Поль засмеялся, посмотрел на меня, как будто проверяя, не ревную ли я, и вновь перевел взгляд на милое лицо миссис Флемминг.

– Мне не довелось вволю понянчить свою внучку, когда она была такой маленькой, – заметила она. – Моя дочь живет в Англии, знаете ли. Мы часто переписываемся, раз в год я езжу туда, но…

– А почему вы к ней не переехали? – спросила я. Это был личный вопрос и, возможно, не следовало задавать его в лоб, но я считала, что должна знать как можно больше о женщине, которая будет проводить с Перл почти столько же времени, как и я, а может, и больше.

Взгляд миссис Флемминг потускнел.

– Ну, у нее теперь своя жизнь, – ответила она. – Я не хочу вмешиваться. – А затем добавила: – Мать ее мужа живет с ними.

Больше ничего не надо было объяснять. Как говаривала бабушка Кэтрин, «заставить мирно жить двух бабушек под одной крышей, все равно что держать аллигатора в ванне».

– Где же вы живете теперь? – спросил Поль.

– Я снимаю комнату.

Он посмотрел на меня, пока миссис Флемминг перебирала крошечные пальчики Перл.

– Ну, я не вижу причины, почему бы вам не переехать к нам прямо сейчас, – сказала я и добавила: – Если вас устраивают условия.

Она подняла глаза, и лицо ее просияло:

– О да, дорогая. Да. Спасибо.

– Наш человек отвезет вас в вашу комнату и подождет, пока вы соберете вещи, – сказал Поль.

– Сначала позвольте мне показать, где вы будете спать, миссис Флемминг, – сказала я, выразительно глядя на Поля. Опять он делал все так быстро, я едва успевала осмыслить его решения. – Ваша комната примыкает к детской.

Перл не капризничала, когда миссис Флемминг взяла ее на руки и понесла в детскую. Было что-то сверхъестественное в том, как эти двое сошлись, и уж, конечно, я сразу заметила, что миссис Флемминг – левша. Для кейджунов это означало, что она могла обладать чудодейственной силой. Возможно, ее сила была в любви, а не в умении исцелять.

– Ну? – спросил Поль, когда миссис Флемминг уехала с одним из его людей.

– Она кажется безупречной, Поль.

– Значит, ты спокойно оставишь ее здесь с Перл? Нас не будет всего день или два.

Я заколебалась, и он засмеялся:

– Ну хорошо. Я нашел решение. Мне нужно время от времени напоминать, насколько я богат. Мы богаты, правильнее сказать.

– Что ты имеешь в виду?

– Просто возьмем Перл с собой, забронируем смежную комнату с колыбелькой, – произнес он. – Зачем беспокоиться о том, во что это обойдется, если это порадует тебя?

– О Поль, – воскликнула я.

Казалось, обретенное им богатство и впрямь может решить все проблемы. Я обвила его шею руками и поцеловала в щеку. Глаза его счастливо расширились от удивления. Как будто перейдя запретную грань, я отступила назад. На мгновение счастье и желание переполнили меня. Он понял это, и глаза его мягко засветились.

– Это нормально, Руби, – быстро произнес он. – Мы можем любить друг друга чисто, честно. Ты же знаешь, мы только наполовину брат и сестра. Есть же еще и другая половина.

– Эта-то половина меня и беспокоит, – призналась я тихо.

– Просто я хочу, чтобы ты знала, – он взял мои руки в свои, – что я живу лишь для твоего счастья. – Лицо его потемнело, стало серьезным, и мы не отрываясь смотрели друг другу в глаза.

– Знаю, Поль, – наконец произнесла я. – И меня это иногда пугает.

– Почему? – Он удивился.

– Ну просто пугает, и все.

– Хорошо, давай больше не будем о грустном. Нам надо собрать вещи и все обсудить. Мне нужно кое-что решить с мастером на нефтяной скважине и съездить на пару часов на консервный завод. А ты пока заканчивай свой список покупок и ничего не жалей, – сказал он. – Моя семья будет здесь в половине седьмого, – добавил он и ушел.

Я уж и забыла об этом. Мысль о встрече с матерью Поля наводила на меня ужас. Сердце тревожно забилось. Несмотря на обещание, данное отцу Поля, мне нелегко было, глядя ей в глаза, делать вид, что я не знаю правды. В этом неплохо преуспела моя сестричка-близнец Жизель, а не я. Но надо как-то справиться и с этим.

Я пять раз переоделась, прежде чем выбрала платье для обеда со своей новой семьей. Никак не могла решить, заколоть ли мне волосы наверх или распустить. Любая мелочь вдруг приобретала необычайную важность. Мне хотелось произвести наилучшее впечатление, насколько это было возможно. В конце концов я решила заколоть волосы и спустилась к обеду как раз в тот момент, когда прибыли Тейты. Поль был уже одет и ожидал у входа. Первыми вошли Жанна и Тоби. Жанна без умолку болтала и жаждала поведать о том, как общество отреагировало на наш тайный брак. Следом показались Октавиус и Глэдис; она вцепилась в его руку, как будто боялась, что не сможет стоять прямо или удержаться от обморока, если будет идти сама. Она поцеловала Поля в щеку и пристально смотрела на меня, пока я спускалась по лестнице.

Высокая женщина, чуть ниже своего мужа, Глэдис Тейт выглядела как особа королевской крови. Я знала, что она была родом из состоятельной кейджунской семьи в Техасе. Она окончила среднюю школу и колледж, где и встретила Октавиуса Тейта. Меня часто удивляло, что лишь немногие подозревали, что Поль не был ее ребенком. Ее черты были острее, тоньше. Лицо выражало твердость, превосходство, высокомерие и отчужденность, которые отталкивали от нее большинство женщин нашего кейджунского общества, даже самых состоятельных.

Обычно ее волосы были подстрижены по последней моде, но сегодня она была такой мрачной и подавленной, что ни элегантный наряд, ни модная прическа не могли изменить ее печального вида. У меня было ощущение, будто она пришла на поминки, а не на семейный обед. При моем приближении взгляд ее тревожно замер на моем лице.

– Привет, – сказала я, напряженно улыбаясь, обернулась к Полю, как бы ища у него поддержки, и добавила: – Наверное, мне теперь нужно называть вас папой и мамой.

Октавиус нервно улыбнулся и посмотрел на Глэдис, которая под взглядами сестер Поля вынуждена была выдавить из себя подобие улыбки. Но лицо ее тут же вновь стало холодным, отстраненным.

– А где же малышка? – спросила она бесстрастно, обращая вопрос скорее к Полю, чем ко мне.

– О, мы как раз сегодня наняли няню, мама. Ее зовут миссис Флемминг. Она сейчас наверху с Перл, в детской. Она уже покормила Перл, но принесет ее вниз, после того как мы поедим.

– Няню? – спросила Глэдис кивая, явно под впечатлением услышанного.

– Очень приятная женщина, – вставила я.

Губы Глэдис Тейт слегка дрогнули, когда она смерила меня долгим взглядом. Мне казалось, что воздух между нами можно резать на части, так он был насыщен эмоциями.

– Я пойду справлюсь об ужине, – сказала я. – Почему бы тебе не проводить всех в столовую?

– Я еще толком и не видела твой дом, Поль, – заметила Глэдис.

– О да. Позволь мне сначала все показать маме, Руби.

– Прекрасно, – обрадовалась я возможности передохнуть. «Пожалуй, будет потруднее, чем я предполагала», – подумала я.

Летти, как будто зная все наши тщательно скрываемые тайны, приготовила ужин еще более изысканный, чем в первый раз для нас. Октавиус без конца повторял, как он завидует сыну, что у него повариха лучше. Глэдис тоже хвалила все, как подобает, но каждый раз, когда она открывала рот, я чувствовала, что она с трудом контролирует себя, что пружина может лопнуть в любой момент и начнется истерика. Казалось, любая мелочь может вызвать взрыв. Поэтому Поль, его отец и я сидели как на иголках. Я почувствовала облегчение, когда мы наконец покончили с десертом, шоколадным ромовым суфле, о котором отец Поля сказал, что оно превосходит по вкусу все, что он когда-либо ел.

Когда Молли наливала нам по второй чашечке кофе, появилась миссис Флемминг с Перл на руках.

– Ну разве она не потрясающая, мам?! – воскликнула Жанна. – Мне кажется, у нее глаза Поля, да?

Какое-то время Глэдис Тейт смотрела на меня не мигая, потом взглянула на Перл.

– Симпатичный ребенок, – сказала она ничего не выражающим голосом.