этого тоннеля света не будет никогда…
— Но ты хочешь идти?
— Но я должен.
— И это навсегда?
— До скончания времен, — отозвался он, пожимая плечами.
— А мне…мне можно пойти с тобой?
Он улыбнулся и покачал головой. Губы шевельнулись, обрисовав одно коротенькое слово из двух слогов…
— Очнется.
— Не очнется.
— Эдмус, будешь каркать — язык на уши намотаю.
— Да ты только попроси — и я сам его себе туда намотаю, в три раза… Йехар, где вода, я не понимаю?
Какой-то голос вдалеке. Какие-то пятна перед глазами.
Да это не пятна, это свет. И я даже знаю, что солнце сейчас взошло над старой липой, и лучи проходят сквозь зелень, пробиваются через мои занавески — вот почему он такой странный…
— С кранами они, что ли, разобраться не могут? — сердито прошипела Виола.
— Йехар не может, — уточнил Эдмус. — Андрий занят — он морально разрывается.
— Чего?
— Ну… вдруг она вернется какой-нибудь не такой? Соскочит с кровати, завопит что-то вроде: «Долой Дружину, да воцарится Хаос» — и начнет нас спешно убивать подручными средствами? Вот он и думает, что делать: можно поступить в духе Милии и истребить не только Олю, а и нас заодно, а можно — в духе Йехара и подождать, пока тебя угробят какой-нибудь вилкой, а то еще…
— Эдмус, — болезненно морщась, сказала я. — Я тебя люблю…но если ты не замолчишь, я тебе язык не то что на уши намотаю, а запихну в…
Надо мной прозвучали два облегченных вздоха.
— Точно — она. Я же говорила — очнется.
Два самых больших пятна сгустились в лица Виолы и Эдмуса. Она была чем-то расстроена и встревожена.
Эдмус ухмылялся.
— Скажи, что воды не хочешь, — попросил он. — Йехар уже угробил половину этой вашей системы, а если ты чего-нибудь попросишь — угробит вторую, тем более что этот самый светлый — ну, я уже говорил, который морально разрывается — не помогает ему нисколько.
— Я воды не хочу, — послушно просипела я и подняла голову. Диван. Блики утреннего света играют в догонялки по экрану телевизора. На ковре — национальная выставка грязных следов, ой-ей, опять уборка, я не вынесу… — А чего это со мной было?
— Стыдись! — укорил меня Эдмус. — Должность главной блондинки группы у нас уже замещена, не задавай глупых вопросов. Ты отключилась. Вырубилась. Мол, до свидания, и все такое, и это неудивительно — если помнишь, сначала ты выставила мощный щит, а потом вообще было целение.
Он забросил в рот несколько кусочков сырого мяса, в которых я без труда опознала запасы из своего морозильника. Потом прибавил:
— Ну, я бы сказал, ты перестаралась с этим делом.
Я вцепилась в руку Виолы и перешла в полусидячее положение.
Может ведь так быть, что он просто занят каким-то из своих эликсиров? Просто решил состряпать новую порцию энерготоника или кроветвора, или у него разговор с Йехаром, или Андрий просто отказался его сюда пропустить?
Попрощайся со своими иллюзиями, светлая. Если бы он был здесь — его не удержали бы ни Андрий, ни вся Светлая Канцелярия. С Темной заодно.
— Веслав…
Виола чуть повернула голову в сторону моей спальни.
— Жив, — только и сказала она, но по ее тону я заключила, что дела идут совсем не хорошо.
Из кухни показался усталый и мокрый насквозь Йехар. Наверное, его сражение с водопроводной системой закончилось победой последней.
— Приношу извинения, — вздохнул он, падая на последний свободный стул. — Оля, я очень рад видеть, что ты опять с нами… и ты не могла бы… э… общем, там небольшая течь…
Я закрыла глаза и прислушалась. «Небольшая течь» грозила вскоре превратить квартиру моих соседей снизу в подобие Венеции. Воображение тут же нарисовало мне Илону и ее мелкую собачку в каноэ.
— Сейчас, — пообещала я и поморщилась. — Помоги подняться. Посмотрю вблизи, с дистанции пока ничего сделать не могу.
Йехар с готовностью подставил плечо. Бодрой походкой пьяной каракатицы мы двинулись вон из комнаты, по коридору кухни. Причем, из ванной высунулся закончивший на сегодня свои терзания Андрий и сообщил, что рад меня видеть.
— Ты бы лучше краны перекрыл, — в ответ буркнула я, чем тут же уверила его, что терзаться больше смысла нет и никакая чужая сущность в мое тело пролезть не успела.
Кухня представляла собой образчик чистого авангарда. Там и сям с художественным вкусом была расставлена грязная посуда, в раковине громоздилась гора тарелок, а на полу во все возрастающей луже с высшим искусством плавали несколько картофельных очисток, зеленое перышко лука и одна печальная обертка от сосиски.
— Все было в порядке, но, нам кажется, там что-то забилось… — замямлил наш бесстрашный странник мне на ухо. Я его понимала: по выражению моего лица он должен был подумать, что я сейчас буду испарять не воду, а его…
И, тем не менее — займемся сперва собственной квартирой. Первый пасс — лужу убрать. Второй — остановить ток через треснувшее колено, пока заморозить, ну, а потом что-нибудь придумаю.
Только после этого я (повиснув на плече Йехара, ибо заклинания потребовали сил) поинтересовалась состоянием холодильника.
— Ну, вы даете…
Если начистоту — это даже на слово «состояние» не тянуло.
— Ну, мы же не могли ходить к торговцам — в этот, маг-азин, — от лица рыцаря ощутимо потянуло жаром. — Всегда были тут… полным составом… на всякий случай…
— Вы устроили тут такой бардак, будто неделю здесь без меня жили!
— Просто Андрий сегодня отказался мыть тарелки. А Бо вчера пыталась готовить…
Я содрогнулась, представив Бо-бо у родной плиты. И тут до меня наконец дошло.
— Палки-ёлки, сколько ж меня не было?
— Около полутора суток. Ну… плюс несколько часов, — Йехар осторожно притворил дверцу холодильника и со свойственным ему тактом попытался разобраться, чего у меня в лице больше — гнева или потрясения. На всякий случай добавил: — Мы волновались.
Наступило молчание. Я перестала опираться на его плечо, прислонилась к стене и смотрела на перышко лука, прилипшее к полу. Йехар с не меньшим вниманием изучал картофельные очистки.
Оттягивать дальше разговор о самом важном смысла не было.
— Можно к Веславу?
Он заколебался, но кивнул и опять подставил плечо. Дорога назад отняла у нас чуть больше времени из-за путавшегося в ногах Глэриона. Клинок как будто был не согласен с решением своего хозяина.
— Что это он? — спросила я, но Йехар только безразлично пожал плечами, снял меч с пояса и забросил за спину наподобие лука.
В мою спальню мы вошли вместе. Йехар еще по пути пытался меня подготовить, но я не слушала, а зря. Хоть не шарахнулась бы назад с порога при виде этого зрелища.
Спальня была бесповоротно превращена в лазарет. С поправкой на магический. Шторы задернуты, на тумбочке при кровати — знакомого вида флаконы и травы, бинты, стакан воды, что-то еще, я сразу и не рассмотрела. Первым делом в глаза мне бросилась причина всех этих перемен в моей спальне.
Я была готова увидеть на подушке то же, что и на крыше два дня назад — страшно побелевшее, искаженное мукой лицо, но Веслав в который раз доказал, что общие законы для него не годятся. Выглядел он совершенно нормально — то есть, для себя, потому что, даже когда он был здоров, его хотелось упечь в какой-нибудь санаторий — подкормить, подлечить и нервы поправить… Никакой ненужной бледности — цвет лица человека, который много времени проводит по лесам. Глаза крепко закрыты, как у спящего, лицо спокойное, и только когда я взяла его за руку — я поняла, насколько плохо обстоят дела.