Саркофаг опустили в глубокую шахту, крышку закрепили и сверху его завалили шестами от разобранного балдахина. Остальную погребальную утварь кое-как втиснули в маленькую усыпальницу. И рабочие тотчас начали заваливать шахту камнями. Они так спешили, что позабыли в усыпальнице свои инструменты, которые так и пролежали среди царской утвари пять тысяч лет. Когда шахта была уже почти заполнена, вдруг вспомнили, что позабыли о красных, глиняных сосудах из первоначального погребения. Рабочие сбросили их вниз и засыпали щебнем. Рядом с шахтой совершили жертвоприношение, дабы умилостивить «Ка» усопшей царицы, и остатки замуровали в стенную нишу. Туда же попали черные базальтовые осколки от основания Заупокойного храма Хеопса. Шахту заполнили доверху, а вход замуровали необтесанными глыбами, чтобы он выглядел как естественная поверхность скалы. Можно себе представить, с каким облегчением вздохнул отвечавший за нее чиновник.

Позднее над шахтой была проложена церемониальная дорога, и поскольку ею постоянно пользовались жрецы некрополя, можно было не опасаться, что гробницу снова осквернят. Во всяком случае, тайну эту знали немногие, да и те, видимо, считали, что нет смысла пробиваться сквозь стофутовую толщу кладки, поскольку самые ценные предметы захоронения уже похищены. Со временем эта гробница была забыта; так она сохранилась до нашего, XX столетия. Интересно, узнал когда-нибудь Хеопс о том, что тела его матери нет в саркофаге? Но это, наверное, было самой страшной и строго хранимой тайной.

Расчищая гробницу царицы Хетепхерес, Рейснер и его сотрудники сделали 1057 фотоснимков и заполнили 1701 большую страницу своими записями. Благодаря тщательности их работы стало возмояшым полное восстановление уникальной утвари Древнего царства. Археологи добились этого, соединяя тысячи крохотных листочков золота и укладывая их на новые деревянные основания. Данхэм потратил два года (1926 и 1927) на восстановление деревянных остовов переносного кресла, ложа царицы, ее подголовника и туалетного ящичка. Другой член экспедиции, мисс Томпсон, расположила золотые иероглифы в должном порядке на планках из черного дерева. Ее работу продолжил У. А. Стюарт. Реконструкция одного переносного кресла отняла почти два года. А Бернард Райз восстанавливал шатер-балдахин царицы с сентября 1930 до сентября 1931 г.

Если бы тень царицы Хетепхерес посетила сегодня Каирский музей, она увидела бы свою утварь точно такой же, как при жизни. Под золотым балдахином, который ей подарил муж, фараон Снофру, стоит ложе, где она, наверное, родила Хеопса. Рядом находится ее обитое золотом домашнее кресло и другое кресло для путешествий с длинными золотыми ручками. И тут же — ее туалетный ларец с прелестными алебастровыми сосудами, выстроенными в ряд, и шкатулка для драгоценностей с серебряными нояшыми браслетами.

Тот, кому хоть раз удалось увидеть эти предметы, никогда не забудет их величия, изящества и простоты, какого-то особого достоинства, присущего властелинам Древнего царства. На наш взгляд, они намного прекраснее утвари Тутанхамона, при всей ее изысканности и прелести, носящей какой-то отпечаток упадка, которого не было в произведениях более древних времен.

До сих пор мы главным образом имели дело с Древним царством, когда власть фараонов сосредоточивалась в Нияшем, то есть Северном Египте. Большая часть памятников и гробниц Древнего царства была найдена поблизости от старой столицы фараонов Мемфиса, расположенного неподалеку от Каира, или в некрополях Гизе, Саккара, Дашура, Абусира и в других местностях Нияшего Египта. Теперь нам предстоит сделать большой скачок во времени и пространстве.

В шестистах милях вверх по течению Нила находится Луксор. Многие годы он был самым значительным местом археологических изысканий в Египте и считается почти полностью исследованным. Здесь стоял царственный город Но-Амон, позднее названный Фивами. Более тысячи лет он был столицей Египетской империи.

Впервые в египетской истории Фивы упоминаются в начале царствования XI династии (2100 г. до н. э.), когда после сотни лет анархии и разброда семья провинциальных номархов из Гермонта захватила здесь власть и обосновалась на месте будущей столицы. Помимо своего политического и религиозного значения Фивы татше играли роль значительного торгового центра. Они контролировали пути к золотым рудникам в горах Нубии, сюда же стекались сокровища Судана — благовонные смолы, золотая пыль, страусовые перья и рабы.

Несмотря на все это, величие пришло к Фивам только во времена XVIII династии, пятьсот лет спустя. Именно памятники этой эпохи и более поздних периодов восхищают сегодня тех, кто бывает в Фивах.

Великие фараоны-завоеватели XVIII династии, правившие в Фивах, устремились один за другим в новые походы против соседних стран, и вся военная добыча стекалась в этот город. Она позволяла владыкам Египта воздвигать здесь храмы и памятники, о которых Шампольон писал: «Ни один народ ни в прошлом, ни в наши дни не смог поднять искусство архитектуры на столь величественный, одухотворенный и грандиозный пьедестал, как древние египтяне. Подобно стометровым колоссам, они задумали и воплотили сто сорок колонн Гипостильного зала в Карнаке, которые возносятся выше порталов наших храмов в Европе и заставляют отступить в бессилии наше воображение».

Шампольон был одним из многих — путешественников, просвещенных и непросвещенных, обыкновенных посетителей, грабителей могил и археологов, — кто видел Фивы. Еще во времена Римской империи этот город приобрел популярность «зрелищного центра», но в последние два столетия он привлекал больше внимания, чем какое-либо другое место в Египте. Здесь были совершены самые удивительные открытия: находка тридцати шести царских мумий в Дейр-эль-Бахри в 1881 г., вскрытие гробниц фараонов в Долине царей и в завершение — сенсационная находка почти непотревоженной гробницы Тутанхамона.

Это место настолько тесно связано с великими открытиями, что маленький городок Луксор обрел двойную притягательность. Посетителей привлекала не только сама местность с ее древностью, великолепием храмов на восточном берегу и колдовской печалью и тайной огромного города мертвых в западных холмах. Здесь еще чувствовалась атмосфера недавних приключений, «между восьмидесятыми годами прошлого и двадцатыми годами нынешнего века», когда толстосумы из Европы и Америки слетелись в Луксор и жили здесь в шикарных отелях, возникших на восточном берегу, или в собственных дахабиях[12] на Ниле.

Глядя на западный берег, они видели розоватые холмы Фив, некрополь фараонов расцвета могущества Египетской империи. Страсть к египтологии заставила многих из них добиться концессий на раскопки. Свои работы они проводили обычно «изящно» и не спеша, зачастую пользуясь услугами профессиональных археологов; последние занимались раскопками, а они имели возможность блистать в светском обществе Луксора.

То было, наверное, золотое время для настоящих египтологов. Они имели и деньги и время для поисков и раскопок, египетское правительство смотрело тогда благосклоннее, чем сегодня, на европейских ученых, и, казалось, мир пребудет во веки веков.

Кое-что из атмосферы тех безмятежных лет еще сохранилось в шикарных, полупустых отелях на нильском берегу. Высокие слуги-суданцы в своих белых галабиях и красных фесках бесшумно скользят между плетеными креслами, но сегодня они обслуживают уже не прежних богатых и праздных джентльменов из Европы. Вместо них по ступеням Винтерпалаца торопливо спускается случайная пара американцев в тропических шлемах с фотоаппаратами и стайкой длинноногих, щебечущих дочерей. Тут и там скучают какие-нибудь богачи из Каира, тщетно пытаясь скрыть свое полное безразличие к древностям, которое полностью разделяет большинство их ближних. Они словно издеваются над тенями энтузиастов в соломенных шляпах, толпившихся здесь сорок лет назад. Тем не менее маленькие коляски арабии, запряженные осликами, все еще возят туристов по тряской дороге вдоль берега Нила в Карнак, а у причалов стоят дахабии, ожидая пассажиров, чтобы перевезти их через реку к Фиванскому некрополю.