- Почему вы молчали? - спросил Шихов. - Я кричал. Без толку. Потом пригрелся и заснул. А сейчас не выдержал неподвижности, стал пробираться вдоль скалы и наткнулся на вас.

Крестовников понял, что, оглушенный ударом лавины, он долго был без сознания, и подумал о Сане.

- Вам никто не ответил? - осторожно спросил он.

- Нет.

Первая радость слабела, уступала место безразличию. Вялость охватывала тело все сильнее. Слипались глаза. Странное двойственное состояние: и сон снится, и понимаешь, где находишься.

- Слышите? - взволнованно ткнул соседа рукой Шихов. - Вы слышите?

Крестовников очнулся. Тишина. Ни звука. Хотелось спросить, что услышал Шихов, и страшило, как бы не заглушить не вовремя заданным вопросом легкий скрип снега над головой.

Слух уловил невнятный возглас. Возможно, это Саня? Возглас повторился. Женский голос! Поселок невредим. Люди целы!

- Э-эй! - закричал Крестовников. - Сюда! Сюда-а! Здесь мы-ы!..

Он кричал, не думая о том, что кричит. Он не мог не кричать.

Звуки собственного голоса, отражаясь от обледенелых стенок крохотной пещерки, глушили, тяжко, до боли в ушах, отдавались в голове.

Рядом кричал что-то непонятное Шихов.

Наконец они замолкли. Тяжело дыша, вслушались.

Тишина.

Шихов закричал снова. Сорванный, осипший голос его звучал надрывно.

На этот раз Крестовников не поддержал его.

- Что же это? - воскликнул Шихов. - Оглохли они, что ли?

- Нет. - Крестовников все еще тяжело дышал. - Не оглохли. У снега есть одна особенность: засыпанный слышит звуки сверху, а его голос глохнет уже на небольшой глубине.

- Свет к нам не пробивается. Над нами наверняка больше метра снега.

Шихов грузно заворочался. Из-под пробитой ледяной корочки на руку Крестовникова потекла струйка снега.

- Что вы делаете? - спросил он.

- Хочу высунуть из сугроба лыжную палку, - ответил Шихов.

Крестовников терпеливо ждал.

- Ну, как у вас... палка? - наконец спросил он.

- Поднял. - Шихов с трудом перевел дыхание. - Но видна ли она сверху?

Крестовников не ответил.

Снова тишина. Тревожные мысли. Слабая надежда на то, что наверху заметят лыжную палку, таяла. Неужели люди ушли?

- А если я попробую пробиться на другой, менее крутой склон камня? спросил Шихов. - Возможно, там удастся выбраться наверх?

- Не думаю, - ответил Крестовников. - Выбраться с такой глубины, из рыхлого снега...

И со страхом подумал, что снова останется один. Опять окружит его проклятая, сковывающая рассудок и волю тишина. Да и Шихов переоценивает свои силы. Застрянет в снегу, выбьется из сил и не вернется.

- Надо же что-то предпринять, - не унимался Шихов. - Если я оставлю рацию и рюкзак...

- Рацию?.. - перебил его Крестовников. - Скажите... нельзя развернуть рацию под снегом?

- Есть, конечно, риск, что попадет влага... - неуверенно произнес Шихов.

- Рискуйте! - приказал Крестовников. - Разворачивайте.

Наконец-то Шихов услышал в голосе Крестовникова решимость, знакомые волевые интонации.

Он ворочался долго, нестерпимо долго; иногда задевал неподвижного Крестовникова. А тот, плотно прижимаясь спиной к камню, напряженно вслушивался в тишину. Неужели они ушли? Вчера Клава Буркова была с ним здесь, видела скалу. Не могла же она заблудиться! От одной мысли об этом по спине пробежал леденящий озноб.

- Что у вас? - не выдержал Крестовников. - Не получается?

- Надо прикрыть рацию от снега, - ответил Шихов. - Никак штормовку не сниму.

- Дайте рацию мне, - сказал Крестовников. -Я сам поведу передачу.

Клава Буркова шла широким накатистым шагом. За нею почти на сотню метров растянулась маленькая колонна. Двое тащили укрытую брезентом горную лодочку с аварийным имуществом и привязанными сверху дюралевыми трубками, заменявшими щупы.

После длительного подъема по крутому склону идти стало легче. Тяжело приходилось лишь на встречных застругах. Сильный боковой ветер сносил легкую лодочку. Приходилось не только втаскивать ее на рыхлый, поддающийся под лыжами гребень, но и придерживать с наветренной стороны.

Буркова нетерпеливо рвалась вперед. Ей казалось, что товарищи тянут лодочку вяло, слишком часто меняются в лямках. Но в горах можно поправить неумелого товарища, объяснить что-то неопытному. А вот подгонять, а тем более упрекать отстающего не допускается.

Остановилась группа у нового подъема. Лыжные следы круто пошли наверх лесенкой. Вскарабкаться здесь с лодочкой нечего было и думать. Опять пришлось тащить ее на веревке.

- Последняя круча, ребятки, - подбадривала Буркова. - Дальше до самой вмятины лыжня пойдет почти по ровному месту.

Пока поднимали лодочку, Буркова не раз смотрела на часы. Спасательная группа двигалась по проторенной лыжне значительно быстрее, чем вчера разведывательная. И все же озабоченность старшей непрерывно возрастала.

- Вася! - окликнула она крупного, грузноватого парня. - Я пойду вперед. Все остальные пускай идут с грузом.

Клава отрывалась от группы все больше. Хотелось поскорее увидеть место, где придется искать людей, заранее без спешки обдумать, с чего начать спасательные работы.

За горной складкой открылась прорезавшая кряж знакомая вмятина.

Клава скользнула по пологому спуску. Резко и часто отталкиваясь палками, взлетела на противоположный склон и остановилась в недоумении.

Вскоре, однако, недоумение сменилось чувством, похожим на страх. За вмятиной лыжня исчезла. Впереди, насколько хватало взгляда, виднелся рыхлый снег, испещренный идущими сверху вниз полосами, словно по склону горы прошла гигантская борона. Обнажились камни. Местами из-под неглубокого снега проглядывали обломанные стволы мелких березок. Вдалеке виднелся резко выделяющийся на склоне огромный бугор.

Буркова хорошо помнила нависший над склоном снежный мешок, где Крестовников собирался подрывать лавину. Сейчас ничего даже отдаленно напоминающего знакомое место перед нею не было. А если она сбилась с пути? Клава тряхнула головой. Придет же такая чепуха в голову! Шли-то они по знакомой лыжне.

Буркова рванулась вперед. Стараясь сориентироваться на неузнаваемо изменившейся после схода лавины местности, она выписывала крутые зигзаги по изрытому снегу. Найти бы хоть обрывок бумаги, окурок, горелую спичку!.. Ничего. Кругом снег и снег. Кое-где камень...