Котя проснулся среди ночи и никак не мог понять, где он. Словно заблудился во сне и попал в какое-то темное, незнакомое место. Под ним вздрагивал пол, а стекла мелко дрожали. Он опасливо открыл глаза. Раздавался тяжелый грохот, в темных окнах время от времени возникали огненные всполохи, и стекло становилось красным. При этом коротком тревожном свете в углу мерцал медный умывальник, похожий на старинный шлем. Когда же вспышки исчезали, окна снова заливала тьма.

Котя сел и, услышав, как зашуршало сено, вспомнил, что лежит на полу. Вспомнил, что вечером Яшечкин уложил его спать в избе. Принес откуда-то охапку пахучего сена и уложил, а сверху накрыл своей шинелью. Здесь же, в избе, устроились на ночлег военлет Семенов и еще несколько бойцов.

«Кто это стреляет? – подумал мальчик. – Может быть, белые? Те самые белые, которые открыли огонь по вокзалу, когда там шел спектакль? Может быть, батарея отбивается от белых? А если не отобьется? – Коте стало не по себе. – Где же Яшечкин?»

Снова грохнуло. Снова стекло стало красным. При свете этой вспышки Котя огляделся и увидел Яшечкина. Старый боец спокойно спал, свернувшись калачиком. Ему, наверное, было холодно в одной гимнастерке. Увидев, что Яшечкин рядом, Котя успокоился. Он взбил сено и лег, при этом прикрыл своего друга краешком шинели.

Котя долго не мог уснуть. Теперь он думал о папе и маме. Где они? Ведь станцию заняли белые. Может быть, их ранило? Или они попали в лапы контрразведки Юденича? Потом мальчик вспомнил мчащийся фургон, бледное, неподвижное лицо Икара. Он спешил, потому что спасал артистов Героического рабочего театра. Увез их в безопасное место, а Котю оставил на пылающей привокзальной площади.

Котя уснул так же неожиданно, как и проснулся. Исчезли красные стекла, медный шлем, спящие на полу бойцы…

Когда же он снова открыл глаза, стрельба прекратилась. В окнах стоял мутный рассвет. Котя приподнялся и прислушался. И вдруг до его слуха донесся дробный рокот мотора. «Аэроплан! – подумал мальчик. – Он улетает. Я обещал его проводить…» Котя поднялся, стряхнул с себя сено и на цыпочках направился к двери, держа за шнурки ботинки.

Утренняя прохлада сразу разогнала остатки сна. Аэроплан тарахтел где-то близко, за домами. Мальчик проворно обулся, шнуруя ботинки через дырочку, и побежал.

Он бежал огородами. Гулкий, отрывистый звук подгонял его. Уже кончилась деревня, и Котя увидел полянку, на которой стоял аэроплан. Пропеллер вертелся так быстро, что перед аэропланом возник прозрачный круг. На другой стороне полянки Котя увидел знакомый театральный фургон с красными звездами. Котя очень удивился: «Неужели наши приехали?» – но задерживаться не стал, побежал дальше.

Яшечкин проснулся от скрипа двери. Не открывая глаз, протянул руку в правую сторону: Коти-но место было пусто. Сон как рукой сняло, боец вскочил на ноги. И только тут до его слуха донесся дробный стрекот аэроплана. «Значит, Котя убежал вместе с военлетом Семеновым!» – смекнул боец и Почти в ту же минуту увидел, что военлет Семенов спит, закрывшись с головой кожаной курткой.

«Тут что-то неладно!» – подумал Яшечкин и стал будить военлета.

– Военлет, вставай! Слышь! Твой аэроплан улетел! – крикнул он и, подхватив винтовку, бросился к двери.

А Котя тем временем добежал до полянки, где стоял готовый к отлету аэроплан, и остановился, не зная, что делать дальше. Ведь выбегать на «летное поле» не полагалось.

Котя замахал рукой и крикнул: «Я пришел, я не проспал!» – но его голос затерялся в грохоте мотора.

Некоторое время мальчик стоял, внимательно разглядывая аэроплан. Пропеллер вращался, крылья вздрагивали, однако аэроплан не взлетал. Котя заметил, что он не взлетает потому, что кто-то держит его двумя руками, вцепившись в хвост. Это был… Икар! Так вот почему на краю поля стоит театральный фургон! Икар приехал и не дает аэроплану взлететь. Почему?

В это время за спиной мальчика раздался винтовочный выстрел. Котя оглянулся и увидел бегущего Яшечкина. Это он стрелял в аэроплан и кричал:

– Стой! Стой, стрелять буду!

И стрелял.

Почему Яшечкин стрелял в военлета Семенова? Почему Икар вцепился в хвостовое оперение аэроплана и не дает ему взлететь? В следующее мгновение Котя увидел самого военлета, только не в кабине аэроплана, а бегущим с наганом в руке. Кто же тогда сидит в кабине? Мысли метались в голове мальчика. А Яшечкин уже подбежал к машине:

– Стой! Глуши машину! Руки вверх!..

В это время что-то сверкнуло, грохнуло, задымило… Яшечкин упал в траву. Икар тоже выпустил хвост аэроплана и схватился руками за голову. Аэроплан вздрогнул и, подпрыгивая на бугорках, побежал по полю. Он удирал трусливо и дерзко. Напрасно военлет Семенов бежал сзади и стрелял из нагана. Возле кустарника машина оторвалась от земли и стала углубляться в небо, оставляя за собой дымный след.

Котя вышел из оцепенения и бросился к Яшечкину. Икар стоял в стороне, держась за голову.

Мальчик опустился на колени перед лежащим неподвижно бойцом. Фуражка со звездочкой валялась в траве, волосы потемнели от крови.

– Яшечкин! Только не умирайте, Яшечкин!

Слезы застилали глаза мальчика. Ему казалось, что он теряет бесконечно близкого человека, который был рядом с ним всю жизнь.

Заботился о нем. Спасал, когда ему угрожала опасность.

– Яшечкин, только не умирайте!

Раненый боец открыл глаза и снова закрыл их. Этим коротким взглядом он как бы успокаивал своего маленького друга.

Появился санитар, сделал перевязку. Раненого положили на сено в фургон Героического рабочего театра.

Держась за голову, к Коте подошел Икар.

– Котя, я за вами… Я хотел задержать аэроплан… там белый. Он бросил гранату… У меня голова разламывается… Я за вами, вот фургон… – Он был бледен и морщился от боли.

– Вы знаете этого молодого человека? – спросил военлет Семенов.

– Да… – рассеянно ответил Котя, – знаю… Он – конюх в театре…

Военлет пожал плечами.

– Не знал, что в театрах есть конюхи… А часового убили сзади, ножом… Кто-то помогал белому пилоту.

На Петроградском фронте шли напряженные бои. Не было дня, чтобы землю не сотрясали разрывы снарядов. А по ночному небу плыли красные облака – их окрашивали в красный цвет горящие деревни.

По дорогам, ведущим в город, медленно двигались фургоны с большими санитарными крестами на брезенте. В Петроград увозили раненых красноармейцев. В одном ряду с санитарными фургонами ехал необычный, разрисованный красными звездами фургон Героического рабочего театра. Но хотя на нем и не было красных крестов, внутри на сене лежали двое раненых: Яшечкин и Икар.

Красноармеец находился в полузабытьи и только, когда фургон встряхивало на ухабах, тихо стонал. А потом затихал снова. Лежавший рядом с ним юноша был контужен взрывом гранаты и мучился головной болью. Но еще сильнее его мучило сознание, что Виктор предал его. Узнав о том, что брат в беде, он, Икар, не думая об опасности, поехал с красными на фронт, в первую же тревожную ночь сбежал от них вместе с краснозвездным фургоном. Помог снять часового… Держал аэроплан за хвост, чтобы можно было хорошо прогреть двигатель. Когда же появился этот сейчас лежащий рядом с ним в фургоне солдат, брат швырнул гранату и улетел один. Он мог убить и младшего брата этой гранатой, мог тяжело ранить. Но это не остановило поручика Воронова. Красные могли догадаться, что Икар – белый, и на месте, без суда и следствия пустить ему пулю в лоб. Хорошо, что здесь оказался Котя – этот славный мальчик из хорошей артистической семьи. Иначе бы – крышка!

Икар повернулся на другой бок и застонал, но не от боли, а от обиды.

Что же будет дальше, когда его вместе с раненым бойцом привезут в Петроград? Ведь ему еще придется держать ответ перед Николаем Леонидовичей за похищенный фургон.

Котя сидел снаружи фургона на козлах, рядом с красноармейцем, которому поручили довезти раненых до ближайшего госпиталя, а Котю сдать на руки родителям.