- А стучать надо?

- Я стучал, но вы так выли, что не слышали.

- Я не буду спрашивать, кто ты, - встрял тот, что побольше. - На твоей толстой роже печатными буквами написано: местный охранник.

- Это точно. Слушайте, парни, сейчас жарко А мне не нужны лишние неприятности. Может, ляжете поспать?

- Хочешь глоточек? - спросил тот, что поменьше, протянув мне бутылку.

- Слишком жарко. Я ребята хочу одного - чтобы вы прекратили гульбу и поспали. - Тут я заметил, как верзила мигнул своему приятелю, и во рту у меня сразу появился горьковато-маслянистый привкус. Я рассвирепел. Значит, этим ребятам в такой душный вечер захотелось немного повеселиться и поразмяться. Я бросил в рот мятную таблетку и стал быстро её жевать.

Верзила сказал:

- А нам попеть хочется. Нам хорошо. Обратно не порожняком поедем, понял? Груз прихватили! - он щелкнул пальцами.

- Если хотите попеть, отправляйтесь к докам и пойте там сколько душе угодно, - Я мотнул головой в торону их кроватей. - И вы не в хлеву у бабушки на ферме. Когда ложитесь, снимайте обувку!

Тот, что поменьше, подошел ко мне вплотную и взмахнул бутылкой:

- Слушь, дядя, выпей со мной!

Мне захотелось их обоих урыть, хотя они вроде бы не вылядели большими забияками. Я предпринял последнюю попытку.

- Сегодня жарко. Очень жарко. Какой смысл нам с вами потеть лишний раз. Снимайте башмаки, кончайте горланить - и дело с концом. А завтра я с вами выпью.

- Да ты, лысан, малость староват и толстоват, чтобы крутого из себя корчить, - грозно заметил верзила.

- А вы, пьянь перекатная, мне уже порядком надоели, - сказал я и дал тому, что поменьше, крюка под дых. Он упал на кровать, съехал на пол и стал ловить губами воздух. Верзила что-то не торопился. Поэтому я схватил его за руку, в которой он сжимал бутылку, дернул к себе и врезал ему ноком ботинка по колену. Он так и сел, ухватившись за коленную чашечку. Ржаной виски расплескался по постели.

- Жарко, ребята, давайте на этом прекратим разминку.

- Ах ты жирная свинья! - заревел верзила. - Да я тебя счас убью!

Я поднял его за волосы, вломил ему справа под ребра и уронил на пол. Он сел, держась руками за живот.

Вот так-то: до сей поры их, видно, никто ещё так не дубасил, и они не на шутку струхнули.

- Если у кого-то из вас, ребята, вдруг возникнет желание достать из-за пазухи перо, лучше не надо. Если нарываетесь, я могу вас отмочалить по-настоящему. Я ведь вежливо попросил, но вы туповаты, видать, простых слов не понимаете, все делаете только из-под палки. - Я оглядел комнату: в ней царил ужасный беспорядок. Если ребята свои грузовики в обратный путь не пустыми погонят, значит, они при деньгах. - Вы, смотрите, во что вы номер превратили! Если горничная пожалуется, будет большой шум. Не исключено, что администрация потянет вас в суд. Так что лучше вам оставить хорошие чаевые .

Тот, что поменьше, безропотно полез в карман.

- Чтобы прибрать здесь, ей, думаю, двадцатки как раз хватит, - сказал я жестко.

Он протянул мне пригоршню мятых банкнот. Вот так всегда - драчливого нахала ставишь на место ударом башмака по яйцам. Я протянул руку и очень аккуратно выудил из две десятки. Открыв дверь, я сказал им на прощанье:

- А теперь марш в постель, а не то папа вернется с ремнем!

- Мы в этот сраный отель больше ни ногой, учти! - прошипел верзила.

- А если вдруг заявитесь - я вас лично вышвырну вон! Вам самое место в вонючем хлеву, а не в приличном отеле! - заорал я, хлопнул дверью, запер её и несколько минут постоял, прислушиваясь. С этими лопухами все получилось чисто - вздумай они завтра права качать, ничего бы не смогли доказать. Когда я вошел в номер, они были в дымину пьяные и полезли драться.

Я вспотел как мышь. Вернувшись к себе, я сразу пошел помыться и слава Богу, что оказался в туалете, потому что у меня вдруг прихватило живот. Сделав дело, я сунул в рот мятную таблетку и позвонил Дьюи.

- В номере 703 полный порядок. А теперь отправь-ка этого умника-полицейского ко мне в кабинет.

Придя к себе в кабинет, я достал бумажник и положил его на стол в раскрытом виде - так чтобы было видно мое удоствоерение Ассоциации полицейских-добровольцев. Пускай этот прощелыга знает, с кем имеет дело!

Это был молоденький полицейский, худющий, с тонкой как у цыпленка шеей. Лицо его показалось мне знакомым. На вид он мало чем отличался от вполне настоящего полицейского, вот только на плече красовалась заплата, да и значок был меньше стандартного и фуражка какая-то куцая. На ремне висел патронташ, но кобуры не было. Только дубинка болталась, и что-то оттопыривало задний карман брюк - наверное, тоже дубинка, только совсем маленькая.

Он стоял в дверях с глупой ухмылкой на роже, потом раскинул руки в стороны, точно хотел продемонстрировать форму, и спросил:

- Ну что, нравится, Марти?

Я не сразу его узнал. Черт, когда я в последний раз я видел мальчонку, ещё война не кончилась, и в ту пору ему было лет двенадцать. Улыбка на его лице увяла, и он спросил::

- Марти, ты что, не помнишь меня?

Мольба в его голосе сразу промыла мне глаза. Я вскочил и потряс ему руку.

- Лоуренс, малыш! С чего это ты вдруг решил, будто я тебя не помню? Я просто глазам своим не поверил сначала. Проходи, садись. Где это ты раздобыл значок?

Он всегда был слабым, болезненным мальчиком, а теперь выглядел окрепшим, подтянутым - как боксер в весе пера. На воротнике блестели золотые буквы В и П - вспомогательная полиция.

Он, довольный, уселся напротив меня.

- Ну, я ещё не совсем полицейский. Я в отряде гражданской обороны и нас берут на патрулирование по нескольку часов в неделю. - для нас это своего рода практика на случай какого-нибудь чрезвычайного происшествия, ну там, скажем, в случае бомбардировки или ещё чего. Но осенью я уже буду сдавать норму по физподготовке для полицейских. Я для этого много тренировался - каждый день ходил в спортзал колледжа.

Малыш всю жизнь, сколько я его помню, мечтал накачать себе стальные бицепсы и стать полицейским.

- А как мама?

- У неё все хорошо. Ты слышал, она снова вышла замуж?

- Да-да, слышал, конечно. Сразу после войны, за какого-то чайника, который работал с ней на авиационном заводе. Надеюсь, она с ним счастлива. Дот со мной жилось не сладко.

- Мама тебя никогда не понимала, - сказал Лоуренс. Голос у него был глубокий и красивый и, прсмотревшись к его глазам, можно было сразу понять, что он уже давно не мальчишка, а мужчина. - Марти, извини что я к тебе зашел так поздно, но я просто прписан к этому участку и... я подумал, ты ещё не спишь.

- Я никогда не ложусь раньше трех-четырех утра. В последнее время я ел какую-то дрянь и у меня что-то нелады с пищеварением. Желудок болит, заснуть не могу... Так говоришь, ты учишься в колледже?

Он кивнул.

- В юридическом. Я хотел пойти работать, а учиться на вечернем, да мама - так здорово! - настояла, чтобы я пошел на дневное.

- А что это ты нацепил самодельный полицейский значок?

Он зарделся.

- Ну, это я подумал, что с ним мне легче будет почувствовать себя полицейским, а когда сдам экзамены - стану настоящим...

- Ты же на стряпчего учишься - зачем тебе становиться полицейским?

Он весело улыбнулся, точно я удачо сострил.

- С фамилией Бонд кем бы я ещё мог стать? Ребята в отделении, кадровые полицейские, спрашивали, не твой ли я родственник.

- На этом участке меня ещё помнят?

- Тебя все помнят.

- А вы... гражданская оборона... находитесь в подчинении у капитана этого участка?

- Нет у нас своя организация. До этого я был приписан к отделению полиции в Бронксе. Но я работаю вместе с кадровыми полицейскими.

- Они тебя не обижают - из-за меня?

Он расстегнул верхнюю пуговицу, сдвинул фуражку на затылок и как ни в чем не бывало ответил:

- Кто может обидеть сына Марти Бонда, самого лучшего полицейского Нью-Йорка? - Твердо и уверенно сказал. Этот паренек, пожалуй, был покрепче, чем казался со стороны. Или просто чокнутым.